«В половине проб нашли взрывчатое вещество»: что Гринпис узнал из экспедиции в Норильск

Об аварии на ТЭЦ-3 я узнала из видеосообщения местных жителей. На нем было видно покрасневшую воду. Местные предположили, что течение несет ее в сторону озера Пясино, где водится рыба, и дальше в Карское море. Мы попытались разобраться, что произошло, но информация в СМИ появилась только через несколько дней.

Мы поехали в Норильск, чтобы проверить ликвидацию аварии, когда закончится основной этап уборки. 16 июня губернатор Красноярского края Александр Усс сказал, что убрано около 90% топлива (разлив произошел 29 мая. — Прим. ред.). Это показалось странным: убрать разлив нефтепродуктов полностью почти невозможно, отходы попадают в грунт и почву.

«Новая газета» приехала в Норильск раньше нас и активно искала возможность выйти на реку. Озеро Пясино очень мелкое, и из‑за его особенностей только местные жители плавают там на лодках. Мы хотели попасть туда с их помощью, но никто не согласился отправиться с нами. «Новая газета» нашла транспорт, которым можно было туда попасть, мы решили присоединиться, у нас было всего три дня, чтобы собраться. Мы предварительно договорились с независимой лабораторией. Оттуда взяли специальные емкости для отбора проб и прибор для отбора донных отложений. Заранее составили примерный маршрут и взяли защитные костюмы, которые нужны для работы на загрязненных территориях. Выехали в Норильск ночью с 21 на 22 июня.

Коллеги из «Новой газеты» неделю не могли выйти на реку — все договоренности насчет транспорта срывались в последнюю минуту. Их три раза задерживали за нарушение карантина, пока они не добились указа от губернатора, что журналисты могут передвигаться по Норильску без соблюдения карантина в течение двух недель по приезде.

В первый день мы готовились к выходу на реку. Утром 23 июня у нас было два судна на воздушной подушке, пять человек и капитаны. Мы хотели выйти в озеро Пясино и оттуда дойти до рыбацкой стоянки «Кресты». Но на причале к нам подошли два сотрудника транспортной полиции в штатском и увели капитанов для проверки документов. Пытались выяснить, кто мы, откуда знаем их и сколько платим. Еще спросили, с какого берега мы приплыли, и просили написать какую‑то объяснительную. Хотя сотрудник транспортной компании сказал, что есть все необходимые документы.

Капитанов задержали на шесть часов, и пришлось идти ночью с другого причала, выключив телефоны, пересаживаясь по дороге из машины в машину. Когда добрались до «Крестов», то пообщались с рыбаками. Они сказали, что рыбы нет уже две недели. Про разлив они узнали случайно: от проезжающих мимо людей. Не было никаких официальных оповещений. А две недели назад их рыболовная сеть была в мазуте, но пятен топлива они не видели. Мы проверили около пяти сетей, поставленных сутки назад, и все они были пустые.

На обратном пути мы остановились в пустующей избе. Капитан сказал, что знаком с хозяином и мы можем переночевать там. Утром проснулись от шума вертолета. Один из прилетевших людей представился «общественностью», но потом местные жители опознали в нем «Сашку фээсбэшника». Еще там был представитель службы безопасности «Норникеля» с фотоаппаратом, который говорил, что он «пенсионер-любитель». Эта группа людей сначала искала нашего капитана, а потом решила забрать топливо с судна, ключи зажигания и канистры около рыбацкой точки (они были не наши). Мы чудом сохранили одну. Человек, представившийся «общественностью», снимал все на телефон.

Из Норильска удалось улететь только с четвертого раза. На следующий день после первой попытки мы зафиксировали сброс производственных отходов с Талнахской обогатительной фабрики.

Вместе с бывшим сотрудником Роспотребнадзора, который отлично знает про нарушения в окрестностях, мы добрались до этого сброса через тундру: засняли его, выложили в интернет и вызвали МЧС, полицию и Роспотребнадзор.

Туда приехала делегация из людей и служба безопасности «Норникеля», которая на глазах у полиции демонтировала трубы, по которым сливали отходы. После этого вопрос с пробами стал решаться: нам сказали, что никто не должен согласовывать вывоз проб. Сотрудники аэропорта проверили пробы на спектрометре: в половине нашли взрывчатое вещество и серу (это была почва и вода из реки). Мы отправили их транспортной компанией, вывозящей опасные грузы. Какое‑то время они были вне нашего контроля.

Тех, кто живет в Норильске, это касается уже давно. Эта крупная авария попала в информационное поле, но они случаются там постоянно: мы «живем на материке» и не узнаем о них. Информация скрывается, люди зависят от «Норникеля» и не готовы рассказывать, что происходит. Многие производственные объекты сейчас в изношенном и аварийном состоянии. Компания не вкладывает достаточно средств в оборудование и работу в сложных климатических условиях. Сейчас риски возрастают из‑за экстремальных погодных явлений, необходимо наоборот вкладываться в безопасность такого производства и десять раз подумать, стоит ли вообще размещать его в этих широтах.

Хотя «Норникель» и заявил нам, что это «их территория, а не природы», а на вопрос о резком запахе химикатов ответил, что «тундра тоже пахнет», но выбросы попадают в Карское море и в Северный Ледовитый океан. Это происходит не только в Норильске, но у «Норникеля» вопиющая ситуация: компания не считается с экологическими стандартами и максимально использует ресурсы на скрытие нарушений.

Полностью убрать нефтепродукты, попавшие в почву и водные объекты, невозможно. Ограждения поставили только на третий день после аварии, а у реки очень быстрое течение. Скорее всего, топливо унесло достаточно далеко. Какое‑то количество воды и грунта удалось собрать, но точно не 90% — это технологически невозможно.

Есть методика расчета ущерба для окружающей среды, по которой компании должны платить деньги за то, что не могут ликвидировать. Но вопрос должен ставиться не так: вы нанесли огромный ущерб экосистеме, и нужно восстановить, например, рыбные ресурсы. И не просто выпустить какое‑то количество мальков в реку, откуда ушла рыба, а восстановить ее — чтобы рыба снова могла обитать там. А это намного сложнее и дольше, чем откупиться деньгами за нанесенный ущерб. Без этого нельзя сказать, что вина заглажена.

Виновные пока не наказаны, потому что это руководство компании и то, как устроено само производство. У этих людей есть большие связи и ресурсы, чтобы скрыть информацию и заставить отчитываться тех, кто виноват в меньшей степени.