Москвичи вспоминают свою юность и клубы, в которые ходили 20, 10 и 5 лет назад

Фотографии:
Олег Лозин
Интервью:
Алиса По
17 ноября 2017 в 17:52
Фотография: Из личного архива Ирины Нафеевы-Гурман
На Москву можно посмотреть как на город умерших ночных клубов и распавшихся кружков друзей. «Афиша Daily» вместе с платформой TBRG Open решила собрать такую человеческую археологию, опросив представителей нескольких поколений московских клубов.

Арт-директор Meat Puppets Bar & Meatarea Евгений Гончаров

Вспоминает бар «Серна», куда ходил в 1998–2000 годах

На фотографии 1999 года: Никита Рыжий, Паша Скин, Игорь Медведь и Евгений Гончаров. На фотографии 2017 года: Гончаров (крайний справа) с коллегами по бару Meat Puppets

«В 1998 году я был двадцатилетним студентом, меломаном и тусовщиком c определенным стажем хождения по всяким «Птючам» и рок-концертам альтернативных рок-групп вроде «Кирпичей», I.F.K, Crocodile T.X. или Thaivox. Летом этого самого 1998 года в моей квартире зазвонил домашний телефон — до появления сотового оставалась пара лет, — на другом конце была моя подруга, звонившая из автомата, которая сообщила мне, что они нашли охренительное кафе с пивом по 6 рублей и самым настоящим американским MTV на телевизорах. Мол, срочно приезжай, ты должен видеть! Надо, наверное, пояснить, что летом 1998 года никакого MTV Russia еще не существовало и наличие телика с настоящим музыкальным каналом было суперпрогрессивной историей. Поэтому я тут же выбежал из квартиры. Найденное кафе называлось «Серна» и находилось на улице Пятницкая, дом 6.

Подъехав по указанному адресу, я увидел совсем крошечное кафе, полностью забитое абсолютно разного вида неформальной молодежью. С экранов грохотал клип группы Offspring. На входе меня встретил приветливый лысый дяденька в модных в то время милитари-штанах. Я подумал, какой хороший охранник, но это оказался непосредственно хозяин всего шалмана Андрей Рудольфович Пастернак. Чтобы понять, что это место силы, мне хватило пяти минут.

Надо сказать, что с барами в 1998 году в Москве вообще была беда. Все ходили в клубы, на концерты или рейвы либо зависали на лавочках на всяких Патриках или у Репинского сквера. А вот чтобы пойти пообщаться в бар да еще и сделать его практически домом родным — такого не было. Серновская публика была очень разная. Для меня до сих пор загадка, как в одном столь маленьком помещении могли мирно уживаться все имеющиеся на тот момент неформалы. Продавцы компакт-дисков с Горбушки перемешались с адвокатами, а скинхеды и футбольные хулиганы — тусили с рейверами, металлистами, художниками, артистами и первыми московскими татуировщиками.

После первого посещения «Серны» я стал ходить туда практически каждый день. Денег, конечно, в то время было немного, но только туда можно было прийти практически с пустыми карманами, а через час, уже еле стоя на ногах, рассказывать какой-нибудь начинающей певичке вроде Ксюши Новиковой — она впоследствии пела в группе «Блестящие», — что ты пришел сюда с пятью рублями (пиво стоило 6), и вопрошать, где теперь эти деньги. Несмотря на то что заведение работало не всю ночь, мы несколько раз там ночевали, потому что не успевали на метро — и тогда добрый Рудольфыч раскладывал нам свой королевский диван. Золотые годы бара пришлись на 1998–2000 годы. Практически каждый человек, c которым я там познакомился, стал моим другом на всю жизнь. Там родилось комьюнити — такой своеобразный «Бойцовский клуб». И долгие годы достаточно было произнести фразу «Да я из «Серны»!», чтобы тебе была оказана какая-нибудь поддержка со стороны абсолютно незнакомого, но бывавшего там человека.

Видеозапись из заведения, найденная на просторах ютьюба

С конца 2000 года «Серна» стала постепенно умирать. Само заведение, конечно, еще держалось, но дух его начал улетучиваться. Из-за популярности стали появляться левые люди, а старики — брюзжать, что «Серна» уже не та. Ушли одни, потом другие, потом третьи. А потом Рудольфович продал и само кафе. Все стали разбредаться по разным заведениям, благо их стало появляться много. У многих появлялись семьи и скучные работы. Кто-то умер: не стоит забывать, что это был конец 90-х — время, конечно, веселое, но сложное со всех сторон. Кстати, так называемый старший костяк завсегдатаев клуба «Солянка» — как раз те самые люди из «Серны». Например, одно время журналист и футбольный фанат Игорь Компаниец — для нас он всегда был Игорь Гром — в «Солянке» работал арт-директором. Мнение о том, что «Солянка» — это филиал «Серны», частенько звучало.

В моей судьбе она тоже сыграла большую роль. Уже в постсерновский период — в 2007 году — я страдал офисным червем в крупной страховой компании, и в определенный момент мне позвонил друг из «Серны», предложивший все бросить и стать арт-директором одного московского клуба. С тех пор вся моя жизнь связана с клубами и барами, о чем я ни капли не жалею».

Импрессарио и деятель шоу-бизнеса Дмитрий Староста

Вспоминает, как плясал в клубе «XIII» с конца 90-х до 2002 года

«1999 год в Москве. Ночные клубы перестали быть диковинкой, как раньше, вовсю работают «Титаник» и «Птюч» (на самом деле, закрылся в 1997-м. — Прим. ред.). Мне было 18, и я занимался эстрадной хореографией в школе Тимура Монгола. Это было просто хобби — серьезно я к этому вообще не относился. Однажды наш коллектив позвали поработать гоу-гоу в полузакрытом клубе «XIII» на Мясницкой: обычно у них танцевали люди из шоу-театра «Театр Квасса», но тут они уехали на гастроли — и позвали нас. Когда они вернулись и была пора уходить, я совершенно не мог себе представить жизни без клуба и стал напрашиваться. В результате после моих уговоров арт-директор Светлана Смачная согласилась принять меня на работу.

Клуб меня сразу поразил. Это была не школьная дискотека и не техно-подвал в «Птюче» — это был театр. Создатели «XIII» вдохновлялись «Студией 54», поэтому каждые выходные особняк примерял новое амплуа. Бывало, заходишь — а там в центральном атриуме подвешена девушка в образе русалки или люди-мыши вдоль лестницы стоят. Клуб обожал тематические вечеринки: Хеллоуин отмечался здесь даже с большим размахом, чем Новый год. Над интерьером работали декораторы, танцоров красили к выступлению гримеры из Большого, иногда оттуда же приглашали балерин — в каждую вечеринку вкладывалось колоссальное количество сил и денег. Я нигде больше не знакомился со стольким количеством талантливых людей.

Вечеринки начинались часов в 10–11 вечера. Все потихоньку подтягивались. Старт самого веселья был всегда в час. В это время диджей включал трек, который стал нашим гимном, — «The Freaks Come Out». А я начинал танцевать в клетке на главной сцене в каком-нибудь диком костюме: например, с красными рогами или с бутафорским огромным членом. Но главной, конечно, была музыка. Резидентами «XIII» работали DJ Град и DJ Kolya — одни из главных диджеев России в то время (диджей Град — Анатолий Сатонин — умер в прошлом мае. — Прим. ред.). Плюс в клуб постоянно приезжали зарубежные артисты, большинство из которых впервые выступали в Москве, например, Стив Лоулер, DJ Sasha, Дейв Симен. В «XIII» впервые в России начали проводить спонсорские вечеринки, у клуба были гастроли по регионам и выезды на Ибицу.

Фейсконтроль был, конечно, строгий — пускали далеко не всех. Знаменитости были привычным делом. Как-то к нам приехал после своего концерта Мэрилин Мэнсон, он с друзьями занял ВИП-зал. А следом за ним появился Харрисон Форд, и ему пришлось тусоваться чуть ли не в нашей гримерке — оказалось, что они друг друга на дух не переносят, поэтому в ВИП-зал Форду нельзя.

Мои танцы в «XIII» постепенно начали мешать учебе в институте, хотя я все-таки доучился (правда, в очень праздничной атмосфере). В 2002-м клуб закрылся, потом его открыли заново уже другие люди: уже было не то. Тем не менее люди из «XIII» разбрелись по всей Москве: бармены, охранники, арт-директора — некоторые открывали свои заведения. Сам я с карьерой клубного танцора завязал в 2008-м — надоело. Я 10 лет красился, наряжался и тусовался. Когда-то мне было нормально в 7 утра с остатками грима на лице ехать на метро домой в Царицыно. Сейчас на такое приключение сил не хватит, да и теперь я чаще хожу в бары общаться, а не в клубы танцевать. К тому же публика поменялась — на вечеринках ни одного знакомого лица! Это не я постарел, и клубная жизнь отнюдь не умерла. Просто поменялись поколения, их потребности и интересы. Это нормально».

Специалист по диджитал Арсен Авдалян

О том, как пил, выступал на сцене и слэмился в «Вудстоке» в 2005–2007 годах

Арсен в нулевые — выступает в группе Capital Punishment, в 2017 – инвестирует в криптовалюту

«Узнал я о «Вудстоке» от друзей на первых курсах юрфака, когда увлекался панк-роком. Тогда все знакомились на форумах, а для простого обывателя панк-рок был просто нехристью какой-то. «Вудсток» в тусовке считался андеграундным местом: группы типа «Тараканов» здесь не выступали, а Distemper играли всего раз. На концерты набивалась уйма людей: сначала все висели на улице и предварительно напивались, превращая двор и детскую площадку в помойку из пивных бутылок. Ну конечно, ведь главной задачей было насвинячиться, чтобы к началу концерта уже быть в хлам. Хотя совсем жестких говнопанков охрана не пускала.

Клуб занимал глубокий и длинный подвал на углу Покровки и Бульварного. Билеты у гардероба продавала женщина в летах. Пока в одном зале мирно выпивали за столиками, в другом — отрывались на концерте. Еще была небольшая комнатка у входа — гримерка, где тусовались друзья музыкантов и происходило самое интересное. Там дрались, занимались сексом, ну и пили тоже. Возраст гостей был абсолютно разный — от 18 до 35, всех связывал панк.

В «Вудстоке» было комфортно: куча знакомых, спокойно для места такого рода, жести не творилось. Мы ходили на концерты в «Релакс», «Эстакаду» и «Точку», но они были далеко от центра. В «Эстакаде» на Рязанском проводили странные фестивали, и по пути ты всегда мог огрести от местных гопников. В «Точку» приезжали большие звезды панка и хардкора. Еще был такой «Р-Клуб» на «Тульской»: около него меня полоснули розочкой, друзей отпинали, басисту сломали гитару. Иногда со школьными друзьями заглядывали в модный «Инфинити», потом появилась «Солянка», а туда вообще все стали ходить. Потом часть панк-тусовки перешла на хардкор, а у меня прибавилось забот.

Некая группа «Дергать» выступала в клубе в 2007 году

После учебной практики в прокуратуре на третьем или четвертом курсе я разочаровался в своей будущей профессии и бросил юриспруденцию. Параллельно вел небольшой бизнес со своим дядей из Нью-Йорка — продавал музыкальные инструменты с eBay. В 2009-м ушел в диджитал, а позже погрузился в стартапы. Сейчас управляю агентством по разработке диджитал-продуктов. В марте с партнерами основали криптовалютный хедж-фонд.

Рок-прошлое никуда не ушло. Я рос на Led Zeppelin, Ramones, The Rolling Stones, The Clash и до сих пор добавляю панк-рок в плейлист. Эта музыка навсегда. В каждом, для кого рок-н-ролл не просто надпись на майке, живет подросток, готовый идти против всех. Я по работе часто бываю в Европе и Штатах, и мне всегда приятно пойти на концерт: будь то Rancid или мало известная блюз-рок-команда из Огайо. Ну или бессмертный Игги».

Мама Ирина Нафеева-Гурман

Рассказывает, как ходила на афтерпати в клуб Mix в 2002–2007 годах

«С Mix началась моя клубная жизнь. Он находился на Новинском бульваре, и до сих пор, когда я иду мимо, меня накрывают воспоминания о веселой молодости. Я оказалась там в 18 лет, была студенткой. На дворе стоял, кажется, 2002-й, и это были времена самого расцвета «Микса». Я помню, как друзья привели меня туда впервые: жуткая теснота, все трутся друг об друга, при этом в воздухе чувствовался какой-то особенный дух свободы. Все первые заработанные деньги — я работала бариста в первой «Кофемании» — спускала здесь.

«Микс» был, конечно, удивительным местом. Здесь собирались совершенно разные люди: и студенты, и клерки, и модные художники, и тусовщики под 40, и просто какие-то фрики. При этом все общались на равных и со многими из них я дружу до сих пор. «Микс» был афтепатийным клубом: вечеринка начиналась в два-три ночи и заканчивалась глубоко за полдень. Как правило, все начинали тусоваться где-то еще, а потом приезжали в «Микс» — он был обязательным пунктом. Фейсконтроль был жестким: говорили, если не понравишься и не пустят, то не пройдешь в «Микс» никогда. Все танцевали, общались, пили и курили в двух небольших комнатах — во двор никого не пускали, — и временами клуб напоминал квартиру. Диджеи Кубиков, Санчес, Сапунов, Бивойс — все они были местными звездами. Комьюнити было сплоченное до такой степени, что когда «Микс» закрылся, некоторые сделали себе татуировки с логотипом.

Последние минуты клуба Mix в 2007-м: все орут «Еще!», ничего непонятно, а тогда казалось весело

Я не пропускала ни одни выходные, ходила на вечеринки как на работу, и «Миксом» дело не ограничивалось. Я какое-то время сама пыталась стать диджеем, поэтому ходила везде, ездила на опен-эйры. В начале нулевых была еще «Рында» — вечеринки на кораблике, который плавал по Москве-реке. «Небольшая Рында» проходила вечерами и к ночи заканчивалась. «Big Рында» продолжалась как минимум сутки, чаще — все выходные, а гости снимали каюты. Мы доплывали до спальных районов, некоторые даже жарили шашлыки на берегу, но это было редкостью. Тусовались там примерно те же персонажи и диджеи, что и в «Миксе». Все Хеллоуины я проводила в клубе «XIII», иногда захаживала еще в клуб «Флегматичная собака», который базировался прямо в «Охотном Ряду», — это был интернет-клуб с компьютерами!

«Микс» закрылся в 2007-м, когда уже открылась «Солянка». Она во многом была создана на его манер и унаследовала его аудиторию. Потом, конечно, поколение сменилось, как и сама «Солянка». Мое же увлечение ночной жизнью переросло в работу: я начала делать вечеринки в барах «Луч», «Карабас», «Молоко». Несколько лет назад я от этого подустала и отошла от дел. Сейчас помогаю мужу с его проектами (например, с брендом Grunge John Orchestra), занимаюсь детьми. В свободное время мы обычно встречаемся с друзьями где-то на свежем воздухе, гуляем».

Сотрудник IT-компании Михаил Рашковский

Вспоминает о 2000-х, которые провел в «Клубе имени Джерри Рубина»

Фотография 2002 года: Александр «Сик» Епифанов, Макс Changes, Бажо, Чоко Бой и Рашковский. Фотография 2017 года: Михаил Рашковский с приятелями

«Это заведение уникально. Оно было основано в 1992-м и до сих пор находилось в подвале на Ленинском проспекте. Это, по сути, первая и единственная DIY-площадка в Москве, где во многом зародилась современная хардкор- и панк-сцена. Я туда попал впервые осенью 2000 года, будучи 17-летним студентом, и был несколько потрясен тем, что, оказывается, в Москве существует и такой движ. Его трудно назвать клубом в классическом понимании — скорее это клуб по интересам, — соответственно, музыка в нем присутствовала абсолютно независимая и во многом подпольная. Атмосфера была братская. Помнится, в один из первых разов я поинтересовался у забавного чувака, а где тут бар, он сказал, что его тут нет, но любезно предложил чаю. А я не стал отказываться.

В клубе следили за чистотой: все было вымыто и покрашено. В фойе висели работы современных и уличных художников (некоторые висят и по сей день, например, лыжи в крови). Были какие-то фотографии еще, кажется. В основном тут проходили концерты и показы независимого кино. Обычно мы приходили туда, даже не зная, какая сегодня ожидается программа, — просто чтобы пообщаться с такими же странными личностями, какими были мы.

Концерт в клубе в 2000 году. Не смотрите его! Посмотрели? Мы предупреждали

Публика там состояла в основном из независимых, свободных людей, по большей части разных политизированных субкультурщиков — панков, анархистов, радикальных экологов и просто сомневающихся в правильности государственного устройства личностей. Компания у меня была, но она некоторым образом растворилась во всех тамошних персонажах ­— все стали одной тусовкой и поддерживают отношения по сей день.

В зале был подвесной потолок, который все время ломали на концертах, из-за этого даже были напряги с администрацией. Каждый раз все выступавшие со сцены просили беречь потолок, и все равно каждый раз хотя бы пару плит ломали. Случались и побоища: помнится, как-то пожаловала вооруженная толпа разгневанных молодых людей и буквально осадила клуб. Они изнутри заперли решетку — выйти было совершенно невозможно, — а на пытавшегося выглянуть обрушивался шквал бутылок.

Я ходил туда регулярно до 2006 года. Но в какой-то момент там перестали проводить концерты из-за проблем с местными жителями — и я стал появляться все реже. Начал посещать места поприличней. Сейчас я работаю в IT-компании, стараюсь побольше времени проводить с сыном и тусуюсь совсем редко. Но иногда все же рад тряхнуть стариной и сходить на какой-нибудь панк-концерт».

Фрилансер Даша Тихомирова

О 2011–2012 годах, которые она провела в Rodnya

На фотографии и в 2011-м, и в 2017-м целуется со своим мужем Иваном Смекалиным

«Тусоваться я начала рано благодаря сестре. С 14 лет она меня брала с собой на драм-н-бейс-вечеринки и хардкор-концерты. С тех пор я успела походить на ска, перебраться в «Культ», а потом в «Солянку», по-настоящему своим местом для меня стал клуб Rodnya, который недавно отметил свое семилетие. Я бросила юридический факультет, уволилась из финансовой компании, где проработала 4 года, и думала, чем хочу заниматься. Несколько месяцев поработала пиар-менеджером группы Tesla Boy, потом меня свели с арт-директором «Родни» Леной Губницкой. Там уже проходили кое-какие вечеринки, но впервые я там оказалась на собеседовании. Впечатление было двоякое: с одной стороны, вовсю шел ремонт, торчали какие-то балки, а разговаривать мы вообще вылезали через окно на крышу. Тогда «Родня» взяла перерыв на лето, чтобы перестроиться и начать функционировать в полную силу, и как раз набирала команду. Меня в нее взяли.

Мы придумывали, планировали и организовывали мероприятия: вечеринки, кинопоказы и даже лекции по современному искусству. Официально я отвечала за пиар, но, как это часто бывает в стартапах, все занимались всем. Я согласовывала строительство танцпола на крыше и следила за порядком на вечеринках. Работать вместе с дизайнером Юлей Кимаевой и арт-директором Леной втроем было круто. В какой-то момент мы с Юлей начали снимать вместе квартиру и могли сидеть до 6 утра на кухне и придумывать суперидеи для «Родни», а уже в 12 пересказывать это все Лене и совладельцу Сереже Фадееву.

Частью концепции был принцип «клуба для всех» — первое время мы даже пытались работать без фейсконтроля. Нам нравилось видеть скачущими на одном танцполе веселого панка и красотку из «Симачева» на шпильках. За это я обожала «Родню». Первыми постоянными гостями стали, естественно, друзья сотрудников, а потом к нам начали ходить и все остальные. Все это и сделало «Родню» для меня особенной — она была продолжением меня, работой, местом отдыха, и я оставалась на мероприятия, даже когда по расписанию дежурил кто-то другой. Отплясывала до утра, параллельно сканируя, насколько вокруг чисто и не опаздывает ли диджей, просто потому что не могла остановиться делать ни то ни другое. У нас было несколько вылазок коллективом в «Солянку» и «Крышу мира». Помню, как мы с Сережей Фадеевым заказывали у бара напитки в «Солянке», повернулись друг к другу и чуть ли не хором сказали: «Пора бы им вытереть барную стойку» — и засмеялись.

Я работала там год, а потом поняла, что хочу развиваться дальше, и уволилась. В «Родню» я продолжала ходить, но выборочно: либо на вечеринки любимых промоутеров, либо на какие-то интересные выступления. Да и вообще тусоваться стала гораздо меньше — банально устала. Я вышла замуж, завела собаку, стала вегетарианкой и уже два года не пью алкоголь — это тоже повлияло на то, что я перестала тусоваться. Я сильно пересмотрела свои отношения с друзьями: круг резко сузился, многие связи отпали вместе с ночной жизнью. Теперь мне приятней встречаться у кого-то дома и просто болтать.

Годы тусовок я вспоминаю с удовольствием, а время работы в «Родне» до сих пор считаю одним из самых счастливых периодов жизни. Благодаря всему этому у меня есть хорошие друзья, много веселых воспоминаний, любимый муж, а еще отличные навыки общения и любовь к стартапам».