Новая археология: что откопали в Москве и где можно увидеть эти артефакты

28 июня 2016 в 15:06
Москва закрылась на капремонт: в городе проводится программа «Моя улица». В траншеях за полосатыми заборами показались тысячи исторических артефактов — часть покажут на выставке в Музее Москвы. «Афиша Daily» выяснила, как проходили раскопки, почему недовольны градозащитники и что будет дальше.

Что откопали?

В рамках проекта «Моя улица» к 2018 году власти обещают преобразить 52 улицы в центре — тротуары сделают шире, провода и прочие коммуникации уберут под землю, посадят деревья. С начала этих работ уже найдено более 1000 археологических артефактов.

Например, на Тверской обнаружили фрагмент древней деревянной мостовой, белоглиняную посуду, обрезки кожи. Там же нашли маточник, инструмент фальшивомонетчика XVIII века. Одна из самых значительных находок — Тверские ворота Белого города, которые были скрыты под землей более 200 лет, а также фрагмент основания женского Страстного монастыря на Пушкинской площади. Еще были найдены остатки фундамента то ли снесенного в 1930-х годах храма Димитрия Солунского, то ли двора Чернышевых XVII века, а также кабак XVIII века на Театральной площади.

28 июня в Музее Москвы открывается выставка «Тверская и не только», где самые интересные артефакты покажут впервые. В будущем же для них обещают открыть специальный археологический музей в парке «Зарядье». На официальном сайте Москвы говорится, что фрагменты древних мостовых и некоторые другие артефакты будут превращены в экспонаты прямо на месте.

Чем недовольны защитники Москвы?

Петр Мирошник
Координатор общественного движения «Архнадзор»

«Неправильно в срочном порядке переделывать 52 улицы. Неправильно и с точки зрения археологии, и с точки зрения сохранения объектов культурного наследия. В итоге, например, в ходе прокладки канавы вдоль Страстного монастыря его стена была частично разрушена. Ведь прораб не возьмет на себя смелость отступить на полметра, чтобы спасти артефакт.

Показательно и то, что главный археолог Москвы Леонид Кондрашев находился с дружественным визитом во Франции в тот ответственный момент, когда Тверскую перекрыли на 2 суток. Для человека, считающего себя ученым, находиться в другом месте, когда открылись Тверские ворота Белого города впервые за 200 с лишним лет, — настоящая трагедия».

Что отвечают городские археологи?

Леонид Кондрашев
Главный археолог Москвы, заместитель руководителя Департамента культурного наследия

«Весь план работ по проекту реконструкции 52 улиц согласовывался примерно за полгода до начала работ в конце осени. Над проектом «Моя улица» работает примерно 100 археологов одновременно. Основные вопросы возникали при прокладке коммуникаций, и на данный момент специалисты обрабатывают находки, а археологи теперь следят за прокладкой дорожного покрытия. Сейчас идут работы на Садовом кольце, и задействованных археологов стало больше.

С раскопками Страстного монастыря ситуация была следующая: в ходе работ была отрыта его ограда — на том же месте, где и предполагалось. Траншея для прокладки коммуникаций прошла мимо, а стена зафиксирована, присыпана, и мы прорабатываем вариант ее музеефикации».

Как именно проходят археологические работы на улицах?

Григорий Ревзин
Партнер КБ «Стрелка», профессор Высшей школы урбанистики НИУ ВШЭ, архитектурный критик

«При Институте археологии РАН есть Московская экспедиция, которая согласовала порядок работ. От нее на проекте действует дежурный археолог. Теоретически в момент находки артефакта, который требует исследования, работы останавливаются и компания начинает его раскапывать руками и кирками (не техникой). После этого артефакт обмеряется, документируется, фотографируется — и снова засыпается. Это совершенно нормальная практика. Насколько я знаю, со стороны профессиональных археологов, которые находятся на объекте, никаких претензий нет. По регламенту, если археолог все зафиксировал и у него нет вопросов, значит, все хорошо. Но у общественных организаций, в данном случае у «Архнадзора», другое мнение.

У профессиональных археологов такие общественники всегда вызывают неоднозначную реакцию. Они не всегда в состоянии понять, что ценно, а что нет, и часто страшно преувеличивают значение каждой находки. Но с точки зрения «Архнадзора», одного археолога недостаточно, он мог что-то пропустить. Но с академической точки зрения это неадекватная оценка ситуации. В добавок ко всему подключается общественность: «Как же так, археолог был, а сквозь стены монастыря провели провода?»

Если сделали что-то неправильно, то как нужно было делать?

Петр Мирошник

«Прошлой осенью проектировщики «Моей улицы» должны были сесть вместе с археологами и решить, где прокладывать коммуникации (то есть где можно копать канаву, а где можно проложить их в коллекторах или убрать в подвалы). Нам известно, где что находится под асфальтом, с точностью до нескольких десятков сантиметров, и есть современные методы, позволяющие это узнать, не разрывая грунт».

Григорий Ревзин

«Естественно, те археологические объекты, о которых мы знали заранее, были включены в разработки проекта по благоустройству. Но в основном археологические раскопки идут по мере производства работ. В ходе реконструкции сетей (линии электропередач и другие коммуникации убирают под землю. — Прим. ред.) рабочие копают глубоко — до 2 метров, и мы, естественно, не могли предусмотреть в проекте все, что там может вылезти. Но существует регламент о том, что делать в случае выявления археологических ценностей. Он не идеален, и градозащитники им недовольны — для этого есть свои основания».

Илья Варламов
Журналист, фотограф, основатель фонда «Городские проекты»

«Даже я, будучи москвичом и неравнодушным человеком, не знаю, как надо в этой ситуации поступить. Я лично не вижу никакого криминала в том, что сделано, и не очень понял массовое возмущение со стороны «Архнадзора» и других ребят. Никто из них не предложил ничего конкретного — что делать-то? Да, там нашли подвалы, но для кого это было сюрпризом? Все прекрасно знали, что они есть. Все знали, где какие здания стояли и когда что снесли. Было понятно, что есть определенный культурный слой. Но что конкретно с этим нужно было делать?

Обсуждать это нужно было до того, как Тверскую начали раскапывать. «Мы сейчас вскроем и найдем подвалы, что с ними делать? Аккуратно вскрыть, проложить кабель и закопать? Или у нас теперь там будет музей? Или стеклянные тротуары?» О том, что Тверскую будут реконструировать, все знали год назад, но ни «Архнадзор», ни другие организации эти вопросы не поднимали. Может, только на кухне, но публично эта дискуссия не велась.

Я очень хорошо отношусь к «Архнадзору»: ребята — молодцы, они очень много делают для Москвы. Но когда речь идет о защите здания — поздно его защищать, когда приехал экскаватор. Но я ни одного конструктивного предложения не увидел. Возможно, наши правнуки, когда машины начнут летать и дороги в том виде, в каком они есть, не будут нужны, это все вскроют и сделают там музей».

Во время благоустройства Тверской улицы был найден очень редкий инструмент для изготовления фальшивых монет

Как уживаются археологи и строители в других исторических городах?

Петр Мирошник

«В Британии, например, сроки окончания строительства скорее передвинут, потому как не хватило времени археологам — они по закону должны исследовать объект до строителей и контролировать все со стадии проектирования, а не наблюдать за работами в пожарном порядке.

Рим может себе позволить строить метро много десятков лет и так его и не построить. Но московская экономика заточена под другое — строительство элитного жилья, и пока трудно представить, что отношение к историческим ценностям поменяется».

Леонид Беляев
Археолог, заведующий отделом археологии Московской Руси в Институте археологии РАН

«В Риме власти резко сузили вдвое одну из важнейших трасс на несколько лет, пока шли раскопки и музеефикация форумов. Потом трасса так и осталась суженной. Но такие решения город должен принимать осознанно. И если бы у нас была большая городская программа по преобразованию исторического центра Москвы, то мы могли бы объяснить населению, что мы закрываем половину Тверской лет на пять, чтобы сформировать здесь историческо-археологическую зону».

Григорий Ревзин

«Есть единственный город в России, где законодательство работает по-другому. Если всюду раскопки под что-то строящееся ведут строители, а археологи лишь присутствуют на объекте, в Новгороде раскопки ведутся самими археологами. Специалисты передают строителям зачищенную яму, в которой все уже найдено, обмерено и выверено. Естественно, для градозащитников такой порядок является идеалом, который они хотели бы распространить на все города. И также естественно, что строители и городская власть совершенно этого не хотят. Иначе те работы, которые сейчас проводятся на Тверской, должны были бы осуществляться в два сезона».

Какая судьба ждет находки и когда нам ждать новый музей?

Леонид Кондрашев

«Сначала археологи должны изучить и описать находки. Закон дает на это 3 года, но, как правило, все происходит быстрее. А сами объекты сейчас временно законсервированы, то есть погружены в грунт. Если этого не сделать, они пострадают от осадков, морозов и реагентов. Археологи передали все данные: местоположение, глубину залегания, состояние объектов и так далее. Сейчас проектировщики решают, какие объекты можно будет показать и как обеспечить их защиту. Пока у нас нет технологии, позволяющей сохранять дерево, — это сложная химическая работа по замещению воды полимерами. А вот для кирпичных или белокаменных руин это возможно».

Алина Сапрыкина
Директор Музея Москвы

«Все древности, найденные на территории Москвы, передаются в Музей Москвы. Мы принимаем все археологические находки: у нас около миллиона единиц хранения — от древнейших артефактов до современных. Но мне также очень нравится идея музеефицирования артефактов в пространстве города. Если это кусочек мостовой, как на Пушечной улице, то его можно убрать под стекло.

Проект музея археологии, который планируется основать в парке «Зарядье», сейчас находится на стадии обсуждения возможностей. Я надеюсь, что его разработка начнется совсем скоро. Хочется сделать живую и интерактивную экспозицию, которая станет частью парка «Зарядье» и впишется в общий контекст. Если там будут только витрины с экспонатами, то, разумеется, музей будет крытым. Если же это будет музеефикация с фрагментами улицы, стен, то, возможно, уже без стекления. Все, конечно, зависит от проекта, поэтому пока что нам неизвестно, что получится».

На это будет интересно смотреть в музее?

Петр Мирошник

«Обычно археологическая экспозиция — это что-то скучное: монеты, черепки, какие-то металлические и кожаные предметы, немного бересты. Намного интереснее архитектурная археология, которой у нас сейчас практически нет. 10 лет стоит в котловане на Хохловской площади кусок стены Белого города. Там копали паркинг, потом процесс остановили — инвестор отказался. Теперь много лет фрагмент стены просто стоит, омываемый дождем. Сейчас его решили музеефицировать, но опыт в этом деле у нас очень слабый — это и выглядит некрасиво, и разрушается (как в случае с фундаментами храмового двора в Коломенском). Наверное, надо приглашать музейщиков из Европы, которые занимаются этим десятилетиями. Также вызывает сомнения идея Петра Павловича Бирюкова застеклить деревянную мостовую. Дерево, извлеченное из земли, очень быстро рассыпается в труху и выглядит оно некрасиво — как непонятная серая масса».

Григорий Ревзин

«В момент раскопок все находки кажутся страшно интересными, но в реальности это совершенно не так. Когда на Манежной площади был найден белокаменный мост — действительно уникальный объект, — все были уверены, что это великая достопримечательность. Но когда его музеефицировали, оказалось, что черта с два кого заманишь на него посмотреть. Хотя и сам Археологический музей очень неплохой и находится на бойком месте — но там никогда никого нет.

Сталинские здания и те немногие постройки XIX века на Тверской все равно будут выигрывать у деревянной мостовой. Два лежащих бревна могут быть интересны и ценны с точки зрения археологического исследования, но не массового интереса».

Правда ли, что рабочие приторговывают древностями из раскопов?

Леонид Кондрашев

«Еще за год до проекта «Моя улица» я знал о случаях мошенничества на раскопках. Сейчас на рынке очень много фальшивых монет, и мне рассказывали коллеги, что многие мошенники прикидываются рабочими и предлагают наивным прохожим купить у них что-нибудь. Но я не думаю, что настоящие артефакты могут исчезнуть. Все находится под контролем археологов, и эти истории в основном носят легендарный характер.

Другое дело — незаконные археологические работы (любой поиск древних предметов). В случае отсутствия специального разрешения наступает административная ответственность с конфискацией оборудования, например металлодетекторов. Если же нанесен серьезный вред объектам культурного наследия, то это уже уголовная статья».

Насколько вообще Москва заинтересована в археологии?

Леонид Беляев

«Мы не первые, кто уничтожает культурный слой, его уничтожали и до нас. Сохранились, например, исторические тексты, где описывается, как новыми стенами уничтожаются кладбища на территории Кремля, — и это люди жалуются еще в конце XV века!

В целом Москва — неплохо изученный город, хотя остается много вопросов и белых пятен. Хуже всего изучены XIV и XV века — во-первых, потому что в Москве сохраняется мало дерева, а ранняя Москва была вся деревянная. А во-вторых, потому что мы видим вокруг себя Москву, построенную в течение XVI века: эти кольца бульваров и Садового, остатки Китай-города, Кремль.

Понятно, что планированию проектов вроде «Моей улицы» нужно уделять больше внимания, и есть такая общая формула: мы за все хорошее, против всего плохого. Но может быть, не так ужасна эта беда, которая случилась сегодня. В большинстве районов работы не задевают глубоких слоев — они идут по поверхности. Другое дело, что во многих местах и под поверхностью мы сразу попадаем в культурный слой. Например, основа современной брусчатки на Красной площади лежит прямо на слое конца XV века — достаточно откопать 40 сантиметров, и вы попадаете в Москву времен Ивана III.

Конечно, артефакты, которые мы находим в Москве, не рассчитаны на то, чтобы вводить их в урбанистическую среду. Тогда это были части какой-то сиюминутной структуры жизни, а мы из них теперь лепим памятники. Но Москве это нужно, чтобы сохранить тот субстрат и не потерять его в современной архитектуре, как в каком-нибудь Сингапуре. Мы должны любить наши не очень древние древности».