Искусство

Ренессанс, сюрреализм и электричество: как в советском Узбекистане рождался новый авангард

В подмосковном музее «Новый Иерусалим» открылась выставка, посвященная малоизученному пласту советского, узбекского и русского модернизма 1920–1930-х годов. Это уникальный международный проект, созданный вместе с Нукусским музеем. Рассказываем о ярких представителях поставангарда и о том, чем они вдохновлялись, придумывая новое искусство.
Николай Карахан. Поливальщики, 1930

Основатель музея в Нукусе Игорь Савицкий был выпускником московской «Суриковки», где учился у Роберта Фалька. В 1950 году он приехал в составе Хорезмской археолого-этнографической экспедиции в Каракалпакию, чтобы документировать находки рисунками, — и влюбился в это место и его культуру. Настолько, что через шесть лет оставил квартиру на Гоголевском бульваре и переехал в Нукус — столицу Каракалпакской АССР (сегодня это Республика Каракалпакстан, входящая в состав Узбекистана).

Бросив живопись, Савицкий сосредоточился на коллекционировании — ездил по аулам и собирал у каракалпаков все, что могло стать объектом культурного наследия: ювелирные украшения, старинные ковры, керамику, сундуки. Все эти находки и легли в основу Нукусского музея, в необходимости которого Савицкий убедил местную администрацию.

Первые экспозиции он создавал из своих личных коллекций, а потом переключился на советскую авангардную живопись и графику. Где‑то спасал, где‑то выкупал работы опальных или непризнанных художников со всего Союза и отвозил в Нукус. И все это на административные деньги: у Савицкого в этом смысле был удивительный для того времени карт-бланш собирать то искусство, которое ему нравится и в которое он верит. Так, по сути в пустыне и вдали крупных населенных пунктов СССР удалось сохранить наследие неофициальных художников 1920–1930-х годов, которые не попадали в собрания столичных музеев, — это 80 тыс. работ советских авангардистов, многие из которых были забыты при жизни. Из‑за этого Савицкого-коллекционера ставят в один ряд с Третьяковым, Морозовым и Щукиным. А посмотреть уникальную коллекцию Нукусского музея специально прилетают со всего мира.

Александр Волков и его «бригада»

Александр Волков. Демон, 1913–1914

Еще в XIX веке образ Востока увлекал художников — и в начале XX студенты ВХУТЕМАСа тоже поспешили на Восток, подражая Матиссу и Гогену. Совершенно новым явлением стали формировавшиеся в Узбекистане группы советских художников, к началу тридцатых создавшие свой вариант национального модернизма. Самой влиятельной была «Бригада Волкова», участники которой изобретали авторские пластические системы, наполняя современные сюжеты густыми, звучными цветами. Об их работах, выставлявшихся в Москве в 1934 и 1937 годах, пресса писала, что рядом с ними «картины русских мастеров, подражающих краскам и декоративизму Востока, кажутся нарочитой стилизацией».

Лидером объединения был Александр Волков — один из основоположников современного искусства Центральной Азии, чьи работы появились в Нукусском музее одними из первых. Получив образование в Академии художеств в Петербурге и Киевском художественном училище, он переехал в Ташкент. Там в 1919 году Волков стал директором Художественного музея и начал преподавать рисунок и живопись в Туркестанской краевой народной художественной школе, где познакомился с молодым поколением художников.

Александр Волков. На работу. Утро в Шахимардане, 1932

И если ранние работы (например, хранящуюся в Третьяковке «Гранатовую чайхану» 1924 года) Волков создавал еще под воздействием кубизма, то к 1930-м годам в произведениях становилось все виднее влияние узбекской народной культуры. Обращаясь к повседневным темам, Волков создавал большую фреску народной жизни, связанную не только с современностью, но и со всем укладом Востока — будь это изображение свадьбы или сбора хлопка или этюды из отдаленных уголков Узбекистана, куда «Бригада Волкова» выезжала на пленэр, подспудно расписывая стены в небольших чайханах и колхозных клубах.

Соломон Никритин и Климент Редько

Соломон Никритин. Портрет девушки в красном, 1935

К началу 1930-х годов советское правительство требовало от искусства все больше реализма. На этом фоне выделялись те немногие из вхутемасовцев, кто продолжал воспринимать реализм и реальность как философские категории. В частности, ученики Кандинского — Климент Редько и Соломон Никритин — размышляли, как не иллюстративно, а метафизически изобразить техническую, политическую и культурную революцию: перемещение человека в пространстве, борьбу индустриализации и природы, колебания радиоволн. Ответом стал образ электричества.

Климент Редько. Бокс, 1929

В 1921 году Редько и Никритин выступили теоретиками нового художественного направления — проекционизма или создали вокруг себя художественную группу «Метод». Его основная идея в манифесте была сформулирована так: «Художник — не производитель законченных вещей потребления (шкаф, картина), а создатель (выразитель) индивидуальных проекций (метода)».

Протекционисты противопоставляли себя не только академическим реалистам, но и мастерам старшего поколения авангарда, считая футуризм и супрематизм пережитком прошлого.

Они постигали законы распространения энергии и «светосинтетическое развитие» формы, а в работах создавали эффект светящейся живописи, создавая ощущение, будто по полотну передается электрическая энергия. При этом первым проекционистом они сами называли Леонардо да Винчи, который стоял у истоков научно-художественного синтеза.

Валентина Маркова

Одной из главных тем советского искусства 1920–1930-х годов было столкновение старого и нового мира, вдохновившее художников на переосмысление наследия мирового искусства. В советских студенческих журналах шли споры о том, кого из художников прошлого стоит взять в коммунистическое будущее, а каких бросить с корабля современности: Эль Греко или Поля Сезанна, Дионисия, Оноре Домье?

Начинавшая с кубизма и футуризма, Валентина Маркова в 1930-е увлеклась Ренессансом и английскими романтиками: освоила уголь и сангину, ввела в свои композиции теплое золотистое сияние и фантастичные архитектурные элементы. Многие из этих картин близки работам европейских сюрреалистов. В «Автопортрете» Маркова изобразила себя как бюст Венеры, лишенной рук, — одновременно художница и модель, создательница эпохи и героиня, скованная своим временем.

Валентина Маркова. Автопортрет в виде скульптуры, 1930-е

Она родилась в Омске, но с 1925-го жила в Ташкенте, где работала художником в газете «Правда Востока» и в Узбекском государственном издательстве. Как‑то из командировки по колхозам, куда мастеров отправляли запечатлевать трудовые подвиги, она привезла возмутительные картины, где трактором управлял, как говорили критики, «испуганный человек», а в колхозной ночи «разгуливали две парочки». На отчетной выставке 1936 года картины Марковой не приняли из‑за натурализма и фантасмагоричности и ругали «за отсутствие в ее работах признаков советского коневодства и за чрезмерное усердие по части изображения некоторых физиологических процессов». Марковой пришлось переехать в Ленинград и сменить специальность: она устроилась театральным декоратором, а живописью занималась для себя. В блокаду художница погибла и оказалась почти забыта, переоткрыть ее наследие смог именно Игорь Савицкий.

Михаил Соколов

Михаил Соколов не входил ни в какие художественные объединения, но был заметной фигурой эпохи поставангарда. В 1924-м его работы экспонировались на IV Международной биеннале в Венеции, а в 1927-м рисунки Соколова поступили в собрание ГТГ. Но несмотря на это, при жизни Соколову не досталось славы, а его работы на долгие годы были забыты.

Михаил Соколов. Серый день, конец 1930-х

Погруженный в изучение творчества великих мастеров, он жил в мире идей и образов, созданных Рембрандтом, Рубенсом, Гойей и Эль Греко. История Французской революции, жестокая красота испанской корриды, персонажи Диккенса, Гюго, Шекспира, Данте, Гофмана и Льва Толстого интересовали Соколова больше, чем актуальные темы советской эпохи. Поэтому его работы — это уникальная смесь эпох, где образы и пластика барокко, рококо и романтизма встречаются с эстетикой Модильяни и Пикассо, а также обращаются к действительности современной ему Советской России.

Однако самыми его сильными и пронзительными работами считаются небольшие пейзажи и натюрморты с убитыми птицами, которые Соколов написал уже в середине 1940-х, возвратившись из ссылки тяжелобольным. Его арестовали в 1938-м, вскоре после получения мастерской на Масловке: обвинили в призыве к свержению власти и контрреволюционных действиях и отправили на семь лет в Сиблаг на станцию «Тайга». Там художник пробыл до 1943 года, продолжая создавать миниатюры на папиросной бумаге и конфетных обертках и отправляя вместе с письмами, но их часто не доставляли. В 1940-м он сетовал, что с двумя недоставленными письмами отправлял 25 рисунков, в том числе иллюстрации «к „Бретонским легендам“… к Мопассану» и к «Руслану и Людмиле», где использована «красота сибирского неба». Вопреки всему сохранилось больше 250 картин и больше 6000 рисунков Соколова.

Владимир Милашевский и группа «13»

Владимир Милашевский. Дама в розовом, 1930-е

Одна из самых оригинальных групп 1920-х годов — группа «13». Ее основатель, художник и писатель Владимир Милашевский, начинал в Петрограде в кругах позднего «Мира искусства», а приехав в Москву, решил бросить вызов европейским графикам и создать в СССР совершенно новый тип современного рисунка. В группу вошли графики из газеты «Гудок», недавние вхутемасовцы и ленинградские художники-дилетанты. Тринадцать художников рисовали мгновенно, на месте с натуры. Они делали наброски на улицах Москвы, на площадях и пляжах, в городских банях, на водных станциях и окраинах, соревнуясь в виртуозности: многие рисунки Милашевского сделаны не пером, а тушью и обычной спичкой. Его картины знамениты меньше, хотя это целая портретная галерея городских типажей, очень далеких от идеально-спортивного «нового человека» эпохи социалистического реализма. На одной из них — ироничный образ героини своего времени, интеллектуалка 1930-х годов в нежном розовом платье, но с сигаретой на картине «Дама в розовом», ее можно увидеть на выставке.

Каждый из «13» должен был найти свой авторский угол зрения на современный городской пейзаж. Например, Антонина Софронова в конце 1920-х приступила к работе над большим циклом московских пейзажей, которые на выставках стали сравнивать с картинами французских художников — в частности, Альбера Марке. Однако пейзажи Софроновой отличает особая московская атмосфера — русские сумерки с их пустынной бескрайностью.

Антонина Софронова. Бородинский мост, 1929

А картины Константина Истомина — легендарного педагога ВХУТЕМАСа, чьими учениками были почти все, кто получил художественное образование в 1920–1930-х годах, — созвучны Ван Гогу. Побывав на его посмертной выставке в Мюнхене в 1910 году, Истомин остался под сильнейшим впечатлением. Ван Гог стал важным ориентиром для Истомина, с которым его роднили аналитический подход к натуре, экспрессивность и часто встречающаяся характерная штриховка. После смерти Истомина в 1942 году в эвакуации в Самарканде комнату в доме ВХУТЕМАСа на Мясницкой улице освобождали для новых жильцов, и работы художника были выброшены на помойку во дворе дома. Спасли их ученики мастера, среди которых был и Игорь Савицкий.

Свет между мирами
Выставка в Истре / до 29 июня
Расскажите друзьям
Читайте также