Знакомый с детства сюжет: мальчишка Гек Финн и темнокожий раб Джим бегут с фермы. Один — от унылой жизни и тяжелого на руку пьяницы-отца; другой — потому что его собрались продать в Новый Орлеан, разлучив с женой и дочерью. Вместе они отправляются по реке Миссисипи, встревая в опасные приключения, натыкаясь на жуликов всех мастей и на деле показывая читателю жизнь Американского Юга накануне Гражданской войны, которая разразится в первую очередь из-за вопроса о рабстве. Есть только один нюанс: прежде мы слышали эту историю из уст Гека, добродушного малого, который еще не научился толком ненавидеть людей с другим цветом кожи — и с помощью Марка Твена пытается научить этому нас. Теперь же Персиваль Эверетт (это его роман «Стирание» в прошлом году экранизировали как «Американское чтиво») дал голос Джиму — и голос этот звучит не так, как мы привыкли.

«Джеймс» — это роман о перформансе. Его главный герой, как и все темнокожие персонажи, круглосуточно носит маску. Для себя и коллег по несчастью он Джеймс — отец семейства, начитанный собеседник, ведущий в уме дискуссии с Вольтером и Джоном Локком. Для белых — черномазый, раб, человек второго сорта (да и человек ли)? Поэтому в их присутствии Джеймс становится Джимом: чистосердечным простаком, говорящим на особом, «черном» диалекте (здесь необходимо снять шляпу перед Юлией Полещук, которая великолепно справляется со сложнейшей переводческой задачей) и не поднимающим глаз выше дозволенного. Это маскировка, необходимая, чтобы белые скользили по нему взглядом, не принимая всерьез. Джеймс — это Кал-Эл, Джим — Кларк Кент, в котором никто даже не заподозрит Супермена.
Менее изобретательный писатель вытащил бы на этом нехитром ироническом сопоставлении целый роман: показываешь, как темнокожего раба видят окружающие, добавляешь внутреннего монолога, читатель получает наглядную демонстрацию слепоты расизма и доволен собой. Но Эверетт раскручивает свою идею, с каждой страницей все смелее полемизируя с Марком Твеном. В «Приключениях Гекльберри Финна» простецкая и во многом неправильная речь Джима была знаком душевной чистоты, на которую писатель смотрел с умилением. В «Джеймсе» уже во второй главе герой проводит урок по «правильной неправильной грамматике», объясняя маленьким рабам, как и зачем мямлить в присутствии белых:
В центре романа скрыт самый удивительный эпизод, где метафорический перформанс сливается с буквальным. Джеймс, неплохо умеющий петь, попадает в шоу-группу «Виргинские менестрели». Это белые музыканты, которые гастролируют по стране, гримируясь ваксой под темнокожих — настоящий исторический блэкфейс — и исполняют для белой аудитории «аутентичные» песни рабов, которые часто сами и пишут. В новом качестве Джеймсу приходится применить многослойную маскировку: теперь он темнокожий, который прикидывается белым, который прикидывается темнокожим, но уже карикатурной версии. Так в оригинальных постановках шекспировских пьес мужчины играли роли женщин, играющих роли мужчин, создавая многослойный иронический палимпсест масок.
Но и на этом Эверетт не останавливается, напоминая, что кроме черных и белых в Америке существует и еще одна расовая категория: черные, которые благодаря светлой коже могут сойти за белых. Как и Джеймс, они всю жизнь играют роль, выбирая более безопасное существование, но не забывая о том, что для белых расистов они никогда не будут равными. Только в 1967 году в США было официально запрещено «правило одной капли»: человек считался черным, если становилось известно, что хотя бы один из его предков был черным — и поражался в правах согласно законам расовой сегрегации. Персиваль Эверетт показывает, что каждый персонаж, рожденный другим, вынужден принимать правила игры, превращая свою жизнь в бесконечный перформанс — только для того, чтобы выжить.
Впрочем, есть в книге еще один герой, говорить о котором никак нельзя без спойлера.

Следующие три абзаца содержат важный сюжетный спойлер к роману. Если вы не хотите знать его, пропустите эту часть текста
Ближе к концу романа выясняется, что Гек Финн, главный герой оригинальной книги Марка Твена, полукровка. Его настоящим родителем был раб, а не абъюзивный отец — который, может, потому и относился к сыну с такой ненавистью. Открывая о себе это новое знание, мальчик получает возможность, какой нет у других персонажей: «Ты можешь быть, кем считаешь нужным». Он свободный человек, понимающий, что не просто рожден в обществе рабовладения, но сам плоть от плоти — буквально! — этой несправедливой системы, делящей людей на хозяев и рабов. Теперь ему решать, как жить с этим новым знанием.
В рецензии я мог бы не упоминать об этом сюжетном повороте — тем более что предугадать его внимательному читателю несложно. Но мне кажется важным предвосхитить неизбежные расистские комментарии: «Проклятые американцы переписали Твена в угоду толерантной повестке». Дело не в том, что любая жалоба на «повесточку» глупа по своей природе, а в том, что тексту оригинального романа Эверетт здесь никак не противоречит. Современные исследователи сходятся в том, что наряду с белым мальчишкой по имени Том Бланкеншип, одним из прообразов Гека Финна, был десятилетний темнокожий слуга, которого Твен называл «самым простодушным, общительным и неиссякаемым болтуном из всех, кого я встречал».
Его особенная, ритмичная, «неправильная» манера речи не перекочевала в роман напрямую, но явно повлияла на болтовню Гека. Закрыв роман, я решил прочитать заметку 1874 года (за десять лет до публикации «Финна»), где Твен рассказывал о знакомстве с этим мальчиком — и, кажется, наткнулся на важный ключ к книге Эверетта. «Общительный Джимми» считается одним из первых примеров в творчестве писателя репрезентации афроамериканских голосов. В самом начале заметки мальчик заявляет: «Меня кличут Джимми, сэр, но мое всамделишное имя Джеймс, сэр». Выскажу предположение, что именно из этой строчки, спрятанной среди тысяч страниц библиографии Марка Твена, появилась задумка романа Персиваля Эверетта, в котором Джим превращается в Джеймса.
Конец спойлера
«Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка Твена — „Приключений Гекльберри Финна“, — заявлял Эрнест Хемингуэй. — Американская литература начинается с нее. До этого не было ничего. И после не было ничего столь же хорошего». Пересказывать «Финна» от лица Джима для американца — такой же отважный шаг, каким для русской писательницы было бы написать ревизионистский роман в стихах «Татьяна Ларина». И Персивалю Эверетту удалось провернуть этот трюк с успехом, потому что он подошел к роману с равным уважением и непочтительностью — сочетание качеств, которое сам Твен оценил бы. Именно поэтому, деконструировав «Гекльберри Финна», Эверетт завершает книгу благодарностью своему великому предшественнику: «В раю, конечно, лучше климат, но в аду меня ждет ланч с Марком Твеном».

