«Одни страданья и убытки — повреждены мои пожитки»: как выглядел секс в Средневековье

11 ноября 2022 в 20:00
Фото: HBO
Книгой «Жизнь в средневековом замке» вдохновлялся Джордж Р.Р.Мартин, создавая мир «Игры престолов». Она выходит на русском языке в издательстве «КоЛибри», а мы публикуем фрагмент о том, как был устроен секс в средневековой Европе.

«Куртуазная любовь» (это выражение появилось позднее) оставалась в Средневековье литературным идеалом, но принципы, определявшие отношение к адюльтеру, были явно благоприятны для мужчин. Церковь осуждала прелюбодеяние независимо от пола, но, как правило, короли, графы, бароны и рыцари имели любовниц и множество незаконнорожденных детей (у Генриха I их было двадцать с лишним, у Иоанна — пять, если говорить о тех, кого мы знаем точно). Женская измена — дело другое: неверная жена часто бывала опозорена и отвергнута, а ее любовника калечили или убивали. Прелюбодеяние с женой сеньора рассматривалось как измена. Во Франции при Филиппе Красивом два дворянина, обвиненных в связи с женами королевских сыновей, были оскоплены, привязаны к лошадям, дотащившим их до виселиц, и повешены как «не только прелюбодеи, но и подлые изменники, предавшие своих сеньоров».

Самые чувствительные вопросы чести (как и тот факт, что принималась во внимание исключительно честь мужчины) иллюстрируются двумя случаями, о которых сообщает Матвей Парижский.

Некий рыцарь по имени Годфруа де Милле вошел в дом другого рыцаря, «намереваясь возлечь с его дочерью», но был схвачен с ведома самой дочери, «устрашившейся, что ее сочтут любовницей женатого мужчины», избит и оскоплен.

Вершителей этого наказания, включая отца девушки, приговорили к изгнанию, а их имущество забрали в казну. Трудно сказать, как именно обстояло дело, — возможно, девушка и вправду защищалась от посягательства, — но Матвей Парижский, не колеблясь, называет ее «потаскухой» и «прелюбодейкой», а наказание рыцаря счел «чрезвычайно жестоким деянием… бесчеловечным, безжалостным преступлением». Примерно в то же время «некий видный собою клирик, настоятель богатой церкви», известный тем, что далеко превосходил соседей-рыцарей гостеприимством и пышностью приемов — это всегда ценилось среди аристократов, — был подвергнут такому же обращению за такие же действия. Король, как и Матвей Парижский, был глубоко удручен несчастьем клирика, велел издать указ о том, что оскопить за прелюбодеяние может только муж-рогоносец, чья честь была священной, в отличие от чести отца дамы, семейства или самой дамы.

Напротив, мужчина, покорявший женщину, мог гордиться этим — примером тому служит Гийом IX, дед Алиеноры Аквитанской, сложивший стихи о том, как он притворялся глухонемым и навещал жен «сеньоров Гюарена и Бернара» (неизвестно, существовали ли они на самом деле). Дамы подвергли его испытанию и убедились, что он действительно «нем, подобно камню».

«Сестра, он нем, тут без обмана, —
Элеоноре молвит Анна, —
Нас ванна ждет, затем кровать,
Мы будем весело болтать».
Я в пекле том провел неделю,
В живых оставшись еле-еле.
Я крыл их, извещаю вас,
Сто восемьдесят восемь раз.
Одни страданья и убытки —
Повреждены мои пожитки.
Не назову всех бед своих,
Так тяжко вспоминать о них».

Средневековые люди были далеки от викторианского представления о том, что приличные женщины не должны испытывать сексуального удовольствия. В сексуальном плане мужчины и женщины считались равными — более того, как свидетельствуют стихотворные строки Вильгельма IX, предполагалось, что женщины более чувственны. В фаблио и сатирических произведениях средневековых моралистов женщины постоянно изображаются похотливыми и даже ненасытными.

Автор «Причитаний Мэтью» (XIII век) жалуется, что жена настойчиво требует от него исполнения супружеского долга: «Если же я не исполняю его, ибо утратил былую силу, она таскает меня за волосы».

Возьмем отрывок из толкований на Аристотеля, составленных немецким ученым XIII века Альбертом Великим, — он имел широкое хождение под заглавием «О тайнах женщин». В нем задается вопрос: «Получают ли мужчины большее удовольствие от соития, нежели женщины?» Следует отрицательный ответ. Во-первых, как указывают мудрецы, материя должна обрести форму, и женщина, несовершенное человеческое существо, желает обрести ее вместе с мужчиной, ведь несовершенное естественным образом желает стать совершенным. Итак, женщины получают больше удовольствия и проявляют больше пыла. Во-вторых, экстаз есть признак извержения женского семени во время соития. Двойное наслаждение лучше простого, и если мужчина наслаждается при извержении семени, то женщина — и при извержении, и при принятии. А потому считалось, что любая зачавшая женщина испытала наслаждение в ходе соития, и иск об изнасиловании отвергался, если женщина в итоге оказывалась беременной. Еще одна теория Альберта, также заимствованная у Аристотеля, гласила, что женское семя — menstruum — собирается в лоне, и чем больше его накапливается, тем сильнее удовольствие от сношения. Менструация, в которой видели аналог мужского семяизвержения, периодически приносит облегчение. Таким образом, мужское наслаждение является более острым, зато женское — более длительным. Во время беременности menstruum служит для возникновения и питания зародыша, и женщина, как рассуждали тогда, испытывает наивысшее доступное ей наслаждение. Сексуальные представления, изложенные Альбертом, отражали также презрительное отношение духовенства к женщинам; женское желание сильнее мужского не только по физиологическим причинам, но и из‑за присущей женщине слабости в суждениях и ее несовершенства — низшее желает высшего.

Согласно рыцарским правилам — процитируем «Роман о Розе» XIII столетия, — мужчинам вменялось в обязанность «оказывать почет женщинам… Служите женщинам, если хотите, чтобы к вам относились уважительно».

Мужчина должен был быть галантным, остроумным, воспитанным, говорить мягко и «не делать ничего такого, что может не понравиться» даме. Однако на деле сеньор мог дать пощечину своей жене или даже избить ее.

Как рассказывает Жоффруа де ла Тур, один человек сломал жене нос, поскольку та заговорила с ним при незнакомцах, «так что всю жизнь она ходила со свернутым носом, и это настолько исказило и изуродовало ее лицо, что она стыдилась показывать его, таким безобразным оно стало».

В любом случае куртуазность не приводила к улучшению положения женщины, а, напротив, утверждала ее в роли пассивного объекта. В трактате «О любви» приводится диалог между рыцарем и дамой относительно женщины, которую любили сразу двое, так что она «разделила любовные утехи» для двоих, велев любовникам договориться о том, какую ее часть хочет тот и другой — верхнюю или нижнюю. Вопрос заключался в том, какая часть является наилучшей. Рыцарь настаивал, что удовольствия, доставляемые верхней частью, более возвышенны, ибо не относятся к животным и никогда не бывают утомительны, тогда как «удовольствия, доставляемые нижней частью, быстро утомляют и заставляют раскаиваться». Дама выражала несогласие: «Все, что делают любовники, имеет единственную цель — получить удовольствия от нижней части, ибо там сполна творится суть любви: к ней прежде всего стремятся любовники, без нее, как они считают, можно пройти лишь вступление к любви». Автор трактата встает на сторону рыцаря, но в другом труде, написанном на французском языке, — «Лэ развратника» — приводится иное мнение. Восемь бретонских придворных дам, «мудрых и ученых», задаются вопросом, почему рыцари так любят турниры, поединки и приключения:

«Почто они покрыты славой
И ратной тешатся забавой?
<…>
Почто роскошен их наряд?
Почто нам дарят украшенья,
Где есть богатые каменья?
Почто любезности полны
И злобы всякой лишены?
Почто учтивы с женским полом?»

Поэт дает ответ, несколько раз обыгрывая французское слово con — вульгарное обозначение средоточия «удовольствий от нижней части».

Как бы ни отражались идеи рыцарства и куртуазной любви на хозяйках замков, они немало повлияли, в хорошем и дурном смыслах, на современный этикет, но главное — на понятие романтической любви.

Издательство

«КоЛибри», перевод Владимира Петрова

Расскажите друзьям