Израильский бизнесмен о русских бабушках, клатчах и электронных очередях

16 мая 2017 в 09:00
Фотография: Андрей Стекачев
«Афиша Daily» пообщалась с Иланом Остробродом — бизнесменом из Хайфы, который управляет в Москве кошерным супермаркетом. Обсудили особенности ведения дел в Москве, грязные туфли и израильскую наглость.

Илан Остроброд

Откуда: Хайфа, Израиль
Что делает: руководит супермаркетом «Кошер Гурмэ» на Новосущевской

В Москву я приехал девять лет назад. У меня был ресторан в Израиле, куда приходили русские туристы, тратили много денег и рассказывали, как хорошо люди живут в России. Поэтому Москву я давно хотел увидеть: будем честны, еще манили рассказы про олигархов. А тут вдруг нашелся далекий русский родственник, к которому я смог поехать.

Свой первый день никогда не забуду: я прилетел в рваных джинсах и кроссовках — так мы одеваемся в декабре. Родственник посмотрел на мою обувь и спросил: если это твои зимние кроссовки, то как же тогда выглядит твоя летняя обувь? А летом я ношу точно такие же кеды — только с дырочками. У дверей аэропорта я понял его недоумение: створки распахнулись, подул ледяной ветер, и мне стало страшно. Пока шел до машины, был уверен, что умру. Снег я тогда видел в первый раз в жизни, холодно было чертовски.

Сначала я работал с этим моим дальним родственником — мы вместе управляли мясным заводом. По-русски я говорил с жутким акцентом, много времени уходило на то, чтобы получить регистрацию, в остальном все было нормально. Разве что частенько останавливали у метро милиционеры, но я быстро научился в такие моменты забывать, что говорю по-русски, и начинал громко кричать: «Посольство! Посольство!» Иногда это помогало, а иногда нет. Жил я в Митино и каждый день тратил на метро по два часа своей жизни. Остальное время проводил на работе. Бывало, выбирался в ресторан с родственниками или в клуб, чтобы познакомиться с новыми людьми. В клубах тогда, конечно, происходило много разного, но мне это было не в новинку: не забывайте, что четверть израильтян — это русские, которые переехали в страну в 1990-е.

Постепенно появлялись новые контакты, и стала двигаться карьера: я стал директором гипермаркета в Люберцах и тоже не испугался: это очень симпатичный подмосковный городок, где все друг друга знают. А вот масштабы Москвы просто поражали. И размах: в Израиле ты мог увидеть дай бог два «мерседеса» в одном городе, а здесь по десять «бентли» могли толкаться на одной стоянке. Меня это не раздражало, так тут принято — разве вас бесят бутики в Милане? Вот и меня тоже.

Бесило то, что все время приходилось чистить туфли: в последний раз такое внимание обуви уделял в израильской армии. А еще ботинки почему-то приходилось все время оставлять за порогом. Вообще, я здесь узнал много интересных вещей: что мужчина перед женщинами должен открывать дверь. Или что нужно снимать с женщин шубу и пальто. С шубами тоже оказалось — целая наука: когда я приехал, не понимал, чем отличается куртка из норки от манто из кошки. А еще мне не нравились эти «вы» и «ты». Кому и зачем нужно отчество? Сейчас я понимаю, что это такой же знак уважения, как перчатки. До сих пор не могу понять, зачем все снимают перчатки, когда здороваются за руку. В остальном мире так не делают.

Но вернемся к моей судьбе: после работы в Люберцах я еще долго занимался импортом кошерных продуктов питания. А потом подумал, что хорошо бы открыть свой магазин. Место под него мы приглядели сразу — тогда оно было занято «Дикси». Потом «Дикси» ушел, но мы замешкались, и площадь забрала себе одна компания, торговавшая мотоциклами. Получилось так, что к своему месту мы присматривались целых два года — как к девушке, на которой собрались жениться. С арендодателями подписали договор в августе 2015 года — как раз тогда, когда случился пик моды на израильскую кухню. После терактов русские туристы перестали ездить в Египет, потом закрылась Турция, зато все разом отправились в Израиль. А потом, когда возвращались в Москву, начали здесь искать израильские продукты. Мне вообще кажется, что за нишевыми бизнесами в России будущее. Ну скажите, кто еще может конкурировать с продуктовыми сетями? Часто меня спрашивают о том, как мы справляемся с «Ашаном» — он у нас буквально за углом. А я отвечаю, что мы с ними пересекаемся всего в 10% ассортимента.

В России все делается на импульсе. Есть такой анекдот: на Западе нанимают аутсорсинговые компании, три месяца анализируют, еще три — подписывают документы. А в России посидели, выпили — и вот бизнес начался. Здесь вообще странное отношение к деньгам: все в мире откладывают на будущее, диван и гараж, имеют какой-то план. Иногда он выходит, иногда — нет. Но в России это просто немыслимо. В Москве вообще нельзя ни к чему привыкнуть. Как только привыкнешь к чему-то одному, так появляется что-то новое. Привыкаешь к курсу 30 рублей за доллар, и вот он стоит 60.

До валютного кризиса Москва быстро менялась к лучшему. А сейчас нет-нет да и замечаешь злых людей на дорогах. Хотя в чем-то Москва оказалась впереди многих: вот Израиль считается страной гаджетов и приложений, но оплата парковки в Москве намного удобнее, чем в Тель-Авиве, устроена. С такси тоже все стало хорошо, а раньше ты вызывал, и почему-то приезжала настолько старая машина, что было непонятно, доедешь ли ты живым. Или ваша налоговая: теперь кругом талончики или электронные очереди. Хотя документальная бюрократия осталась: на каждый листик нужно приложить еще четыре листика, а на них еще шестнадцать. И банки тоже не хотят меняться быстро. До сих пор не понимаю, почему документы нужно подавать на русском, когда сделка международная. Таможенный контроль мог бы запомнить, что waffles и chocolate — это вафли и шоколад. Разве нет?

Конечно, русские пьют больше, но сами судите: кто будет сидеть в Израиле на берегу моря и пить водку? А в московском ресторане в лютый мороз выпить водки, если накрыт хороший стол, — ну совсем другое дело. Водка — ваша культура, которую нужно понимать. Никто же не удивляется, что в Бельгии пьют много пива, да? Вообще, Москва заставляет смотреть на привычные вещи по-другому: раньше я каждый день видел море и вообще не обращал на него внимания. А теперь, как купаюсь, каждый раз понимаю, что это событие.

Понял еще, что у нас в Израиле совсем нет культуры наряжаться: даже в ресторан ходят в шлепанцах. А я вот как-то поехал в российский банк на важную встречу летом, ну надел шлепанцы и футболку и, конечно, пожалел. Хотя в Израиле тысячу раз заходил в банк и в шортах — там главное, чтобы солнечные очки были дорогие. В барах то же самое: местные спускаются из соседних домов, одетые как дома — в шорты и майку. А в России даже в бар все стараются наряжаться — вплоть до сумок, туфель. Господи, я бы в Израиле даже не узнал, что есть такое слово «клатч»! Там у пацанов в гардеробе только пачка белых футболок, и все.

Зато израильтяне славятся своей наглостью. У нас запросто можно подойти к чужому столику, взять со стола сигарету и просто сказать незнакомому человеку «спасибо». Или даже не сказать. В России меня за такое побили бы просто. В Израиле у всех друзей есть ключи от твоего дома — вот возвращаешься усталый после работы, а на твоем диване кто-то завалился и в PlayStation играет. В Москве не так: три четверти израильской наглости теряются, как только покидаешь трап самолета. Но кое-что остается: вот у нас в магазине израильтяне так основательно потрогают все батоны при выборе хлеба, что к вечеру один будет ужасно растрепанный — его никто не возьмет.

А ваши отношения между полами? Женщины в Израиле куда более самоуверенные: девочка поругается с пацаном из-за того, что захочет платить за счет, — пусть даже она студентка и зарабатывает две копейки в месяц. А в России все наоборот: она будет сидеть на миллионах, но мужчина должен за нее платить. Это не хорошо и не плохо — так принято просто. Бабушки вот в России — тоже отдельная тема: они настоящий высший класс. Израильских бабушек мы называем рентгеном: сидят на лавочке и обсуждают, кто кого бросил, кто кого поцеловал, но ведут себя довольно тихо. В России бабули правят миром: они такие отчаянные, куда-то все время идут, несмотря на снег и дождь, ремонты и квартиры устраивают. Ругаются с ТСЖ.

Мне тут очень нравится — хотелось бы остаться здесь до пенсии. Я так устроен, что каждые три года меня тянет за чем-то новым, и Москва в этом смысле мне подходит идеально — здесь мечтается о великом, хочется пробовать новое и рисковать.