Слишком приличная музыка. Как родился и умер пост-брит-поп, главный стиль середины нулевых

Фотография: Benedict Johnson/Getty Images
15 лет назад за топы британских и не только чартов боролись не Дуа Липа с Билли Айлиш, а группы Feeder и Athlete. Пост-брит-поп — рок в наиболее его лиричном изводе — был главной музыкой момента, а Coldplay и Travis — ее главными героями. Рассказываем, как тихие рок-баллады внезапно стали трендом, почему все закончилось и когда будет ревайвл.

Они слабо напоминали конвенциональных рок-звезд, а больше — прилежных учеников и парней из френдзоны.Travis, ранние Coldplay, Starsailor, Doves и десятки их последователей будто по ошибке стали звездами. Период их абсолютной власти в чартах продолжался недолго — выжили самые сильные и уживчивые, а место прочих заняло более резвое и нахрапистое поколение в лице Franz Ferdinand, Arctic Monkeys и прочих.

С тех пор прошло полтора десятилетия — сейчас может показаться, что пост-брит-поп никак не запомнился слушателям и не оставил по себе памяти. На самом деле это не так: следы пост-брит-попа легко обнаружить в современной музыке, а главные деятели стиля стали авторами ключевых песен и альбомов первой половины нулевых.

Ровно 15 лет назад за первую строчку в альбомном чарте Англии боролись альбомы «Tourist» и «Pushing the Senses» групп Athlete и Feeder. На этих дисках звучала умиротворяющая гитарная музыка, полная душевных терзаний. Это как если бы в то же время за российские топы боролись, скажем, «Мультфильмы» и «Магнитная Аномалия». Разберемся, как это случилось, и в чем основная ценность пост-брит-попа для музыкального контекста.

Смерть брит-попа

Ко второй половине девяностых главный музыкальный стиль Британии девяностых заглох. Oasis выпустили альбом «Be Here Now» — там было повторение пройденного на предыдущих работах, только предоставленное с большей помпой и пафосом, что безумно раздражало. Представители другого полюса брит-попа Blur стараниями гитариста Грэма Коксона оставили жанр и подались в шумовой инди-рок по американским образцам. Suede пытались модернизировать саунд и сделать его более мейнстримовым — в итоге не смогли заинтересовать аудиторию условного MTV и разочаровали поклонников.

Другие группы брит-попа — так называемый «второй эшелон» — пытались в основном использовать методы отцов жанра, и в основном неудачно. Брит-поп превратился в карнавал с юнион-джеком и политтехнологию: лейборист Тони Блэр шел на выборы с гитарой наперевес, очаровал рабочий класс — и стал премьером.

Возник запрос на другую музыку — более чувственную и трепетную, лишенную жанровых ярлыков и национальных штампов.

В том же 1997 году тогда еще формально причисляемые к жанру Radiohead выпустили «OK Computer» — краеугольный и узловой альбом, в том числе и для внутреннего уклада британской рок-музыки, — он ненарочно повернул местный рок-мейнстрим в сторону аутсайдерской меланхолии. Но нас в контексте пост-брит-попа интересуют даже не Radiohead, а человек, у которого и Том Йорк, и Крис Мартин, и все группы пост-брит-попа не стеснялись списывать.

Это Джефф Бакли. Он ушел из жизни в том же 1997 году, оставив из наследия альбом «Grace», несколько бутлегов и недоделанные записи. В своем творчестве совмещал нервный надрыв и трепетный фальцет, задумчивые переборы и жужжащие гитары — и тем самым ненарочно сформулировал целый творческий метод. С тех пор образ сонграйтера ушел от текстоцентризма как ключевой идеологии.

Дело еще и в образе: Бакли предлагал альтернативный образ рокстара, в котором уживались одновременно и харизма красавчика на плакате девичьей спальни, и плач с яростью доведенного до ручки аутсайдера, которого загнали в угол проблемы и неурядицы внутри и вокруг себя. В итоге Том Йорк избавит этот образ от мачизма, а пост-брит-поп следом — от гнева и ярости, а вдобавок еще растиражирует и монетизирует.

Без Джеффа Бакли не было бы ни пост-брит-попа, ни вообще британской рок-музыки 1990–2000 годов, не с кого было бы списывать.

Заканчивать поиск генеалогии жанра на Бакли и брит-попе нельзя. В анамнез стиля можно записать классику британского рока шестидесятых типа The Kinks или The Beatles, правда, строго в балладно-романтической ипостаси. Что еще? Например, Крис Мартин любимой группой своего детства называет a-ha. И это тоже показательно: влияние элегично-мечтательного нью-вейва норвежцев у Coldplay невозможно не услышать. Образ их лидера Мортена Харкета, сладкоголосого романтика из северных краев, Крис Мартин точно держал в уме.

Нью-вейв-артисты с миловидным голосом и безобидной риторикой тоже старались выводить на первый план не столько мачизм, сколько душу, что открыта, поет и чувств не стесняется.

Недаром среди одних из главных людей в пост-брит-попе был Грант Николас из Feeder, который как раз начинал с нью-вейва.

Travis и Coldplay

В том же 1997 году выходит дебютный альбом шотландской группы Travis «Good Feeling»: немного вторичный брит-поп с лирикой про школу и желание быть рок-звездой. На переднем плане там были хлесткие рок-бэнгеры, но самое интересное начиналось тогда, когда лидер группы Фрэн Хили вдруг брал в руки акустику и облачался в кроткого лирика и меланхолика. Надо сказать, этот образ ему подходил больше — совсем скоро он это поймет и совершит мини-переворот в британской музыке.

После релиза «Good Feeling» Travis едут во французскую Нормандию записывать альбом «The Man Who», который сформулирует атрибуты пост-брит-попа, а самих Travis превратит в главную британскую группу рубежа 1990–2000 годов.

Записывая «The Man Who», Фрэн Хили усвоил главное: быть интроспективным меланхоликом у него получается лучше, чем играть в рок-звезду. «The Man Who», безусловно, берет корни у брит-попа — первая же песня с самого старта буквально повторяет аккорды «Wonderwall». Хили потом признается, что он просто играл на гитаре хит Oasis, а в итоге нечаянно получилась новая песня. То же будто бы можно сказать и про другие песни. Они звучат так, как если бы брит-поп поставлял целиком одни медляки.

Один из главных треков Travis с альбома «The Man Who». Заодно пример того, как группа Фрэна Хили любила клипы с историей

Radiohead тут как источник вдохновения тоже присутствуют. «The Man Who» сделан под шефством Найджела Годрича, продюсера «OK Computer». А гитара Энди Данлопа в песнях вроде «As You Are» вдруг начинает по-гринвудовски скулить и выписывать совсем не рок-н-ролльные пируэты. Но в общем это была куда более доходчивая, уравновешенная, лишенная острых углов и внимательная к массовому слушателю музыка: если «Paranoid Android» услышать в супермаркете будет проблематично, то почти любую песню из «The Man Who» — можно запросто.

Что касается лирического героя, то Фрэн Хили с позиции аутсайдера исследует потаенные глубины собственной натуры, поет о делах сердечных — но почти не касается внешних тем.

Эти песни — драмы, мелодрамы, но не трагедии.

Несмотря на то что эта музыка — почти на 100% минорная, голого нерва и боли сверх порога здесь быть не может. Так Хили определил правила поведения для героя пост-брит-попа: он задумчив, раним и склонен к излишней меланхолии, но о страшных вещах говорит нечасто. Важно еще понимать, что эта мелахолия — в любом случае светлая: что бы ни случилось, все будет нормально — так и должно быть.

Пока Travis собирали «платины» и выступали вечером на больших рок-фестивалях, оксфордская группа Coldplay выступала в маленьких залах, записывала первые EP и искала свой звук. На этих EP отчетливо слышно, как пристально и внимательно Крис Мартин и товарищи слушали Джеффа Бакли. Например, в песне «Bigger Stronger» будто из его конспектов выписана гитара, что и елозит, и лязгает, и страдальческий голос.

Впрочем, тут, как и с ранними Travis, интереснее всего тихая ипостась группы. Характерный пример — песня «Easy to Please»: до слез ранимый фальцет Мартина летит за облака, гитарист Бакленд бережно и медитативно перебирает струны — настолько, что семплы ветра звучат громче. Там же Крис Мартин пишет на черновик программную речь: дерьмо случается, но все пройдет. Эта мысль в лирике Coldplay станет вообще системообразующей.

На песне «Easy To Please» — этом страшно недооцененном треке с EP «Brothers And Sisters» — Coldplay, кажется, впервые нащупали свой звук

В 2000 году у Coldplay вышел дебютный альбом «Parachutes». Там они вывели на максимум и свои наработки, и методы Travis (серьезно, Мартин говорил, что без Travis не было бы и Coldplay) — и еще дальше ушли от классической британской рок-музыки девяностых. Если Фрэн Хили в определенном смысле еще сохранял в себе характерные ужимки рокстара (посмотрите, например, их выступление на Glastonbury в 1999 году) и драл глотку, например, в песне «Turn», то Coldplay работали уже не с замороженным, а удаленным нервом — не теряя при этом ни в эмоциях, ни в убедительности.

«Parachutes» — наверное, самый тихий среди всех суперуспешных рок-альбомов, что вышли в то время. Это десять кротких песен с акустикой, пианино и фальцетом — о построении гармонии внутри себя и рядом с собой, самотерапии и авторитарном оптимизме как политической цели — сквозь неизбежную меланхолию. Крис Мартин как бы говорит: грустить — это нормально, потому что все равно все будет хорошо. Недаром диск завершается песней «Everything's Not Lost» и скрытым треком «Life Is For Living».

Если брит-поп — это разговор по душам в душном накуренном пабе, то пост-брит-поп — это тихий вечер за вином в компании близкого друга или сеанс психотерапии.

И от брит-попа, и даже от «The Man Who» группы Travis эти песни отличались большим космополитизмом и территориальной уживчивостью — на них не хотелось автоматически лепить водяной знак с британским флагом и увязывать сопутствующие визуальные образы: даблдекер, манчестерские пабы и прочее. Именно поэтому Coldplay сходу же пробили межатлантический барьер и добились большого успеха в США — а на родине стали главной группой вообще.

Наверное, самая душераздирающая песня раннего пост-брит-попа — «Alcoholic» Starsailor

В начале нулевых у Coldplay и Travis стали быстро плодиться единомышленники и последователи. Это Starsailor, которые угнали заглавие у Тима Бакли, а звук с настроением — напополам у него и у его сына. Дебютник «Love Is Here» записан аскетично: вот простые аккорды на акустике, вот соло-упражнения на клавишах, вот фальцет дрожит — и, в общем, все. С другой стороны, у лидера группы Джеймса Уолша была, во-первых, хватка на безошибочные мелодии, во-вторых, талант рассказчика. «Love Is Here» — редкий пример текстоцентричного пост-брит-поп-альбома с песнями про несчастье и папу с алкоголизмом: тем и ценен.

Другой полюс пост-брит-попа — Doves с Elbow — которых не получится не представить тут в одной упряжке через запятую. Обе группы прочитали жанр с позиции не малахольно-субтильной юношеской романтики, а суровой мужской похмельной грусти. И Джимми Гудвину из Doves, и Гаю Гарви из Elbow к моменту успеха было в районе тридцати — и их музыка о том, что мужики, в принципе, тоже плачут. У них были более разнообразные источники вдохновения.

Гудвин с коллегами, скажем, до этого делал танцевальную электронику в коллективе Sub Sub и заодно слушал прогрессив-рок и психоделию. Если большинство гимнов пост-брит-попа — это разговор по душам, то их треки — это разговор сам с собой (и, возможно, с бутылкой). Или разговор во сне. Или полеты во сне и наяву. Помня о корнях, по умению сочетать психоделические красоты с умением выжимать слезу, они приближались не к коллегам по пост-брит-попу, а к группе The Flaming Lips, только без постмодернистских игрищ последних.

Группа Doves заслуживает отдельного текста, а пока посмотрите клип на самый ее известный трек «There Goes The Fear»

Гай Гарви из Elbow, в свою очередь, рос на арт-роке с Genesis во главе. В их музыке было больше сосредоточенности и душевного мрака. Они же в какой‑то момент превратили печально-похмельную эстетику в источник для гимнов про самозабвение и политиков, развод и радость каждого дня.

Разговор о пост-брит-попе нельзя вести без Keane, по факту доведших стиль до терминального совершенства. Они лучше всех придумали, как исходные данные пост-брит-попа переплавить в поп-хиты для больших площадок и FM-волн — и обходиться одними клавишами, без гитар. Не в последнюю очередь благодаря голосу Тома Чаплина, наверное, самому сильному в жанре в смысле физической мощности, и старомодным, но эффектным клавишным Тима Райса-Оксли.

Дебютник «Hopes and Fears» — пособие по поп-музыке большого сердца, пылкой души и сердечных дел. Это одновременно песни, в которых есть духоподъемность гимнов и интимный плач в углу, идеальный хит для «Евровидения» здорового человека «This Is The Last Time» и дрожащая, шепчущая «She Has No Time». Позднее окажется, что за романтической вывеской кроются алкоголизм и наркозависимость Чаплина, от которой он будет лечиться всю карьеру. А умение группы писать поп-хиты увидит не только публика: Райс-Оксли напишет песни для Гвен Стефани и Кайли Миноуг.

Наконец, еще один столп пост-брит-попа — Embrace. Группа, которую не стоит путать с одним из постхардкор-детищ Иэна Маккея из Fugazi, дебютировала в 1998-м с бойким гитарным брит-попом, какой играли в каждом дворе и гараже Великобритании того времени: четыре аккорда на стратокастере, «Ye-e-ah, get rea-a-ady» и вот это все. Однако баллады у группы получались получше, запоминались быстрее, со временем их стало больше.

Та самая песня Coldplay, ставшая главным хитом Embrace. Другой важный хит группы, «Nature’s Law», подозрительно напоминает «Listen to Your Heart» Roxette. Воровать — так лучшее

Транзит в пост-брит-поп, может, и не вышел бы успешным — если бы не Крис Мартин, друг фронтмена Embrace Дэна МакНамары. В начале карьеры Coldplay играли у Embrace на разогреве, а потом помогли им сами. Апокриф такой: Мартин на своем концерте вспомнил про день рождения МакНамары, позвонил ему по громкой связи со сцены и сходу выпалил, что подарит ему песню. Мужик сказал — мужик сделал: и отдал другу песню «Gravity» — удивительной красоты балладу, которая в исполнении Embrace подрастеряла в интимности, но добавила в стати — и стала первым хитом группы за несколько лет неудач, перезапустив карьеру группы.

Метод оказался прост и успешен. Гимноподобный и преимущественно балладный рок стал интересен журналистам и попал в хит- парады. У нас тех же Starsailor активно продвигали хоть русский NME, хоть журнал Fuzz, а главный хит Thirteen Senses перепели «Ночные Снайперы». В какой‑то момент он почти на равных соревновался с ретро-роком, а подобной музыкой увлеклись люди, которые раньше предпочитали делать гитары погромче.

Это валлийцы Stereophonics, которые в балладном формате оказались даже интереснее. Это их земляки Manic Street Preachers, которые смогли настроить пианино под политизированные тексты. Это, наконец, группа Feeder. Они вообще начинали с пост-гранжа, а в 2005 году выпустили полный щемящих мелодий альбом «Pushing The Senses». Именно он и соревновался в британском хит-параде с альбомом «Tourist» группы Athlete. Те поначалу искали утешение печалей в соуле и синтезаторе Casio, но потом тоже помрачнели.

Что объединяло всех этих людей? Безудержная тяга к меланхолии, акустике, клавишам, которые складывались в поп-песни. Эти песни отстаивали право на существование музыки, из которой вынули нерв, страсть и вообще все физиологическое, оставили только большую душу и любовь, лишенную даже намеков на порок.

Пост-брит-поп легко назвать музыкой для ромкомов, но в данном случае это даже не оскорбление — в этих песнях и правда патока растекалась ручьями, но их авторы мастерски разыгрывали мелодрамы, не внося ни грамма пошлости в жанр романтических баллад, который вообще-то притягивает пошлости с легкостью липкого валика из «Икеи».

В этом и есть принципиальная разница между пост-брит-попом и американским поп-роком из «Макдональдса» и молодежных комедий — здесь вроде бы тоже жалобно и нехитро выплакали ре минор, спели о какой‑то романтической ерунде и усилили гитары в как бы эпическом финале. Но на стороне пост-брит-попа — безусловное чувство меры и вкуса, правильная осанка и как минимум отличная родословная.

Пост-брит-поп легко назвать малахольной и патологически неяркой музыкой — но в этом и суть.

Главное, что принес пост-брит-поп, — мысль о том, что успешный в конвенциональном смысле рок-музыкант не обязательно должен играть в рок-звезду.

Он может быть серым, асексуальным, нехаризматичным. Хуже того, он может быть до омерзения рядовым — с безоблачным детством, нулем в списке потрясений и душевных травм, абсолютно неинтересной биографией и в меру примерным образом жизни: не курит, но любит припить по пятницам, ездит на велосипеде в какой‑нибудь «Вкусвилл», но мечтает перестать обжираться на ночь роллами по акции. История рок-музыки приучила брать за норму для рок-звезды отклонения в любую сторону от обыкновенного. Пост-брит-поп попробовал отучить — и в какой‑то момент у него получилось.

Тихие похороны

Ко второй половине нулевых стало понятно, что пост-брит-поп прошел свой пик. Travis отработали и пригладили методы «The Man Who» в альбоме «The Invisible Band» — оттуда их главный хит «Sing» — а уже в следующей пластинке «12 Memories» резко помрачнели и запели про депрессию, кризис среднего возраста, войну в Ираке, школьный буллинг и психологические травмы — и не особо стремились заворачивать все это в формат радийных хитов. А потом и вовсе замолкли на четыре года. Второй альбом Keane «Under the Iron Sea» был потусклее в смысле удачных мелодий, а в третьем они зачем‑то взялись играть в плясовые синтезаторы — и потеряли лицо.

Coldplay совместили трепетную акустику дебютника со статью стадионного рока, записали по этому методу альбомы «A Rush of Blood to the Head» и «X&Y» и выписали себе права главной группы жанра. При этом стадионный звук Coldplay периода второго-третьего альбомов слишком массово пытались примерить на себя другие группы.

Одна из самых слезоточивых песен Coldplay, в клипе на которую Крис Мартин в буквальном смысле выводит свою музыку на стадион

Не всегда получалось успешно и почти никогда самобытно. На одних Snow Patrol приходилось пять каких‑нибудь Thirteen Senses: при личной любви авторов к их песням, их откровенную вторичность нельзя игнорировать. В середине 2000-х мейджор-лейблы пачками подписывали новые группы, которые старательно переписывали у Криса Мартина буквально все — от настроек гитары и пианино до хрупкого фальцета и размашистого бита как у U2.

Выхлоп получался невеликий — некоторые из этих групп — вроде Ghosts или The Upper Room — даже не доживали до второго альбома, а диски с первым остались лежать на распродажах европейских магазинов, похоже, навсегда.

Чего этим группам не хватало? Чаще всего собственного творческого метода, мелодической хватки, харизмы и концертной убедительности. То, в чем Coldplay несправедливо упрекали хейтеры (простите, хочется вспомнить одноклассников, которые рифмовали название группы со строчкой «Выпей баночку соплей»), здесь прямо проявлялось — стерильность, мягкотелость, тоска, страдальческие позы и баллады ради баллад.

В итоге выяснилось, что идеи зачинателей жанра почти никто не смог ни доосмыслить, ни развить. В 2008 году у Coldplay выходит «Viva la Vida or Death and All His Friends» с афробитом, колокольчиками, лоуфаем и прочими неблизкими для пост-брит-попа вещами. С одной стороны, это была радикальная пересборка Coldplay и билль об амбициях на всемирную власть, с другой — смертельный приговор пост-брит-попу: главная группа жанра покинула его навсегда.

Вместе с внутренним кризисом пост-брит-поп не пережил и внешнюю конкуренцию. В начале-середине нулевых под мощной протекцией журнала NME на первый план вышли совсем другие люди — они обращались с гитарами куда более резво и бойко, да и вообще больше походили на рок-звезд. Кто‑то переосваивал пост-панк 80-х как стадионный рок настоящего — вроде Bloc Party или Editors. Кто‑то осмыслял наследие ретророка 70-х — например, Arctic Monkeys или Razorlight. Важно, что в середине нулевых они оказались убедительнее и массовее мягкотелых коллег. Не в последнюю очередь помогал NME, поначалу любивший Travis, он в 2007 году с удовольствием ставил двойку их новому альбому, а на обложку ставил Алекса Тернера с коллегами.

Возможность для ревайвла

Подобной безобидной музыке всегда уготована такая судьба. Скажем, софисти-поп — чьи артисты тоже на фоне душевного покоя своей музыки изнывали от мелких своих катастроф — пережив краткий расцвет в восьмидесятые, быстро сдулся, чтобы возникнуть отголосками в записях 2010-х.

И все же пост-брит-поп оставил свой след. Например, в нескольких десятках песен, которые нет-нет, да и проглянут: хоть в слезливой сцене очередного фильма или сериала, хоть в шоу «Carpool Caraoke». Или хотя бы в отдельно взятой группе Coldplay, которая методы стиля смогла перенести на стадионы. И нельзя сказать, что методы жанра остались совсем невостребованными среди сегодняшних героев. Например, ирландцы Kodaline показали, что акустическая тоска и фальцет могут делать кассу и в 10-х, а Nothing But Thieves взяли за основу приёмы Джеффа Бакли — и провернули, казалось, уже отработанный трюк.

Нынешнее десятилетие, кажется, пройдет под знаком ностальгии по нулевым. Лайнапы фестивалей напоминают альтрок-ретро-шоу. Видимо, пост-брит-попу уготована та же судьба.

Почему? Нынешняя музыка с гитарами опять дошла до кризиса. Методы условных Black Keys и Japandroids постепенно наскучили. Стадионная рок-музыка упивается своим пафосом. Те же Bring Me The Horizon в нашем недавнем интервью говорили, что пытаются как‑то раскачать коллег.

Группа Kodaline — пример пост-брит-попа из 2010-х

Кроме того, если посмотреть на некоторых героев последних пяти лет, то они довольно лихо используют приемы пост-брит-попа и выступают перед огромными залами. Kodaline, Джеймс Бэй, Джордж Эзра (с ним работает как раз вокалист Athlete), Том Оделл и прочие — это тоже своеобразное прочтение методов стиля, который вроде бы похоронили 10 лет назад.

Наконец, любому стилю, жанру, индустрии нужно время, чтобы остановиться и погрустить. Многие важные вещи переосмысляются в тишине, а тишина, как пела группа Starsailor — это просто.

Семь важных альбомов пост-брит-попа, кроме Coldplay и Travis, которые стоит послушать

Athlete «Tourist»

На дебютном альбоме «Vehicles & Animals» эти лондонцы играли залихватский инди-поп с дурашливыми клавишами о том, как смех и радость приносить всем людям, выхватили за него «Mercury Prize». А потом резко помрачнели и выпустили опус магнум.

Что такое «Tourist»: одиннадцать баллад диапазоном от «грустные» до «жесть какие грустные», пианино как системообразующее все, смурной и чуть стеснительный баритон вместо фальцета, немножко струнного квартета и акустики. В наследство от первого альбома остались упражнения на синтезаторе Casio на всех настройках — какие с детским восторгом обычно делают, когда инструмент вот-вот подарили. Здесь есть песня «Wires» — самый сильный момент пластинки и едва ли не жанра вообще: отчаянный плач отца недоношенного ребенка (спойлер: с дочкой фронтмена Джоэла Потта все хорошо!). А еще есть песня «Chances» — она звучит в сцене «Доктора Кто» с Ван Гогом.

Та самая сцена из «Доктора Кто»

После «Tourist» Athlete прямым текстом пообещают записать альбом века — получилось поизобретательнее, но менее убедительно коммерчески, потом выпустят еще один (неудачный совсем) и тихо разойдутся уже в 2010-м. Сейчас вокалист Джоэл Потт помогает писать песни очень успешному британскому крунеру Джорджу Эзре.

Feeder «Pushing the Senses»

По основной специальности эти трое валлийцев вообще ни разу не герои жанра: группу собрал бывший гитарный техник Грант Николас, вообще начинавший с новой волны, сначала они передирали Smashing Pumpkins, потом тестировали методы американского мейнстрим-рока в Британии, но потом погиб их барабанщик и все изменилось.

Кажется, перед «Pushing the Senses» Feeder будто бы стерли с айпода записи группы Foo Fighters, облачились в приталенные пиджаки, достали акустику и позвали продюсера первых альбомов Coldplay и группу Travis на подпевки — чтобы заиграть приблизительно так же.

Шалость удалась — оказалось, что Грант Николас легко обращается из рокстара в пылкого романтика, очень тонко чувствует абсолютно непрофильный для себя жанр и недурно пишет баллады. Даже жаль, что уже в следующем альбоме Feeder снова переоделись в косухи и взялись за старое — акустика им шла чуть больше.

South «With the Tides»

Преступно недооцененный даже по меркам жанра альбом от группы с крайне неочевидным бэкграундом вроде дружбы с Джеймсом Лавеллем из UNKLE и резидентством на его лейбле Mo’Wax, где выпускались сами UNKLE, DJ Krush и прочая немассовая мудреная электроника.

«With the Tides» — редкий пример пост-брит-попа не мерного, а нервозно-вспыльчивого, с надрывом, колючими гитарами и хрипотцой в голосе. К тому же мелодически безупречного и многозвучного: здесь баллады чередуются с, условно говоря, боевичками — и если второе слово для пост-брит-попа вообще легитимно, то именно и только здесь. Однозначного ответа на вопрос, почему эти песни не стали хитами, у нас нет: разве что только можно попенять на попустительский подход лейбла к промо.

«With the Tides» так и остался творчески пиковым моментом группы: после него она выпустит два неярких и неубедительных альбома и тихо распадется: вокалист Джоэл Кэдбери сейчас иногда выступает с UNKLE, а в основном пишет музыку к ТВ и кино.

Embrace «This New Day»

Если выражаться совсем грубо, карьера группы Embrace — это как если бы Крис Мартин слушал не a-ha с Джеффом Бакли, а Oasis. В том смысле, что вокалиста группы Дэна МакНамару при идеологическом, музыкальном и вообще каком угодно созвучии с Coldplay легко представить захмелевшим в ближайшем пабе (в отличие от Мартина).

При этом, по части гимнопевческого усердия и программных речей про то, что сейчас мы все починим и все будет хорошо, Embrace оказались еще более рьяными проповедниками. «You should never fight your feeling — you have to follow the nature’s law», — поет с блаженным самозабвением МакНамара в главной песне этого альбома: то ли это проповедь, то ли сеанс психотерапии, то ли выписка из пацанского цитатника.

Но обратимся к контексту — это редкий случай реально сложной биографии в жанре: МакНамара в юности не думал о карьере музыканта, но пережил в 22 года посттравматический синдром, около года вообще не выходил из комнаты и занялся музыкой, чтобы как‑то все это пережить и вернуться к нормальной жизни. «This New Day» — десять гимнов о жизнелюбии, сеансов терапии для себя и для всех и повседневность как радость от человека, который знал, как бывает иначе.

Badly Drawn Boy «The Hour of Bewilderbeast»

Уроженец Болтона Дэймон Гоф, работавший с UNKLE, вообще-то больше всего любил Брюса Спрингстина (и даже записал альбом «Born in the UK», как парафраз «Born In The USA» Босса). Но его дебютный альбом, как и «Parachutes» — пример новой интимной гитарной музыки.

Это не совсем брит-поп, и не совсем пост-брит-поп, все-таки тут нет ни Джеффа Бакли, ни Radiohead в анамнезе, но методы близкие — исполненные светлой печали и в основном медлительные композиции. Оптимизм Гофа оценили в итоге многие: его дебютный альбом вошел в топ Pitchfork, ему дали Mercury Music Prize, а писатель Ник Хорнби предложил ему сделать саундтрек к фильму по его роману «Мой мальчик».

Doves «Lost Souls»

Джими Гудвин и братья Джез и Энди Уильямс начинали в электронной группе Sub Sub, потом решили заиграть рок, помогли Badly Drawn Boy записать дебютный альбом и вскоре выпустили «Lost Souls».

Если брит-поп и в особенности пост-брит-поп часто кличут музыкой для сна, то «Lost Souls» — музыка для сновидений. Это седативные композиции с ретро-оттенком, которые будто играют где‑то снаружи, пока мозг рисует невообразимые картинки. Это облегченная психоделия с губной гармошкой и обилием примочек. Это, наконец, песни про солнце и звезды, а также песня с заголовком «Сломай меня нежно».

Doves — прямые наследники бурных двух десятилетий британской музыки. Рейв закончился, настало время болезненной рефлексии и самолечения. Их песни — это, основанный на психоделическом и прогрессивном роке (на следующем диске они уже будут прямо цитировать King Crimson) саундтрек к долгому похмелью.

Starsailor «Silence Is Easy»

Один из треков с этого альбома вы точно слышали, песню «Four To The Floor» в 2003–2004 годах безостановочно крутили по всем радиостанциям как в оригинале, так и в ремиксе. Но она — такой классический британский поп с оркестром — как раз наименее интересное, что творится на альбоме.

«Silence Is Easy» — это логичное продолжение истории Starsailor. Если на первом альбоме они надрывно пели под акустику — прям нарочито надрывно — то тут они взяли Фила Спектора, который еще не сел в тюрьму, и построили настоящую стену звука (впрочем, гений-продюсер сам помог группе только с двумя песнями, включая заглавную, но остальной альбом в целом в том же духе). Это богато аранжированный, полный оркестровых красот и клавишных водопадов альбом, который при том сохранил в себе главный элемент пост-брит-попа — балладную печаль, интимный разговор со слушателем на равных и оптимизм несмотря ни на что.