Академическая мобильность преподавателей и студентов между российскими и европейскими вузами, возможность признавать дипломы одной страны в других странах — все это про Болонскую систему. И теперь она уходит.
В мае министр науки и образования РФ Валерий Фальков назвал Болонскую систему «прожитым этапом» и заявил о планах ухода России от нее, а Госдума сразу же начала процесс выхода. Оказалось, Россию и Беларусь исключили из Болонского процесса еще в апреле. В ответ российские власти решили развивать собственную — «уникальную» — модель высшего образования. Пока подробностей о том, как будут реформировать российскую образовательную систему, немного.
Значит ли это, что студенты больше не смогут учиться по обмену, можно ли будет перевестись в европейский вуз, как изменятся университетские программы? «Афиша Daily» поговорила с экспертами о том, как отказ от Болонской системы повлияет на российскую систему образования.
Что ждет российское образование после отмены Болонской системы
Специалистка по международному образованию (Оксфордский университет, Британия), создательница и ведущая подкаста «А меня возьмут?» про возможности учебы и работы за границей
«Заявление министра образования о том, что «Болонская система — это прожитый этап», вызвало немало дискуссий о будущем российского образования. Я попробую ответить на несколько важных вопросов о дальнейшем развитии российского образования, но стоит учитывать, что сейчас очень сложно делать точные прогнозы. Зачастую за высказываниями в пользу или против чего‑то не следует конкретных действий, поэтому у развития российского образования в или вне Болонской системы может быть несколько сценариев.
Для чего нам вообще была нужна Болонская система? В начале нулевых перед российским высшим образованием стояло две задачи: повысить конкурентоспособность и качества высшего образования и найти пути сотрудничества в образовательной среде. Во многом это и стало основными предпосылками вступления России в Болонскую систему.
Тем самым России удалось выйти из образовательно-культурной изоляции и получить доступ к международному образовательному полю. Благодаря Болонскому процессу удалось изменить образовательную политику, которая фактически осуществлялась только на национальном уровне, а также структуру высшего образования, наполнить ее новыми возможностями для студентов и преподавателей.
Например, программы мобильности как один из ключевых элементов реформ имели важное значение, так как они позволяли студентам и преподавателям получить опыт обучения или преподавания за рубежом в одном из университетов стран — участниц Болонских соглашений. Или переход с программ специалитета на двухступенчатую систему бакалавриата/магистратуры позволил сделать систему более гибкой, хотя с реализацией получилось все не так гладко, как задумывалось, за что многие и ругают бакалавриат или Болонскую систему в целом (не понимая, что Болонская система — это не только про бакалавриат).
Переход на бакалавриат и магистратуру — это только часть реформ. Болонские соглашения также подразумевали унификацию системы оценивания, создания единого механизма признания дипломов. Фактически все это делалось для того, чтобы образовательные программы в университетах становились более мобильными.
Допустим, захотелось студенту в бакалавриате съездить по обмену. Благодаря Болонской системе трудностей с перезачетом предметов стало намного меньше. Захотелось поступить потом в магистратуру куда‑то в европейский университет? У российского вуза есть возможность сделать специальное приложение к диплому, благодаря которому бюрократический процесс подачи становится значительно проще. Поэтому основной принцип здесь — создание международного образовательного пространства. Для обмена знаниями, идеями, накопленным научным капиталом и повышения академической мобильности.
Если рассматривать последствия выхода России из Болонской системы, я бы обратила внимания на два компонента: бюрократический и идейный. Начнем с бюрократического. Последние двадцать лет система российского образования перестраивалась на принципы болонских стандартов. Это означает, что все учебные программы пришлось переписывать или заново создавать.
Учитывая неповоротливость и зачастую негибкость российской системы образования, это будет создавать дополнительные сложности в организации учебного процесса.
Другой вопрос — что делать со студентами, которые обучаются на текущих программах? Будут ли эти программы пересматриваться и как будет выглядеть этот процесс? Пока остается непонятным, будут ли пересматриваться переход к какой‑либо альтернативной системе высшего образования и сокращение программ бакалавриата (хочется верить, что нет, потому что в большинстве стран системы высшего образования во многом построены на программах бакалавриата и магистратуры и без Болонского процесса). Возможно, изменения коснутся только отмены системы кредитов и ограничения контактов с вузами-партнерами в рамках Болонского процесса. За этим нужно будет следить.
Второй элемент — идейный. Комментарий о выходе из Болонской системы можно было бы расценивать как еще один шаг в сторону дальнейшей изоляции российских университетов. За последние несколько месяцев тенденции к изоляции российских университетов можно наблюдать со многих сторон, хотя бы взять в пример отмену учета научных статей в международных базах Web of Science/Scopus. Недавнее заявление от Минобрнауки о рекомендации вузам отказаться от программы обмена Erasmus+ — еще одно подтверждение.
Что следует ожидать и как жить дальше? Во-первых, программ академической мобильности может стать действительно меньше. Болонская система помогала во многом облегчить студенческие обмены в рамках программ бакалавриата/магистратуры. Возможно, отдельные университеты в России будут пытаться организовать программы академической мобильности самостоятельно, с новыми соглашениями и вузами-партнерами. Но как это будет выглядеть на практике — остается пока неизвестно.
Подаваться на образовательные программы в зарубежные университеты можно будет как и прежде, в этом у меня сомнений нет. Возможно, будет больше административных шагов в признании российских дипломов, но опять-таки хочется верить, что со временем будет выработан механизм приема документов российских студентов».
Как построить научную карьеру вне Болонской системы
«Как правило, человек не может участвовать в Болонском процессе, если у него нет двух ступеней образования. Но есть достаточно большое количество ученых, у которых есть две ступени, но они не являются участниками Болонского процесса. Две ступени (бакалавриат и магистратура) — это абсолютная международная норма на сегодняшний день. Болонская система и двухступенчатая система с бакалавром-магистром — это две разные вещи.
Могу повторить тезис о том, что Китай, Корея, Япония, Канада, США не в этом «процессе». И это европейская тема. Можно быть успешным ученым — как я — и ни разу не поучаствовать в «процессе».
Канада и Китай — те страны, где я училась — не являются членами этого European Higher Education Area. На стажировки в Европу я никогда не ездила. Ну и мне кажется, что это показательно. Это тема про «окно в Европу» и про евроинтеграцию, не про мир и не про международное образование/науку».
Что ждет творческие вузы
Руководительница направлений «Иллюстрация» и «Комикс» в Школе дизайна НИУ ВШЭ, переводчица и исследовательница графических нарративов, кураторка и художница
«Идеологически выход из Болонской системы, как и многие другие процессы, конечно, раздражает. На практике меня, как руководительницу двух направлений, все это не слишком пугает.
Школа дизайна — вуз творческий и, самое главное, заинтересованный в росте. У нас просто не бывает такого, чтобы программа была написана единожды, а затем десятилетиями оставалась без изменений, — мы работаем с областями, которые развиваются слишком быстро.
Десять лет назад еще не был актуален дизайн приложений, AR-иллюстрация или веб-комикс, но сейчас мы не можем их игнорировать. Так что на наших направлениях мы добровольно вносим правки в учебную программу каждый год с учетом того, как прошел предыдущий: какие‑то программы «встают», какие‑то, оказывается, нужно подвинуть, какие‑то убрать вовсе. Поэтому перспектива переписывать учебную программу концептуально для нас не нова.
Конечно, тревожит характер грядущих изменений, потому что данных никаких нет, и не то чтобы мы любим сюрпризы. Если нас переведут, например, на специалитет, это будет означать, что наконец-то я смогу добавить те дисциплины, которые в четыре года не умещались.
Возможно, удастся делать какие‑то более масштабные проекты; резиденции, экспедиции. Серьезно, я найду чем занять студентов еще один год. Главное, чтобы не сделали меньше четырех и не ввели миллион новых обязательных предметов вроде религиоведения и начал математического анализа (я к ним хорошо отношусь, если что, но иногда список обязательных предметов для иллюстраторов и комиксистов вызывает недоумение: хорошо, философия, но почему ОБЖ?!)
Что касается доступности международного комьюнити, то в нашем случае оно обеспечивается все же в меньшей степени образовательными программами и в большей — конкурсами, выставками и конференциями
В этом поле наши студенты, конечно, испытывают сейчас некоторые трудности, но большая часть классных институций нормально относится к частным лицам, подающим свои работы. Часто — лучше, чем к организациям. Поэтому нет, технически выход из Болонской системы меня не очень пугает, это просто рабочий процесс».