Всем спать: история снов в искусстве — от древних греков до Тильды Суинтон

Каких‑то пару тысяч лет назад у человека было не так уж много способов хорошенько отдохнуть. Чем стоило заняться? Послушать пересказ легенды, потанцевать под лиру или свирель и, конечно, поспать. Между тем состояние отключенного сознания пугало древних и ассоциировалось у них с тайной, магией и даже смертью. А то, что пугало, еще и хотелось исследовать.

«Сны — это территория иной реальности, загадки, где нет творческих рамок. Это область страхов, желаний и тайных фантазий, того, чего мы боимся и скрываем в обычной жизни. Естественно, она всегда притягивала художников: они видели в ней возможность свободного самовыражения без границ и табу, способ заглянуть в темные уголки собственной души и общества».

Изображения спящих людей находили уже в египетских гробницах и храмах. Жители берегов Нила считали, что бог солнца Ра ночью путешествует в загробный мир и возрождает к жизни души умерших. Затем он отправляется обратно, и так начинается новый день. Во сне египтяне общались с богами, духами и поколениями предков. Правда, над дремлющим человеком висела перманентная угроза проклятья: его мог наложить случайно встреченный злой демон. По крайней мере так толковали ночные кошмары.

Греки и римляне также верили в контакты с божествами во сне и старались извлечь из них пользу. Больной грек отправлялся в храм бога врачевания Асклепия и оставался там с ночевкой: божество могло явиться и подсказать способ лечения. Эти сюжеты сразу находили отражение в искусстве — в барельефах и в рисунках на вазах.

В античности появились и свои «спящие красавицы» — персонажи, которых канонически изображают в подобном состоянии. Хрестоматийный пример — Ариадна. Дочь критского царя помогла Тесею победить Минотавра, сбежала с героем, а во время стоянки корабля на острове Наксос задремала. Молодой человек передумал жениться, объясняться не стал и попросту уплыл с Наксоса на корабле, оставив бедняжку в одиночестве. Тем не менее девушку ждал хеппи-энд: спящую Ариадну нашел бог вина Дионис и предложил руку и сердце.

Человек, чье сознание находится «не здесь», беззащитен, с ним можно делать что угодно. Это волновало воображение художников тысячелетиями: Ариадну рисовали и мастера древних Помпей, и прерафаэлит Джон Уильям Уотерхаус. Кстати, у Кристофера Нолана в «Начале» героиню Эллиота Пейджа тоже зовут Ариадна.

В Средние века и в эпоху Раннего Возрождения европейское искусство обратилось к религии. Художникам по-прежнему снилось божественное, только интерпретировали они это в рамках христианских догматов. Так, в крошечной капелле Скровеньи в Падуе, куда теперь рвутся толпы туристов, сохранились квадратные метры фресок Джотто. Среди них «Сон Иоакима» — работа, написанная на сюжет, относящийся к родословной Девы Марии. Праведнику Иоакиму, не имевшему детей в браке, во сне явился небесный посланник, чтобы сообщить о грядущем прибавлении в семействе. Подобные изображения визитов ангела к уснувшим святым, проповедникам и даже римским папам разбросаны по церквям и музеям всей Европы.

Впрочем, самый известный соня эпохи Возрождения опять отсылает к античности. Речь о боге войны с картины Боттичелли «Венера и Марс». Замысел великого флорентийца явно был шире банального пересказа истории божественного адюльтера.

Похоже, Боттичелли проявил чувство юмора: в Италии XV века было принято шутить над привычкой многих мужчин быстро отключаться сразу после секса. Экспертов и посетителей лондонской Национальной галереи, где хранится картина, также волнует вопрос: почему Марс обнажен, а Венера полностью одета? Вот красивое объяснение от Кэролайн Кэмпбелл, много лет хранившей картину в Национальной галерее. По словам Кэмпбелл, у Боттичелли любовь всегда побеждает войну.

После наступления темноты монстров под кроватью ищут не только дети. На рубеже XVIII–XIX столетий художники активно выплескивали свои страхи на холст. Откровенный триллер написал британец швейцарского происхождения Генри Фюссли. Героиня его «Ночного кошмара» — уснувшая женщина, на чьей груди уселся демон, называемый суккубом. Над расшифровкой картины критики бьются с 1782-го — года, когда ее показали публике. Самая распространенная версия, что художник вдохновлялся рассказами о галлюцинациях, случающихся при сонном параличе. Сегодня это состояние объясняет наука, а в XVIII веке тем же занималась народная молва.

«„Ночной кошмар“ Фюссли — прямая отсылка к мифологическому персонажу, который в славянской традиции носит имя Мара, а в английской — Mare (отсюда происходит слово nightmare — „ночной кошмар“). Этот демон воплощает абсолютную власть сна над беззащитным, парализованным сознанием человека. Подобные существа фигурируют почти во всех культурах мира, независимо от географии. Вероятно, это связано со страхом человека при осознании собственной беспомощности перед силами, возникающими в глубинах его подсознания. Фюссли смог передать состояние полной потери контроля и ужаса перед неизвестностью, сумев открыть зрителю глубоко личный, но одновременно универсальный опыт встречи с кошмаром».

Кстати, Мэри Шелли, работая над «Франкенштейном», искала вдохновение в творчестве Фюссли. Более того, мать писательницы Мэри Уолстонкрафт связывали с художником романтические отношения. Эдгар Аллан По упоминал Фюссли в «Падении дома Ашеров», где один из героев сравнивал картину, увиденную в поместье семьи, с работой художника. Не остался «Ночной кошмар» и без внимания Зигмунда Фрейда: репродукция полотна висела в его венской квартире.

На протяжении тысячелетий художники писали те сны, которые видели, но только сюрреалисты превратили их в основной творческий метод. Главный идеолог движения Андре Бретон изучал психиатрию в Сорбонне, а познакомившись с работами Фрейда, прежде всего с «Толкованием сновидений», заинтересовался психоанализом и начал искать способы освобождения бессознательного из чертогов разума. Этим же занялись и другие сюрреалисты.

Сальвадор Дали настолько преуспел в этом процессе, что вошел в список самых коммерчески успешных художников XX века. Дали снились искаженные пространства, обнаженные фигуры, дикие животные и много чего еще странного. «Постоянство памяти», «Сон», «Сон, вызванный полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» — не просто названия картин, но и попытки Дали в толковании бессознательного. Разумеется, испанец был не единственным, кому это удавалось.

«Рене Магритт виртуозно стирал грань между реальностью и иллюзией и не просто исследовал границы сновидений, а провоцировал зрителя на живой интерес, ставил перед ним вопросы, но не давал ответов. Почему вместо головы яблоко? Почему это не трубка? Почему любовники с саванами на лицах? Эти загадки возбуждали воображение и усиливали притягательность его работ».

«Магритт брал знакомые предметы и помещал их в неожиданный контекст, вызывая ощущение тревожной тайны и внутреннего дискомфорта. На его картинах вещи теряют привычную функцию, пространство нарушает логику восприятия, сознание блуждает в лабиринтах сна, а пытливый ум пытается найти выход. Такой метод сделал Магритта одной из ключевых фигур сюрреализма и образцом визуализации бессознательного».

Интерес сюрреалистов к сновидениям стал такой вехой в искусстве, что эксперименты художников второй половины XX и начала XXI века нередко меркнут на их фоне. Впрочем, есть те, кого нельзя забыть.

Это была намеренная провокация: Уорхол старался сделать видео подлиннее и поиграть на нервах зрителя. Ему нравилась полнейшая абсурдность происходящего и идея, что от долгого просмотра публика и сама начинала зевать.

Похожий перформанс в 1995-м придумала Тильда Суинтон вместе с художницей Корнелией Паркер. Актриса неделю спала в лондонской Serpentine Gallery в стеклянном саркофаге. Тильда дважды повторила эксперимент — в римском Museo Baracco (1996) и в нью-йоркском MoMA (2013). Смысл перформанса «The Maybe» не объяснялся, но в интервью Суинтон признавалась, что сон — место, где она хочет когда‑нибудь умереть. Возможно, актриса так примиряется с собственной смертностью.

Кстати, через десять лет после Тильды в той же Serpentine Gallery свой «Дом снов» строили Илья и Эмилия Кабаковы. Зрители могли с комфортом прилечь в инсталляции, послушать расслабляющую музыку, полюбоваться небом и, как результат, немного подремать. Художники декларировали простую и похвальную цель — вернуть зрителям ощущение детской безмятежности в мире, где большинство из нас страдают от тревоги и бессонницы.

«Если говорить о современных художниках, для которых сны — не метафора, а полноценное художественное измерение, то это, безусловно, Одд Нердрум и Гильермо Гарсия Лорка. Нердрум — старовер в мире современного искусства. Он пишет вне времени: его фигуры замкнуты в медитативном полусне, в пространстве, где нет света, только тьма, плоть и метафизика. Его живопись — это медленный, вязкий кошмар, напоминающий сновидения, откуда нет выхода.

Гильермо Гарсия Лорка — антипод и ученик. У него все кипит: собаки, девочки, пингвины, демоны под кроватью — образы детских страхов, переосмысленные через оптику сюрреализма и магического реализма. Его работы тревожны и притягательны, как сон, где страшно, но просыпаться не хочется. Это искусство-провокация, искусство-соблазн»​​.

Искусство продолжает активно заходить на территорию сна, и экспериментов по-прежнему много. На «Архстоянии» 2022 года скульптор Роман Сакин приглашал зрителей в «Санаторий сна», где можно было попробовать разные способы погрузиться в дремоту. В 2023-м посетители Исторического музея смотрели «Сны Сибири»: на иммерсионной выставке археология и современное искусство вступали в своеобразный сновидческий диалог. А прямо сейчас в Доме культуры «ГЭС-2» проходит выставка «Улица сна» Ольги Чернышевой, где одноименная вывеска на черно-белой фотографии задает тон всей экспозиции.

Сама же Ольга Чернышева говорила о природе сна так: «…речь идет о сновидениях как о характере возможного. Это не состояние сна, которое тебя уносит далеко-далеко, но это сны, когда тебе снится что‑то про то, что ты хорошо знал, но видишь теперь в другом виде». Подобные сновидения вместе с ней теперь видим и мы.