Познакомьтесь с человеком, который посадил всю Москву в «Чайхону №1»

Фотографии:
Чайхона №1
5 июля 2016 в 18:54
«Афиша Daily» поговорила с Тимуром Ланским, который в 1990-е устраивал в городе первые рейвы и строил ночные клубы. А потом развернул тут империю «Чайхоны №1», перенеся восхищение шашлыками и узбекской кухней из застойных брежневских времен в сытую Москву нулевых.

В начале

До ресторанов Тимур Ланский был клубмейкером — вместе с Алексеем Горобием открывал клуб «Пентхаус» в саду «Эрмитаж» в 1994 году, участвовал в организации «Гагарин-пати» и прочих больших исторических рейвов.

Все мои друзья ходили в английскую спецшколу. Они еще при советской власти были утюгами, но я не фарцевал — я по культурной линии шел. Учился на режиссера театрализованных представлений в Институте культуры, однокурсниками были Сережа Лисовский, Леня Агутин, Катя Стриженова. В студенческие годы стал подшабашивать организацией концертов — «Крематорий» делал, «Альянс», «Вежливый отказ», «Чудо-юдо».

Группа «Тупые» особенно запомнилась — они, кажется, пребывали в перманентном неадеквате. Я помню, организовывал им концерт в ДК МИСиСа, и там на сцену поставили декорацию в виде лестницы. Вокалист Голубев пел свой главный на тот момент хит про шоколадное кафе, и так медленно по ней подымался. А конструкции совершенно не предполагала, что по ней можно ходить — ну просто декорация, чтобы место занять. И рухнул оттуда вниз метра на три. Рухнул и продолжил петь. Он был очень возбужден — дихлофосом, димедролом с алкоголем, не знаю чем.

Самым кассовым номером был концерт «Альянса» в Зеленограде. Мы делали его в ДК ЭЛМА: там зал на полторы тысячи, и я, 19-летний пацан, с того заработка купил себе «восьмерку». Больше прибыли случались только с «Миражом» — правда, я не музыкой заработал. Мы делали им в начале 1990-х тур по Дальнему Востоку, я привез несколько праворульных машин в Москву самолетом и выгодно продал — тогда можно было с военными недорого договориться.

У Горобия совершенно другая история: он был крупной птицей, кольцами занимался. Знаете, «Гименей» магазин, где сейчас ресторан Mushrooms. Леша с друзьями держал там очередь: люди шли в загс, брали талоны и ехали в «Гименей» за кольцами. А Леша с ребятами их перехватывал и давал двойную цену: скупал за 200 р., продавал за 500. А я уже тогда понимал, что Рижский рынок, вся эта коммерция, барыжничество — они ненадолго. Рано или поздно все должно было встать на свои места.

После института стало ясно, что с моим образованием делать в совке нечего, кроме концертов кооперативных, — уехал в Израиль в 1992-м лучшей доли искать. С еврейским происхождением темная история: фамилия Ланский вообще еврейская, но я узбек. С другой стороны, в советское время метрики несложно было сделать. В Израиле места себе не нашел — благодарен той неслучившейся эмиграции только за то, что впервые попробовал шаурму. Вернулся, и уже через 4 месяца мы провели «Гагарин-пати»: как раз в той суматохе мы с Лешей Горобием и познакомились.

О клубах 1990-х

Клуб «Пентхаус» в саду «Эрмитаж», рабочее название которого было «Экстази», проработал меньше года. Принято считать, что он стал первым местом, где рейверы и богема встретились с бандитами и теми, кого потом будут звать олигархами.

Когда мы строили «Пентхаус», в голове держали образ эдакого техно-кабаре. С одной стороны, андеграунд и рейв, с другой — сцена огромная, цирк, шапито. Это же бывший театр, где Шаляпин пел партию Мефистофеля. Сами мы в электронной музыке не очень разбирались. Была у нас такая диджей Супер-Алена с «М-Радио», которая сказала: дайте мне полторы тысячи долларов, я поеду в Париж, соберу лучшую транс-музыку и вам ее привезу. Потихоньку разобрались, что есть транс, есть хаус и есть техно. И так получилось, что из «Пентхауса» вырос Лешин «Титаник», где звучал в основном хаус, и мой уже чисто трансовый клуб «Аэродэнс».

Рэкет как система отношений тогда даже на бытовом уровне проявлялся. Скажем, приходили в клуб пацанчики и устраивали драку с охраной. Или говорили: у нас пальто Lagerfeld пропало — возвращайте. Или: вот номерок, а пальто нет — давайте встречаться, разбираться. Все строилось на провокациях. Помню, на одной из встреч мы были все вооружены — и Леша, и я. Но стрелять, слава богу, не приходилось: все решалось между «крышами».

От клубов к питанию

В «Пентхаусе» работало 3 ресторана — китайский, немецкое кафе и европейский проект. Первые московские рейв-клубы — в отличие от питерских — совмещали танцы с едой.

По-настоящему двигаться из рейва в мир общепита я начал со второго своего клуба — «Аэродэнса». Мы взяли в аренду убитый ресторан аэровокзала, ничего не меняли радикально — просто все линии в интерьере выделили флюоресцентным светом, а на старой мебели прожженный кожзам заменили светящимся мехом. У нас там была иерархия: аудитория делилась по классам — хозяева, работники, гости и личинки. И еще упыри были. Сотрудником «Аэродэнса» престижно тогда было быть — даже уборщицы крутыми считались. Имелась и запретная зона, куда могли попасть только хозяева и работники с бейджами. Это был огромный зал, который мы называли чилл-аутом. Там были удобные диваны и подушки, вегетарианская еда, культ чая, персонал в индийской одежде. И кальяны у нас там, кстати, были — уж не помню, откуда мы их тогда привезли.

После «Аэродэнса» я еще один открыл клуб — «Ангелы» в саду у Театра Моссовета. Успел провести несколько больших мероприятий для правительства Москвы: молодежные дискотеки в парке 850-летия Москвы и на Тушинском аэродроме большущую «Москвотеку». Потом вспомнил про идею, которую еще до «Пентхауса» Горобию предлагал, — вот открыть восточный ресторан.

Об истоках «Чайхоны № 1»

Первая «Чайхона» запустилась на Рублевке в качестве сезонного проекта в 2000 году. Второй и третий ресторан — в парке Горького и «Эрмитаже» — первое время тоже работали только летом.

У меня отец из Узбекистана — я знал, откуда взять все эти среднеазиатские аксессуары. С другой стороны, в голове была идея такого чилл-аута из «Аэродэнса» — с низкой посадкой, с обволакивающей психоделической атмосферой. Мне бы такое понравилось, моим друзьям бы это понравилось, и так и вышло.

Бюджет на строительство первой «Чайхоны» был в районе $20 000. В Жуковке я договорился с Толиком Версаче, которого сейчас все знают как Анатолия Комма. У него был ресторанчик Little Ibiza, и народу там вообще не было. Собирались друзья Анатолия, Айзеншпис приходил, Валерия со своим предыдущим мужем. Мы договорились с Толиком, что на склоне возле его ресторана построим подиум, поставим юрту, столики, диджейку и станем торговать лагманом. Он выступал как партнер.

Открылись… и сумасшедший успех: у него никого, а у нас Шабдурассулов — он каждый день приходил, — Михалков-старший, Бондарчук, весь цвет Рублевки. Те 20 тысяч вернулись за месяц, и я понял, что сочетание традиционной узбекской кухни с неформальным чилл-аутом — это нужно Москве.

«Чайхона», конечно, никакого отношения к традиционным узбекским ресторанам не имеет, и меню все по большому счету — нами выдуманное. Я вот кок-самсу, например, первый раз попробовал у себя в «Чайхоне». Образ ресторана родился из поездок с отцом в Узбекистан: те шашлычки за 13 копеек на улицах Ташкента меня поразили на всю жизнь. В брежневской Москве шашлыки были деликатесом, узбекская кухня проходила по разряду высокой, к ней совсем другое отношение было. Это отложилось у меня в подсознании, и я попытался свое ощущение передать.

О братьях Васильчуках

В Москве под вывеской «Чайхона № 1» — но с разными логотипами — с 2010 года работают две независимые сети: одна Ланского, другая принадлежит его бывшим партнерам — братьям Васильчукам. Ланский в интервью фамилию «Васильчуки» ни разу не произнес. О том, как ситуацию с двумя сетями видят в другом лагере, можно почитать в интервью с Алексеем Васильчуком на сайте Eda.ru.

У меня были разные партнеры. Пока «Чайхона» была ржавая такая тележка, которую надо было в горку тащить, я ее тащил. А ребята участвовали так, будто в поиске еще находились: может, что еще поинтереснее найдется. Когда тележка стала превращаться в карету — причем не скорой помощи, а в тюнингованный «брабус», — им захотелось порулить самим, покататься, зарабатывать больше денег.

Мы с ними не общаемся. Раньше между нами действовало джентльменское соглашение, которое регулировало расстояние между ресторанами, — сейчас его уже нет. Я ни разу не был в их ресторанах и отказываюсь про них говорить. У нас разный логотип: у меня чайник с короной, внутри которой написано «Ч№ 1». А у них просто — «Чайхона № 1». Хотя, если говорить юридическим языком, это является частью нашего товарного знака. Думаю, нет примеров в мировой ресторанной индустрии — происходит прижизненная эксплуатация легенды. Однако я не считаю корректным что-то говорить про них.

О смерти Алексея Горобия и конце гламура

Горобий вернулся в сад «Эрмитаж» в 2006 году с клубом «Дягилев», и это был пик московского шика нулевых. Спустя 2 года клуб сгорел, а Алексей Горобий запустил еще несколько менее удачных проектов. 24 декабря 2014 года Горобий умер во время путешествия по Латинской Америке.

Сейчас все, у кого ни спроси, говорят, что «Дягилев» был клубом-эпохой, на нем московский гламур пика достиг. После пожара Леша потерял ощущение реальности. От него ждали масштабного проекта, а то, что они в итоге открыли на Мантулинской, — уже маньеризм какой-то. Еще и экономическая ситуация, кризис, вкусы поменялись. Люди разучились миллионы тратить.

В 1990-е мы были очень близкими друзьями с Горобием, все прошли — и стрелки, и угрозы, когда в наш «Пентхаус» народ хлынул. Со временем мы не то что мы перестали общаться — просто тогда фейсбука не было. Я вам больше скажу: у него вообще друзей мало оказалось. Когда нужно было ту печальную миссию выполнять по доставке Лешиного тела, то мало нашлось готовых помочь. У меня в глубине души надежда остается, что вся эта смерть — это постановка Лешина.

О смене приоритетов

В 2010 году два ресторана Ланского — в парке Горького и в «Эрмитаже» — оказались закрыты городскими властями. В городе произошли серьезные изменения: были регламентированы ресторанные веранды и вывески, а аудиторию потянуло от шашлыков и кальянов к бургерам и крафтовому пиву.

Гастрономическая революция происходит в сознании 1% процента людей, которые пользуются общепитом. Это как клуб ночной: сегодня все восторгаются Вилльямом или Гленом. А эти повара куда-нибудь уйдут дальше, вместо них за плиту становятся просто хорошие ребята, их ученики, и ресторан пустеет — тусовка уходит.

За 15 лет в Москве конкуренция усилилась многократно: предложений для среднего класса стало намного больше. Конечно, сильный удар был нанесен с введением платных парковок — мы пострадали от него сильнее, чем от запрета на курение. Произошел резкий, неожиданный и безальтернативный переход с одного стиля проведения времени на другой. Ну хорошо — он более европейский.

Да, на «Чайхону» повлияла смена городской политики: были закрыты два флагманских ресторана. Все прошло лояльно: мы договорились, что доработаем определенное время и предложим Департаменту культуры другой формат — более понятный москвичам и, видимо, чиновникам. Если говорить про парк культуры, то фактически именно «Чайхона № 1» открыла его для ресторанной публики, ведь после советских времен там никого, кроме нас, не было. В любом случае то, что сделала команда Капкова, — как он изменил лицо парков — это здорово, несмотря на то что мы попали под сокращения.

Про новые проекты

Мы тоже решили поиграть в гастрономию: открыли проекты Foood Bazar в саду «Эрмитаж» и на Дорогомиловском рынке — хотим ему немножко придать гастрономичности. Там будет мясная лавка с блюдами из «Чайхоны» в виде полуфабрикатов: можно будет приготовить дома или на даче барбекю, плов или шашлыки, стейки. В «Эрмитаже» Foood Bazar — это фудкорт, который построенный в районе бывшего «Дягилева». Там будет пицца от Mi piace, хот-доги от Buterman, пастрами от «Щепки», супы от Zupperia и чайханские шашлыки.