— Вы уже стали городской легендой — на ваших вечеринках можно встретить московских модников, Ксению Собчак и Михаила Зыгаря. Я правильно понимаю, что теперь вы решили двигаться дальше?

Никита: Это так. Европейских выездов у нас в ближайшее время не предвидится, пока нет смысла даже об этом думать. Поэтому появилась идея попробовать поехать по России. Лично у меня в голове были четыре-пять главных городов, в которые просто интересно попасть, потому что я там ни разу не был: Казань, Екатеринбург, Уфа, Владивосток. Мы сделали опен-кол в соцсетях, нам писала огромная куча людей. Я пообщался со всеми и в каждом из городов нашел энтузиастов, которые делают подобные вещи, что и мы. Безусловно, пока такого размаха нет ни у кого, но то, что большинство из них вдохновились нашим вайбом и пытаются сделать что‑то у себя в городах, это интересно.

— То есть, получается, что в регионах России на самом деле есть огромное количество ЛГБТ-вечеринок?

Никита: Нет, не огромное. Но в каждом крупном городе есть какая‑то движуха. Мне действительно много писали ребята из разных гей-клубов. Но нам гей-клубы не особо интересны, мы сами никогда не делали там вечеринки. Мы скорее про ЛГБТ-френдли-вечеринки с качественной электронной музыкой, поэтому искали таких же единомышленников.

— Сколько городов у вас в итоге набралось для тура?

Никита: Пока десять: Ростов-на-Дону, Казань, Краснодар, Питер, Калининград, Уфа, Владивосток, Томск, Екатеринбург и Нижний Новгород. Тур начнется в конце марта и продлится до конца сентября, поэтому вполне возможно, что один-два города еще добавятся по ходу.

— Как вы решаете вопрос с безопасностью? С Москвой и Питером более-менее понятно все. А как это происходит в остальных городах?

Никита: С каждым городом я веду беседу, пытаюсь выяснить, как у них там обстоят дела, бывают ли проблемные ситуации и как они их решают. В любом случае на таких вечеринках будет большое количество охраны.

Сергей: Ты знаешь, мы зациклены на безопасности своих гостей. Но я, например, протусовался всю ночь в «Радуге» с одной уфимской группировкой. Они говорят, что вопрос безопасности стоит уже не так радикально. У молодых ребят агрессии в сторону квир-комьюнити уже практически нет.

— Вы будете прямо педалировать, что вы квир-вечеринка?

Сергей: Безусловно, будем об этом говорить. Я считаю, что это наша главная характеристика, и мы точно не можем об этом умалчивать. Но мне кажется, что градус накала этой темы уже не такой большой, как раньше.

— Кстати, в свой последний приезд в Москву я был в баре «Моно» на Чистых прудах. Когда я зашел, охранники спросили: «А вы вообще знаете, куда вы пришли?» Я говорю: «В смысле?» Они в ответ: «Ну вы точно готовы к этому?»

Сергей: Игорь, что за отстой? Они не приняли тебя в клан! Вообще «Моно» хорошие.

Никита: Молодой человек, а вы точно пидор?

(Все смеются.)

— Тур называется Popoff Kitchen Delicious Tour. Мне кажется, это будет такая квир-революция со штабами по регионам.

Никита: Мы не хотим ехать как звезды из Москвы. Раньше я надеялся, что мы дадим пример другим городам и они сами начнут что‑то делать. Теперь они начали, и хочется их поддержать. Это не просто гастроли — я помогаю ребятам выстроить бизнес-модель: как все сделать так, чтобы это была не одноразовая история.

— Вот вы сказали про толерантность, а как оцениваете уровень толерантности в России сейчас?

Никита: Уровень толерантности и понимания, что такое гей-культура, у людей, которые к этой культуре никакого отношения не имеют, изменился. Все благодаря тому, что огромное количество гетеросексуалов приходит к нам (и не только) на вечеринки, и им нравится. Безусловно, мы все так же в первую очередь квир-вечеринка, но наши двери сейчас открыты гораздо шире.

Сергей: Popoff Kitchen начался как исследование нашей с Никитой в первую очередь сексуальности и вообще нашего места в большом квир-мире. Когда мы в этом разбирались, постепенно появлялись какие‑то вопросы, которые нас волновали. Так появился Horovod (двухдневная вечеринка Popoff Kitchen и Veselka. — Прим. ред.) — наша попытка соединить всех интересующихся и включенных. Потом наши рассуждения пошли дальше, и мы подумали, что можно сделать какую‑то необычную для нас тематику, и придумали дрэг-вечеринку.

— На «Хороводе» вам досталось от зумеров. Все жаловались на фейсконтроль, большую очередь…

Таня: Нам до сих пор это припоминают, но хочется заметить, что в «Мутаборе» абсолютно всегда большая очередь.

— Не знаю, следите ли вы за зумерской российской квир-повесткой, но они часто говорят, что на гей-вечеринках не хватает инклюзивности. Например, как это в Берлине бывает: приходишь на вечеринку, и там люди с особенностями или ограниченными возможностями, на колясках.

Никита: Обвинять нас в этом очень странно. У нас часто можно встретить людей с ограниченными возможностями. По сравнению с первыми вечеринками, гостями которых были в основном геи, спектр стал гораздо шире: теперь тут есть и натуралы, и лесбиянки, и транс-люди. В том же «Мутаборе» для людей на колясках не все зоны доступны, но я сам лично видел, как ребятам помогают и спуститься, и подняться на танцпол.

Слава: Причем не только работники клуба, но и ребята, которые приходят потусоваться, помогают. Я видел, как тащили коляску на главную сцену, и все нормально себя чувствовали. Я сам тащил!

— Хотел еще спросить про фотки. В Берлине строго нельзя фотографировать и снимать в клубах вообще. А у вас как? И что вы про это думаете?

Никита: Да, у нас такая же штука: мы заклеиваем камеры гостям, чтобы они не снимали ни себя, ни других. Потому что даже когда ты делаешь селфак, ты можешь заснять человека, который не хочет попасть на камеру. У нас есть свои фотографы, и они всегда общаются с теми, кого снимают, и спрашивают разрешения.

— При этом я видел, как Маша Федорова (бывший главред Vogue. — Прим. ред.), будучи на вашей довольно откровенной вечеринке, просто устроила сторис-атаку. Почему другим нельзя, а ей можно?

Слава: Федоровой нельзя было снимать, как и всем остальным. Просто она пришла со своей свитой, и им вообще было не до заклейки камер, но она была предупреждена.

Таня: Мы не можем следить абсолютно за всеми. Но когда мы видим, что кто‑то снимает, конечно, просим этого не делать.

— В регионах вы тоже будете заклеивать камеры?

Никита: Будем обсуждать. Я бы хотел, чтоб они почувствовали хоть раз в жизни этот вайб. Когда есть только ты, музыка и окружающие люди. Нам это важно. Гораздо важнее, чем получить классные кадры или кучу отметок о том, как у нас круто.

Сергей: Есть такой четкий русский муд: сходить на вечеринку для того, чтобы снять сторьку. И его очень сложно побороть, правда. Поэтому мы находимся между двух огней. С одной стороны, мы понимаем, что это правильно — заклеивать камеры и запрещать съемку. С другой стороны, есть 1500 человек, для которых одним из самых важных поинтов посещения тусовки являются сторис.

— Но это не секс-вечеринка, правильно? Это как бы вечеринка, где просто все танцуют в хорошем настроении…

Сергей: У нас есть и секс. Вот я, например, для четырехлетия построил огромную темную комнату-лабиринт в лучших традициях Берлина. И, конечно же, есть и секс, и танцы. Но снимать в темной комнате — это же совсем ****** [кошмар].

— А можете рассказать, что такое даркрум вообще?

Таня: Ну это приватная комната, в которую ходят наши гости для получения каких‑то новых эмоций на вечеринке.

Никита: Даркрум — это максимально темная комната. Она сделана для более интимного контакта между людьми. Если ты хочешь, то можешь зайти туда. Ты не обязан заниматься сексом, но там это гораздо проще делать.

— Вам на прошлой неделе исполнилось четыре года, что за эти годы поменялось?

Никита: Во-первых, за 4 года мы собрали единомышленников, создали некое новое сообщество людей, которые так же, как мы, чувствуют музыку и свободу. Они классно выглядят, открыто и раскрепощенно себя ведут, общаются как будто на другом уровне. Они понимают, что мы двигаем целую культуру, и для них это стало некой отдушиной. Мы пришли к тому, что мы уже гораздо больше, чем просто вечеринка.

Во-вторых, за четыре года из Popoff Kitchen вышло еще несколько сайд-проектов:
Horovod, «Анжела» — яркая, жизнерадостная и гораздо более мягкая вечеринка, на которой мы с юмором исследуем дрэг-культуру, «Квир мир» — ежемесячная программа на Test.FM, которую придумал Сергей Raumtester.

— Вы вот это все рассказываете, и создается ощущение, как будто с правами ЛГБТ в России все прекрасно: есть куча вечеринок и медиа, которые собираются вместе, и все у них хорошо и классно. Нам многие скажут: «Ребят, оглянитесь вокруг, вы о чем? В России у ЛГБТ куча проблем».

Никита: Конечно, мы не надели на себя розовые очки и не думаем, что сделали Россию самой толерантной страной, совершенно нет. Понятно, что у каждого из нас на бытовом уровне есть определенные проблемы с гомофобией. Мы всегда готовы к тому, что в ночной клуб могут прийти какие‑то люди, которые будут вести себя агрессивно. Находясь в России, ты не можешь гарантировать себе безопасность. Но мы делаем все, чтобы такие ситуации предотвратить.

На меня напали как‑то прямо на нашей вечеринке. Избили так, что было сотрясение мозга и перелом руки. Напавшие похитили деньги, и охрана клуба ничего не смогла сделать, потому что пришли такие конкретные крепыши, которые были настроены не на то, чтобы пообщаться, а на то, чтобы ********* [побить]. После этого мы решили, что будем брать с собой свою охрану, и теперь работаем с серьезным ЧОПом.

— Это было самое страшное, что происходило?

Никита: Было время, когда у клуба «Плутон» поджидала группа гомофобов, которая отлавливала всех, кто свернул «не туда». Со мной это было в Москве два года назад. Я шел, там ребята такие: «Ты клуб ищешь? Гей?» Я ответил: «Ну да». Я не понял сразу, чего они хотели. И они меня окружили, сказали, что сейчас покажут мне, для чего вообще нужна моя жопа, и это последние часы моей жизни. Мне было дико страшно. Я бежал, они пытались меня догнать. Я первый раз в жизни серьезно испугался за свою жизнь.

— Как вам кажется, есть ли надежда, что ЛГБТ-сообщество консолидируются и выступит за отмену закона о гей-пропаганде или вообще начнет предпринимать какие‑то политические шаги? К вам приходят сотни ЛГБТ-персон, какие у них настроения?

Никита: Знаешь, такого рода политические активисты — это вообще другая история, отдельный путь.

— Мне кажется, проблема ЛГБТ-сообщества России в том, что все вечно друг другом недовольны, никто никогда не может объединиться, им постоянно кто‑то не нравится.

Никита: Игорь, безусловно, это так и есть, но я все равно вижу некие положительные изменения во всем этом. Есть проект Карена Шаиняна, которые по-своему раскрывает проблемы ЛГБТ-комьюнити. Есть Ренат Давлетгильдеев, который собирался баллотироваться в депутаты.

— В целом этот закон сильно вам мешает? Как считаете, он создает какую‑то нагнетающую атмосферу?

Никита: Ты понимаешь, если бы закона этого не было, то, возможно, не было бы и повестки. Потому что, когда появился закон, я вообще хотел свалить из России и очень испугался того, что случится дальше. Я понял, что это сигнал огромному количеству людей, что быть геем — ненормально и плохо. Но этот закон отчасти дал толчок вообще к диалогу о ЛГБТ-персонах и их проблемах. Не было бы закона — мы были бы менее видимыми, потому что медиа говорили бы об этом с меньшим интересом, и у нас не было бы такого стремления изменить мышление людей.

Сергей: Мне кажется, что когда случился закон, было страшно. А потом стало понятно, что внутри сообщества появилась какая‑то тенденция на объединение, консолидацию. Но, конечно, это долгий процесс.

— Завершая тему гомофобии: как вы считаете, в России она природна или все-таки навязана?

Никита: Я не считаю, что российское общество по природе своей гомофобное. Гомофобия — это некий социальный конструкт, который навязан. Человек не может родиться с ненавистью к людям, которым нравятся другие люди.

Таня: Я гетеросексуальная девушка, и мне часто говорят: «Зачем ты этим занимаешься? Что ты в этом находишь?» Не понимают, что нет большой разницы. Это просто место, где ты чувствуешь себя более свободным и защищенным. Это основная причина, почему я начала тусоваться с Popoff.

На первой вечеринке я была в закрытой кофте, а потом постепенно начала надевать топики, боди. Стала все больше открываться.

Сергей: Просто с нами классно.

Никита: Я надеюсь, что закон о пропаганде отменят. И, безусловно, это будет большой шаг навстречу всему ЛГБТ-комьюнити. Я верю в то, что мы устоим. Это, конечно, будет через лет пять или даже десять. Но в том, что это случится, я не сомневаюсь.

Резиденты — о том, как они изменились за четыре года и что для них значит Popoff Kitchen

Сергей Raumtester

Диджей

Popoff меня очень сильно изменил. Раньше я был провинциальным гомофобным геем. Это довольно странно звучит, но это правда так и есть. Есть определенные стереотипы, каноны красоты, поведения, образа жизни, которые навязывались мне долгое время. Когда в моей жизни появились эти вечеринки, я понял, что человек необязательно может быть мужчиной, женщиной, он может быть гетерофлюидным и вообще каким угодно. И совершенно неважно, какой он ориентации и кого любит.

На первой вечеринке был случай, что я играю и в какой‑то момент ко мне подходит Сережа Нестеренко и снимает с меня футболку. Я понимаю, что и людям это нравится, и мне; это настолько другое необычное состояние, было круто. В итоге раздевания стали моей фишкой. Я ощущаю реальную свободу и вообще не думаю о том, как выглядит мое тело.

Фил Гинзбург

Диджей и промоутер

Здесь никто тебе не говорит, что играть. Ты ставишь все, что хочешь. Клево, что у нас теперь играют не только техно, есть самая разная музыка: транс, хаус, метал и так далее. Для меня каждая вечеринка — челлендж, потому что для них я придумываю новый костюм. У меня есть любимая тактика: я прихожу одетым в большое количество разных вещей, но в процессе снимаю с себя по одной детали. В итоге к утру могу оказаться абсолютно голым.

Обнаженных девушек на вечеринке все больше и больше — это офигительно. Это значит, что Popoff помогает раскрепощаться.

Рома Пташенко

Диджей

Я однажды выступил на самой первой вечеринке четыре года назад. Потом наши пути разошлись. И через некоторое время на дружеской посиделке мой друг сказал мне: «Ром, странно: ты отделился от парней, потому что они, как никто, могут тебя понять». И я вернулся. Popoff Kitchen повлиял на рост моей карьеры, на мою внутреннюю позицию и взгляд на то, что сейчас происходит со мной и квир-сообществом в России. Он помог понять, что квир — это не страшно и не больно.

Кирилл Шаповалов

Диджей

Я повзрослел и вырос за все это время благодаря Popoff, команде и всему, что происходило за эти годы. Могу сказать, что пока это начало долгого пути и благодарен всему, что происходит. Мы и я, в частности, очень выросли за эти четыре года. Особенно в музыкальном плане, потому что мы стали больше экспериментировать, добавлять что‑то новое, не зацикливаться на одном стиле.

Влад Высоцкий Sexstasy

Диджей

Я попал в Popoff Kitchen около двух с половиной лет назад, но не как диджей, а как фотограф, а уже после начал играть и вскоре стал резидентом. Многое изменилось за это время, особенно в плане мировоззрения и принятия себя. Посещая Popoff, а позже начав играть на нем, я как губка впитывал весь тот вайб, что
несет вечеринка. И эта атмосфера свободы, любви и принятия себя пропитала меня насквозь. И я горжусь тем, что являюсь частью Popoff Family и уже сам пропитываю окружающих нашим вайбом. Любовь!

Андрей Никоноров Moonoton

Диджей

Я сочинил какой‑то трек, который понравился Коле Ришу (диджей, основатель парикмахерских Birdie. — Прим. ред.), он поставил его Сереже Нестеренко. Они позвали меня поиграть, я собрал классную диско-музыку, которую раньше не играл. Потом ребята стали звать меня чаще, и Никита предложил стать резидентом. Мне очень нравится это ощущение: когда ты выступаешь на вечеринках, все готовы тебя воспринимать. Они танцуют под твою музыку, заводятся от звуков и твоего поведения за пультом. Это круто.