Женщины, пережившие «обрезание»: история Джавгарат

НАСИЛИЕ — НЕ ТРАДИЦИЯ

Джавгарат

Россия, Дагестан

47 лет

Джавгарат (имя изменено по просьбе героини) родилась в Чародинском районе Республики Дагестан. Она не помнит, как ей провели FGM: она была совсем маленькой, когда ей пришлось пройти через клиторэктомию, первый тип калечащей операции. Также «Афиша Daily» совместно с экспертками из «Правовой инициативы» приводит семь шагов, которые помогут России в борьбе с калечащими операциями.

Героиня отказалась от любых видов съемки из соображений анонимности

«Женское обрезание» — распространенная некорректная формулировка, от которой постепенно отказываются во всем мире, чтобы не приравнивать увечья женских половых органов к безопасной процедуре «мужского обрезания». Мы используем неккоректный, но популярный термин «обрезание» в заголовке, чтобы привлечь внимание общественности к этой проблеме.

Я родилась в селе с населением 15 тысяч человек (героиня имеет в виду численность населения района. — Прим.ред.). Мои родители были земледельцами и животноводами. Исповедовали ислам, но не были слишком религиозны  — не помню, чтобы мы соблюдали намаз (ежедневная молитва. — Прим. ред.). Я узнала о том, что мне удалили клитор, только в 42 года. Это известие стало для меня настоящим ударом и психологической травмой, оно навсегда изменило мою жизнь.

На протяжении своего замужества я догадывалась, что что-то не так: половой акт был болезненным и часто заканчивался кровотечением. В первые разы я советовалась с мамой, но она утверждала, что это нормально. Удовольствие от секса я не получала никогда: не понимала, почему женщины в эротических фильмах стонут,  — мне было интересно, зачем они так делают. Учитывая регион, в котором я проживаю, обсудить это было не с кем. Потом была беременность и мучительные роды, во время которых мое влагалище разрезали. Не знаю, связано ли это с калечащей операцией, но в нашем роддоме резали почти всех.

Иногда я обсуждала нашу половую жизнь с мужем  — он говорил, что в постели я лежу как бревно, без эмоций. Я ужасно комплексовала и в 42 года решилась пойти к гинекологу с этим вопросом. Она мне рассказала, что я прошла через клиторэктомию. От ужаса меня замутило. Я не помнила о самой операции, из чего сделала вывод, что она произошла, когда я была младенцем, — в год или два от роду. Родители уже умерли, поэтому спросить мне было некого. Я поспешила домой — поделиться горем с мужем. Он удивился, что я впервые услышала об особенностях своей вульвы. По его словам, он всегда понимал, чем я отличаюсь от других женщин, и воспользовался моментом, чтобы сообщить мне о своей любовнице, с которой ему хорошо в постели. С мужем я развелась, а чувство собственной неполноценности усилилось.

До этого фатального похода к гинекологу я не знала о существовании калечащих операций. Представляете, у меня трое детей  — два сына и одна дочь, — но ни один врач мне об этом не рассказывал, и в нашем обществе этот вопрос совершенно не обсуждается. Я начала искать информацию, читать о таких операциях в СМИ. Из этих материалов у меня сложилось впечатление, что калечащие операции случаются в основном в Африке. Я понимала, что их проводят и у нас, но никогда ни с кем не обсуждала эту тему — уверена, если бы заикнулась, то услышала бы: «Джавгарат, да ты сошла с ума!» Из отрывочных слухов и неполной информации о ситуации в регионе у меня создалась следующая картинка: будто раньше операцию женщинам делали, чтобы они «не мучались», когда мужчины уходили на войну. А потом эта традиция укоренилась, и их стали проводить по накатанной, мол, «это делали моей бабушке, моей маме и мне, а теперь надо сделать и дочери». Мне кажется, что мнение сельчан и городских жителей о калечащих операциях разнится: вторые относятся к ним хуже. Еще как-то я услышала, что операцию проводят девочке из села, когда она уезжает учиться в город, чтобы «не загуляла». Но чаще, насколько я понимаю, это делают девочкам при рождении или когда им исполняется семь лет.

Не знаю, как сложились бы мое замужество и моя жизнь, если бы мне не удалили клитор: мне не с чем сравнить, а представить сложно. Моя дочь не прошла через операцию  — я не признаю традиции, которые калечат людей и их судьбы. Если я когда-нибудь стану свидетелем подобной ситуации или узнаю, что операция планируется, то буду всеми силами убеждать родителей, отдавших свое дитя палачу, не делать этого. Свою историю я рассказываю, чтобы показать, какое это издевательство над женщиной. Надеюсь, это кого-то переубедит. Хотя, глядя на реальность, в которой мы живем, понимаю, что вряд ли. Но сдаваться нельзя.

Героиня отказалась позировать и комментировать предметы из соображений анонимности. Это постановочная съемка, основанная на знании об увлеченности Джавгарат вязанием.

Законодательство против FGM

Россия, Дагестан

В России ежегодно минимум 1240 россиянок подвергаются увечьям половых органов. Калечащие операции практикуются в Дагестане, Чечне и Ингушетии, также известен случай в Алтайском крае. Кроме того, есть исследования, утверждающие, что инфибуляция проводилась в христианской секте скопцов, проживавшей в Центральной России: в Орловской, Тамбовской и Курской областях, а также в Сибири. Существует ли эта секта сегодня и практикует ли калечащие операции, точно неизвестно. В России известны случаи первого и второго типа FGM. Девочек чаще калечат в возрасте до трех лет, но известны истории женщин, которым нанесли увечья и после восемнадцати лет.

В стране нет специальной анти-FGM-статьи в Уголовном кодексе. Россия ратифицировала (придала юридическую силу. — Прим. ред.) такие ключевые для искоренения практики калечащих операций на женских половых органах международные документы, как Конвенцию против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, Конвенцию о правах ребенка и Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин. Россия — одна из двух стран в Совете Европы, которая не ратифицировала и не подписала важнейшую в борьбе с гендерным насилием Стамбульскую конвенцию.

Нажмите, чтобы открыть текст целиком


«Мне и в голову не могло прийти, что на территории современной России девочкам делают калечащие операции на половых органах без каких-либо медицинских оснований», — такую реакцию я встречала не раз, работая с темой FGM», — рассказывает Саида Сиражудинова, кандидатка политических наук и президентка Центра исследований глобальных вопросов современности и региональных проблем. Экспертов и НКО, исследующих проблему калечащих операций в России, практически нет. «Власти и правозащитные организации не уделяют проблеме должного внимания, потому что считают ее локальной, а не повсеместной. С одной стороны — да, не все жители Северного Кавказа практикуют калечащие операции, но с другой — внутри республик существуют населенные пункты, где практика распространена тотально. Это не единичные случаи, а тысячи пострадавших девочек ежегодно», — объясняет Саида Сиражудинова.

Впервые о FGM в России заговорили только в 2016 году: главная редакторка портала о положении женщин на Северном Кавказе «Даптар» Светлана Анохина опубликовала расследование, а Саида Сиражудинова и Юлия Антонова из НКО «Правовая инициатива» выпустили первый доклад о калечащих операциях в Дагестане. Данных о практикующих калечащие операции общинах в Дагестане больше, чем информации об Ингушетии и Чечне. В 7 из 41 района Республики Дагестан практика распространена повсеместно или частично. В западной части республики калечащие операции встречаются чаще. В Ботлихском и Цунтинском районах почти все женщины и девочки прошли через FGM (90 — 100%), в Тляратинском — 50%, в Цумадинском и Кизлярском процент падает до 25%. Редкие следы практики встречаются в Кизилюртовском и Тарумовском районах. Цунтинский район — с наибольшим количеством женщин, пострадавших от калечащих операций, — граничит с Грузией; районы с меньшим числом пострадавших граничат с Азербайджаном и Грузией, республиками Чечня и Калмыкия.

По словам Саиды Сиражудиновой, представители практикующих сообществ путаются в объяснениях, почему они проводят такие операции: «В первую очередь ссылаются на религию, но не могут сказать, какое конкретно положение они соблюдают. Потом встречается аргумент, что «мы делаем это как представители нашего народа». То есть это желание самоутвердиться и подчеркнуть принадлежность к группе. Третья причина — контроль над сексуальностью женщины, мол, «чтобы не гуляла». Семья считает, что так она оберегает свой род от позора».

Все респондентки этого текста также говорят о табуированности темы насилия над женщинами в целом и калечащих операций в частности. «Большинство жительниц Республики Дагестан боятся осуждения со стороны своего сообщества и часто отказываются обсуждать насилие даже с работницами НКО или медицинскими работниками. Сами врачи не доверяют своим же коллегам. Например, во время работы «Правовой инициативы» с одной из экспертных групп в Дагестане гинеколог с тридцатилетним стажем сказала, что не встречала в практике случаев изнасилования. А в неформальной обстановке рассказала об обратном», — делится Юлия Антонова, юристка «Правовой инициативы».

«Родовые и семейные связи на Кавказе очень развиты. Врач не обращается в полицию, потому что боится, что родственники пострадавшей скажут: «Почему ты так сделала? У нее что, нет мужчин, которые могут ее защитить?» В Дагестане система защиты, как правило, работает так: родственники по мужской линии отвечают за жизнь женщины. В том числе и за то, как именно разбираться с любым фактом насилия над ней — официально или нет. Врачи боятся, что родственники женщины предъявят претензии им или их семьям, если они публично заговорят об изнасиловании пациентки. Да и сами потерпевшие будут рассказывать что угодно, чтобы скрыть «позор»: что напоролись на стол, на дерево, например», — рассказывает Юлия Антонова.

Поскольку специальной анти-FGM-статьи в российском УК нет, наказать практикующих калечащие операции без добровольного согласия женщин и девочек можно только по статье 111 УК (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью) или статье 115 УК (умышленное причинение легкого вреда здоровью). По словам юристки «Правовой инициативы» Татьяны Саввиной, вероятность, что без специального закона операция будет квалифицирована как тяжкий вред, невелика. Она объяснила, что степень тяжести определяется медицинскими критериями, утвержденными приказом Минздравсоцразвития, а калечащие операции в них не упоминаются: «Даже в случае полного удаления клитора не факт, что дело заведут по статье о тяжком вреде, ведь повреждения клитора в официальных медицинских критериях не фигурируют».

Татьяна Саввина отметила, что FGM также подпадает под категорию преступления, совершенного по мотивам ненависти или вражды в отношении социальной группы — женщин, принадлежащих к общинам, где практикуют калечащие операции (пункт «е», часть 2 статьи 111, пункт «б», часть 2 статьи 115 УК). Такие увечья могут также рассматриваться как «иные действия сексуального характера», совершаемые с применением насилия к потерпевшей или с использованием беспомощного состояния несовершеннолетней потерпевшей (примечание к статье 131 УК).

В 2016 году в России была предпринята попытка внести специальные анти-FGM-поправки в УК. С инициативой законопроекта выступила депутатка Госдумы Мария Максакова-Игенбергс. Она предложила расширить 136-ю статью УК — нарушение равенства прав и свобод человека — и ввести наказание сроком от 5 до 7 лет лишения свободы за «дискриминацию, совершенную в отношении женщины по религиозным мотивам и выраженную в частичном или полном удалении внешних гениталий» и от 7 до 10 лет за «дискриминацию, совершенную в отношении несовершеннолетней». Но законопроект так и не был принят.

«Депутат Мария Маскакова-Игенбергс потом в Думу не переизбиралась, и о законопроекте забыли. Никаких чтений не было, все так и осталось на уровне инициативы, да еще и не самой проработанной. Законопроект был разработан на скорую руку на фоне шума после выхода нашего первого доклада в 2016 году. Когда обсуждение спало, законопроект забросили. И больше никто этим не занимался», — рассказала Юлия Антонова.

До мая 2020 года в России не было заведено ни одного уголовного дела по факту проведения калечащих операций. Но в этом году такой прецедент случился. 21 июня 2019 года жительница Грозного, Чеченской Республики, отправила дочку и сына в столицу Республики Ингушетия, в город Магас, погостить у отца, с которым она много лет была в разводе. В Магасе новая жена отца отвела девятилетнюю падчерицу в клинику «Айболит», а детский гинеколог Изаня Нальгиева провела клиторэктомию против воли девочки и без присутствия законных представителей. «Отец ребенка и гинеколог принадлежат к братству баталхаджинцев (баталхаджинцами, или белхароевцами, называют членов братства Батала Хаджи — ингушского шейха. — Прим. ред.), где практика распространена повсеместно и обязательна. Мама же девочки не из этого клана, но когда она выходила замуж за этого мужчину, ее также заставили пройти через калечащую операцию», — рассказывает о деталях происшествия юристка Татьяна Саввина.

В отношении врача было возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 115 УК: «Умышленное причинение легкого вреда здоровью». Изане Нальгиевой грозит штраф до 40 тысяч рублей, обязательные или исправительные работы, арест на срок до четырех месяцев. Сейчас дело рассматривается в суде.

В отношении клиники «Айболит» Назрановский межрайонный следственный отдел отказался возбуждать уголовное дело, сославшись на отсутствие факта преступления. Татьяна Саввина считает, что проверка клиники не была проведена надлежащим образом и кажется ей отпиской. «В постановлении говорится, что в 2020 году услуг по детской гинекологии в клинике не оказывали. Но что насчет всех предыдущих годов и в особенности 2019 года, когда девятилетней девочке сделали операцию? Следователи не проверяли данные за все годы. Защита девочки планирует обжаловать это решение. Недопустимо рассматривать FGM как легкий вред здоровью и при этом не привлечь к ответственности ни отца девочки, по чьей инициативе была проведена операция, ни мачеху, которая привела ребенка и силой удерживала девочку во время операции, ни руководство клиники «Айболит», в которой официально оказывались такие услуги», — говорит Саввина. Как показывает дело девочки из Ингушетии, следственные органы квалифицируют калечащие операции на женских половых органах как «рану, заживающую в течении 21 дня», то есть легкий вред здоровью.

«Стратегия защиты девочки в этом деле — добиться наказания всех виновных, включая соучастников и пособников. Помогать максимальному обсуждению проблемы и выработке конкретных шагов по ее искоренению. Сейчас очень важно максимально способствовать обращению такого рода потерпевших в правоохранительные органы. При наличии стратегического дела можно попытаться исчерпать средства внутренней защиты, а затем обратиться в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ). Крайне важно заявить о проблеме, добиться компенсации для потерпевших и осуждения позиции государства от ЕСПЧ. А также предписаний для изменения российского законодательства. Это могло бы повысить шансы на решение проблемы в России», — объясняет юристка Юлия Антонова.

Благодаря появлению первого уголовного дела, тема калечащих операций в 2020 году вновь появилась в новостной повестке, и общественное внимание к ней возросло. В августе официальную позицию по вопросу впервые выразил муфтият Дагестана, выпустив фетву (в исламском праве разъяснение проблемы или ответ на вопрос религиозно-правового характера, который дает муфтий, факих или алим. — Прим. ред.). Согласно фетве, исламские богословы «не подразумевают под женским обрезанием «ни клиторидэктомию (синоним клиторэктомии. — Прим. ред.) — удаление клитора, ни удаление больших или малых половых губ, ни тем более инфибуляцию», а имеет в виду «удаление небольшой частички клиторального капюшона (крайняя плоть у женщин), который находится над клитором (пунктуация и типология процитированы из фетвы. — Прим. ред.. В муфтияте указали, что такая процедура называется «худэктомией» и «делается, только если у женщины есть лишняя кожа вокруг клитора» (крайне редко встречающаяся особенность строения клитора, которая по медицинским показаниям не требует хирургического вмешательства. — Прим. ред.).

В «Правовой инициативе» оценивают эту фетву как неоднозначную. «С одной стороны, она запрещает делать калечащие операции первого, второго и третьего типов, но фактически разрешает четвертый, к которому относятся остальные калечащие процедуры, такие как прокалывание, надрезы, прижигание и другие. Позиция ООН, ВОЗ, Европейского суда по правам человека, Минздрава России однозначна: все типы FGM должны быть запрещены и нарушают права на здоровье и свободу от пыток», — объяснила Татьяна Саввина.

Она добавила, что «удаление лишней кожи вокруг клитора» — это процедура эстетическая, которая проводится без медицинских показаний, как правило, из-за возрастных изменений или после родов. «Фетва не разграничивает детей и взрослых и по факту не запрещает четвертый тип калечащих операций, оставляя возможность для будущих преступлений в отношении девочек и женщин», — заключила экспертка.

Все опрошенные авторками российские эксперты отмечали отсутствие заинтересованности государственных представителей в искоренении калечащих операций и широком обмене опытом с международными организациями, но в этом году произошло позитивное событие. 29 сентября прошла первая конференция в России на тему FGM под названием «Проблема калечащих операций на половых органах у девочек и женщин в России. Чему научил кейс с ингушской девочкой?». На этой площадке специалисты пообщались с представителем международной организации Equality Now, совместно разобрали российский кейс и наладили контакт для общения по юридическим аспектам проблемы калечащих операций в мире. Однако участниками встречи с российской стороны стали только эксперты НКО «Правовая инициатива», гинеколог из Ингушетии, антрополог и исламовед — других общественных акторов на конференции не было.

Семь инициатив, которые могли бы помочь в борьбе с калечащими операциями в России

1

Специальная анти-FGM-поправка в УК России

Юлия Антонова:

«В России правовая система кодифицированная (кодекс объединяет все законы в каждой области права: уголовной, гражданской и других. — Прим. ред.), и у нас целесообразнее ввести новую статью в УК, криминализирующую все типы калечащих операций. При разработке законопроекта важно опираться на существующий международный опыт. Наказанию должны подвергаться все: исполнители, соучастники и пособники подобной практики. Конечно, в процессе работы думских комиссий, какой бы полной поправка ни была, она может быть сильно урезана. Но здесь важна политическая воля. Факт введения новой нормы заявил бы, что государство осуждает калечащие операции и криминализирует их. Дальше можно работать в сторону ее совершенствования».

Саида Сиражудинова:

«Я столкнулась с собственной беспомощностью в общении с матерями, которые планировали провести операцию дочерям. В ответ на мои аргументы, что это уголовно наказуемо, они говорили, что живут в обществе с такими традициями и до сих пор операция не преследовалась законом. «Если закон это запрещает, почему же до сих пор ни один человек не был наказан?» — спрашивали они. Без специальной поправки безнаказанность ощущают не только родители, но и врачи, которые соглашаются на такие операции. Необходимость принятия правовых мер неоспорима».

2

Обязательная отчетность медицинских работников и учителей в правоохранительные органы о случаях FGM

Юлия Антонова:

«Важный шаг для искоренения проблемы — обязательства для медицинских и социальных работников, учителей по сообщению о случаях FGM в правоохранительные органы, как это происходит, например, в Великобритании и Германии».

3

Специальный указ или распоряжение Минздрава о запрете калечащих операций

Юлия Антонова:

«Публикация специального распоряжения с осуждением и запретом проведения калечащих операций, как это было сделано, например, в Шри-Ланке, могла бы позитивно повлиять на ситуацию. Сейчас у нас есть первое уголовное дело, но пока ни уполномоченный по правам человека, ни уполномоченный по правам ребенка, никакие официальные лица не выступили с комментариями, осуждающими насилие в отношении детей. У нас в стране активная пропаганда семейных ценностей, а ребенка тем временем подвергают калечащей операции, и почти никаких реакций от официальных лиц. Пусть это не президентская воля, но хотя бы Минздрава. Это был бы важный шаг к работе с проблемой».

4

Инициативы местных властей республик для просветительской деятельности по вопросам FGM

Юлия Антонова:

«Желательно, чтобы Минздравы в Дагестане, Ингушетии и Чечне и уполномоченные по правам человека и правам ребенка участвовали в просветительских программах на тему FGM. Нам важны партнеры в этих районах — школы, колледжи, вузы. Мы можем также предложить вариант информационной кампании против насилия среди населения и включить туда тему калечащих операций. Кроме работы с населением и ключевыми профессионалами в образовательных учреждениях важно учитывать опыт, например, Германии, где тема FGM вошла в список экзаменационных вопросов для медицинских работников. Даже если этого вопроса не будет в российской экзаменационной программе, если об этом будут рассказывать на медицинских факультетах страны — уже хорошо. Большим шагом могла бы стать разработка в партнерстве с Минздравом брошюры с рекомендациями по работе врачей с потерпевшими от калечащих операций».

5

Инициатива Stop FGM Passport в России

Юлия Антонова:

«В России калечащие операции проводятся на территории страны и нет тренда увозить девочек для операции за границу, но такой информационный «паспорт» мог бы повысить осведомленность и стать напоминанием о юридических последствиях калечащих операций. Мы могли бы хоть сейчас, без специальных поправок в УК, ее реализовать. Но для реализации нужны сильные партнеры среди НКО и государственных структур на местах. Мы не можем найти партнеров, готовых работать с темой калечащих операций».

6

Комплексная профессиональная помощь для женщин, которые прошли через калечащие операции

Юлия Антонова:

«В странах ЕС существует несколько специальных клиник по работе с женщинами, которые испытывают негативные физические и психологические последствия калечащей операции. Можно было бы сделать такой пилотный проект и в Дагестане на базе гинекологического отделения. Даже один подготовленный врач мог бы наладить помощь для пострадавших и собрать эмпирическую базу. Он же мог бы сотрудничать с правозащитными организациями для оказания юридической и психологической помощи женщинам».

7

Рассказывать истории пострадавших женщин через СМИ и НКО

Саида Сиражудинова:

«В нашем информационном пространстве не наберется и пяти голосов женщин, поделившихся своим опытом калечащей операции. Есть наши исследовательские интервью, а историй, рассказанных самими пострадавшими, практически нет. Во многих странах женщины сами начали рассказывать о травматичном опыте, становиться активистками и акторами движения против FGM. У нас в стране такого нет, а большинство тех, кто все-таки говорит о проблеме, делают это анонимно. Это говорит об уровне поддержки практики, боязни выступить против своей общины, доверия к НКО, правовой системе, экспертам. Если бы таких голосов, даже анонимных, было больше, это помогло бы разбить ледяное молчание вокруг темы калечащих операций на женских половых органах».

ИСТОРИИ ЖЕНЩИН ИЗ ДРУГИХ СТРАН

Аша Исмаил

Сомали • Кения • Испания

Бинта Фатти

Гамбия • Германия

Тасним Перри

Шри-Ланка • Великобритания

Рене Бергстром

США, Южная Дакота, Миннесота

Расскажите друзьям