Директор Музея Москвы Алина Сапрыкина«Недостаток общественного обсуждения — это проблема»

 — За 120 лет своей жизни Музей Москвы никогда не считался достопримечательностью, значение которой выходит за пределы города. Вы говорили, что хотите сделать его одним из популярнейших мест в Москве. Удалось ли это за 4 года, что вы его возглавляете?

— В 2015 году мы вошли в пятерку самых посещаемых городских музеев: 900 тысяч человек в год. Это большая цифра, взятая из общего числа посетителей всего объединения «Музей Москвы». В том же 2015-м CAMOC (международный Союз городских музеев. — Прим. ред.) выбрал нас как площадку для проведения 10-й юбилейной конференции. Нас выбрали в том числе и потому, что коллеги со всего мира обратили на наш музей внимание, наблюдая, как мы развиваемся. Но, конечно же, мы отдаем себе отчет в том, что городские музеи нигде не входят в тройку лидеров по посещаемости. Всегда и везде люди в первую очередь стремятся попасть в художественные галереи и осмотреть сам город.

— Как должен выглядеть современный и популярный музей города?

— Он должен быть чем-то большим, чем просто место, где демонстрируются экспонаты, связанные с историей города. Его задача — быть социальным музейно-выставочным центром, местом встреч и общения. Необходимо, с одной стороны, отражать идентичность города, а с другой стороны — музей должен быть некой платформой, где встречаются художники, архитекторы, урбанисты, социологи, люди, занимающиеся исследованием моды, гастроэнтузиасты и музыканты. Мы должны очень быстро реагировать на то, что происходит в Москве, ловить темы, которые интересны именно сейчас, и реализовывать их в выставочные и лекционные проекты, запускать исследования. Что касается историко-архивной функции, то тут необходимо актуализировать прошлое, как бы переводить его на современный язык.

— Вы предоставляете свою площадку для фестивалей уличных музыкантов, уже какое лето проводите во дворе Городские маркеты еды, устраиваете конференции и кино показываете. Нет ли ощущения, что на фоне этих активностей выставки теряются?

 — Удивительный факт, но у нас нет постоянной экспозиции с 1947 года. Последняя выставка с предметами из нашей коллекции проводилась тогда в здании храма Иоанна Богослова под Вязом на Новой площади, в котором до 2011 года располагался музей.

 — Как вышло, что у вас до сих пор нет собственной экспозиции?

— Музей несколько раз менял свою концепцию, изменялись названия, здания. Это одна из особенностей городского музея: он как зеркало отражает то, что происходит вокруг, меняется концептуально и идеологически. И что касается постоянной экспозиции, ответ простой: музей переехал в здания Провиантских складов в 2011 году. И как бы хорошо он ни выглядел снаружи, его внутренние объемы и коммуникации остаются в плохом состоянии. Просто нецелесообразно заниматься постоянной экспозицией, не закончив реставрацию корпусов.

— И какой она будет?

— Это все, что связано с историей города и бытом его жителей. Живопись, графика, скульптура, кино, фотоматериалы, документы, предметы быта, одежда, автомобили, предметы городской среды, двери, окна, решетки, люки.

— А разве это интересно молодой публике — аудитории, которая смотрит видеоблоги и курит вейп? По-моему, на всех ваших выставках — особенно ностальгических типа «Московской оттепели» — собирается публика от 30.

— Мы поменяли подходы к рассказам о Москве. И все эти наши новые идеи освоения пространства — от кинопоказов во дворе до фестивалей еды — постепенно увеличивают трафик молодой аудитории. Допустим, изначально они пришли на видеоинсталляцию, но через потребление этих околомузейных форм начинают интересоваться и посещать выставочные проекты.

 — Как для вас соотносятся историческое и современное?

— Город для нас важнее формы высказывания. В этом смысле хочется упомянуть проект Виноградова и Дубосарского, которые сделали экспозицию из предметов, хранящихся в наших фондах. Или выставка Файбисовича «Москва моя», на которой он своими работами соединил два взгляда на один город: исследующий повседневность и живописный. Или выставка фотографа Влада Ефимова, который снимает Москву словно глазами ребенка.

Музей сегодня не хранилище для внутреннего научного исследования. Коллекции должны жить благодаря экспонированию в самых разных городских пространствах. Мы, например, сотрудничаем с метрополитеном — проводим совместные выставки и организуем экскурсии. Делали проект «Картинки к Азбуке, или Что хранит Музей Москвы» в «Музеоне». А сейчас ведем переговоры о проекте на Усачевском рынке.

 — А если расширить географию — вот, предположим, какой может быть выставка Музея Москвы в Берлине? Сейчас многие музеи мира проводят проекты к 100-летию революции, и понятно, какая русская фактура интересна Западу: цари, авангард, космос, кино, театр. А какую московскую идею сейчас имеет смысл там показывать?

— В различных городах проводятся Дни Москвы, куда отбираются проекты на конкурсной основе. Мы, например, в этом году предлагаем выставку советского архитектурного модернизма. Нам кажется, тем же жителям Берлина это будет интересно.

— Иностранцам — модернизм, старшему поколению — ностальгию, молодежи — фуд-корты и кинопоказы. А можете представить в своем музее проект, который будет интересен мигрантам из республик бывшего СССР, проживающим в городе?

— После конференции CAMOC, одной из тем которой была как раз тема миграции, мы приютили Центр эмигрантских исследований. Теперь по понедельникам, когда музей закрыт, мы делаем совместные программы для детей мигрантов: рассказываем об истории города, его культуре.

У нас уже есть проект «Москва этническая», где лучшие специалисты, представители национальных диаспор, знакомят горожан с культурой и наследием многонациональной столицы.
В ближайшем будущем планируем сделать выставочный проект о Москве как о мультикультурном городе. Это важный процесс; мы только начинаем в этой области какое-то движение, понимая, что именно городской музей должен иметь такую социальную направленность.

— Запуск МЦК, реконструкция в рамках «Моей улицы», архитектурные конкурсы — вы участвуете в огромном количестве городских процессов. Есть ли у музея реальное влияние на них? Вот если, скажем, взять итоги конкурса по парку в Зарядье и то, что там построили. Вам это как?

— Наших экспертов привлекали во время работы над проектом: у нас запрашивали исторические материалы. Это первое, а во-вторых, в 2014 году мы проводили выставку о Зарядье с различными вариантами решений, и наши посетители могли проголосовать за понравившийся.

— Это были выборы ради выборов или голос действительно имел какое-то значение?

 — Предлагалось отдать голос за один из следующих проектов: законсервированный археологический раскоп, топиарный парк, галерея современного искусства, мультимедийный центр и пятый вариант — типичная деревенская усадьба, где должен был разместиться культурный центр. И последний вариант победил с огромным отрывом. Мы сдали в Москомархитектуру результаты нашего социологического опроса, но культурный центр в виде усадьбы в результате не появится в парке «Зарядье», потому что, видимо, это шло вразрез с утвержденными концепциями.

— То есть вы просто предоставляли площадку для высказывания, но сами воздержались от высказывания?

— Музей Москвы может выступать в роли эксперта, но, мне кажется, здесь важнее наша роль в качестве модератора. Различные группы и городские сообщества не могут найти между собой общий язык, потому что нет площадок, которые обеспечивали бы некую нейтральность по отношению к конкретным идеям. Мое видение городского музея — именно как такого модератора. Мы инициируем различные обсуждения, круглые столы, исследования, конференции, опросы. Это не исключает того, что наши сотрудники могут высказывать в медийном пространстве свою позицию. Но сам музей — это скорее работа с разными мнениями и подходами.

Недостаток общественного обсуждения — большая проблема. Возьмите ту же ситуацию с Исаакиевским собором в Санкт-Петербурге. Если бы была какая-то четкая презентационная линия, многие вопросы удалось бы урегулировать. С другой стороны, существуют темы, которые должны обсуждать и принимать по ним решения исключительно профессионалы.

— Вы сказали, что должны быстро реагировать на все, что происходит в городе. Понятно, что вы государственное учреждение, но почему Музей не занимал никакой позиции в градозащитных спорах последнего времени? Вы никак не вмешались в историю с прошлогодним сносом Таганской АТС и разрушенными домовладениями в том же Зарядье.

— Если говорить конкретно об этой АТС, то у нас должны были пройти общественные слушания по этому вопросу — их инициировал Департамент культурного наследия. Должны были, но не состоялись. Повторюсь: мы всегда выступаем за прозрачное обсуждение. Но, мне кажется, массы не отдают себе отчета, насколько сложно устроено городское управление. Это масштабнейшие процессы. Это адский, реально титанический труд. Просто никто не видит, насколько непросто открыть новую линию метро или запустить МЦК. Или построить парк, и что это значит — запустить официальный сайт мэра Москвы, благодаря которому мы сейчас записываемся в очереди во все нужные учреждения за 5 минут. И совсем не принято обсуждать особенности, сложности и реальные успехи многих проектов.

Вы говорите «государственное учреждение», имея в виду, наверное, определенную идеологию в создании выставочных проектов и событий. Так вот: ни разу не было случая, чтобы нам порекомендовали не проводить ту или иную выставку. Или попросили специально сделать какой-то определенный проект. Музей Москвы находится в здоровой и развивающейся городской среде, в прогрессивной и успешной, а не в неком искривленном пространстве. Просто опять же в силу, может быть, менталитета многим свойственно обращать больше внимания на негативную информацию.

— Как будет выглядеть находящийся сегодня в здоровой среде Музей Москвы лет через 20?

— Недавно мы принимали участие в Московском культурном форуме. Показали ролик «Вчера, сегодня, завтра», посвященный прошлому и будущему музея. Финал этой работы таков: в будущем мэром Москвы становится искусственный интеллект, а наш музей становится главным городским музеем.