«Cообщество — важная штука»: как образовательные проекты пережили онлайн-формат

24 июня 2020 в 12:00
Фото: SolStock/Getty Images
В мае–июне Музей Москвы провел серию онлайн-бесед о новой реальности, в которой оказались городские институты на период пандемии. «Афиша Daily» публикует конспект дискуссии об образовательной индустрии: как проекты перешли в онлайн, с какими вызовами столкнулись и почему онлайн-формат — не катастрофа.
Cоня Смыслова
академический директор Universal University
Кирилл Пузанов
руководитель Высшей школы урбанистики
Ольга Корешева
продюсер образовательной программы «Учитель для России»
Лариса Корабельщикова
заместитель директора по набору учеников школы «Летово»
Виктория Дерюгина
куратор образовательных программ Dedu Center
Тимур Жаббаров
сооснователь компании Smart Course

Как проекты адаптировались к онлайн-образованию

Кирилл Пузанов: Мы всегда рассказывали о том, что изучение городов невозможно без физического присутствия: это полевая специфика, и важно вывозить студентов в разные города. И в этом плане для нас онлайн не стал значимой заменой офлайну. Мы тестировали новые форматы: например, создали собственный сайт для преподавателей, но не воспринимали это как историю «навсегда» — впереди маячил выход из самоизоляции и переход обратно в стандартный формат.

Ольга Корешева: Вызовом стала не столько образовательная программа для наших учителей, сколько работа с региональными школами. В момент перехода в онлайн мы ориентировались на опыт московских школ, которые заранее начали это делать. Наши учителя внутри региональных школ — главные проводники технологий, поэтому в первую очередь работали с ними: например, писали базовые инструкции, с помощью которых школы могли бы безопасно переходить на новый формат работы. Препятствием стало не нежелание работать с технологиями, а страх: однако школы, которые не побоялись встроиться в новый формат, гораздо лучше справились с режимом удаленного обучения.

Лариса Корабельщикова: Онлайн для нас начался за несколько лет до открытия школы: дотянуться до самых отдаленных уголков страны возможно только с помощью дистанционного формата. Несколько лет назад мы начали строить большую онлайн-платформу, которая предоставляет возможность самообразования и самодиагностики: от кружков до адаптивных тестов. Следом мы начали выстраивать систему онлайн-набора и на данный момент пришли к системам, которыми делимся и с другими школами: например, онлайн-проверки работ, чтобы все было объективно. Но несмотря на то что еще до пандемии существовала масса решений, перестраивать пришлось миллион разных вещей.

Соня Смыслова: Большая часть наших школ ориентирована на создание материальных объектов руками. Главная сложность, с которой мы столкнулись, когда ушли на карантин, связана именно с этим аспектом: люди, которые много лет преподавали и мыслили о своей дисциплине исключительно с точки зрения создания объектов, столкнулись с психологическим барьером. Преподаватели и кураторский состав перепридумывали целые предметные области: вроде это не так страшно, но восприятие собственной деятельности у многих наших преподавателей изменилось.

Виктория Дерюгина: Мы в этой дискуссии по другую сторону баррикад: мы помогаем образовательным организациям создавать продукты, поэтому столкнулись с повышенным запросом о помощи. Все сложности можно разделить на две категории: либо не налаженные до карантина процессы, либо узкие места в развитии образования. А в целом у всех есть усталость от трендов и векторов, к которым мы привыкли.

Тимур Жаббаров: Мы столкнулись с тем, что большая часть команд, фондов и корпораций, которые работают с подростками, оказалась в ситуации срочного переноса фокуса внимания из прямого взаимодействия в дистанционное. Ключевым открытием для меня стало то, что мы можем как команда спокойно работать в дистанте. За эти два месяца мы учились удерживать смыслообразующее ядро в дистанте — это был непростой вызов, но новый опыт.

Если мы и откладывали возможность попробовать по-честному поработать из дома, то теперь невозможно от этого отказаться. Я точно знаю, что могу управлять компанией три месяца, сидя за городом, — и нормально, ничего не ломается!

Что стало сюрпризом при переходе в онлайн?

Соня Смыслова: Для меня некоторые вещи были феноменально удивительными. Например, программа актерского мастерства: что может быть еще более физическим, чем это? Тем не менее актеры прекрасно справились и поставили онлайн-спектакль в Zoom. Перепредумали себя и адаптировались к тому, как сейчас можно делать перформативное искусство в онлайне. Есть также вещи, которые связаны с архитектурным проектированием: у них появилась возможность быть законченными. В то же время онлайн подсветил все проблемные места и серые зоны. Так, специфика творческих индустрий в том, что преподаватели должны быть не только классными специалистами, но и харизматиками, которые формируют коммуникативную среду. Как передать эту харизму в цифровой среде? Как человек, который не один раз за последние три месяца провел занятия, могу сказать — энергетики не хватает. А в специфике креативных индустрий это важный компонент.

Лариса Корабельщикова:
Были очень интересные впечатления, когда мы опрашивали ребят, чем формат онлайна был хорош, а чем нет. Раньше был важный формат неформального общения с преподавателем — в коридоре. Дети по этому скучают: они заметили, что есть дистанционный барьер. Еще до карантина мы проводили игру, когда ребята собирались в команды по четыре-шесть человек, и мы оценивали soft skills — то, как они общаются. На этой игре наблюдателями выступали педагоги и психологи. Когда мы адаптировали игру под онлайн и всю методологию перестроили, психологи сказали: «Это совершенно другое наблюдение, здесь невозможно отследить движение глаз». В этом смысле есть серьезные ограничения, но существует и другая история — у учителей появилась возможность протестировать новые программы. Только экстренная ситуация могла позволить вылить на них ведро воды.

Тимур Жаббаров: Мне запомнились две истории о переходе в онлайн. Во-первых, учителя сразу теряют контакт с подростками. Чтобы создать связи с нуля в дистанте, должны быть построенные цели. Очевидно, что школа, которая отягощена различными историями взаимодействия, это либо успела доработать, либо нет. Во-вторых, то, что в образовательном процессе идет заметками на полях: зачем вообще ученик приходит в школу, помимо образования? Есть некоторая норма, и мы бессознательно начинаем к ней адаптироваться. А в онлайне этого нет: мы не можем просто опереться на наши бессознательные паттерны и начать к ним подстраиваться. Если под это не выделен особый формат, все начинает сыпаться. Круче всего подстроиться под новую реальность получилось людям, которые смогли отнестись к происходящему, как к игре. И кажется, что именно это находится в ядре крутого образовательного процесса.

Какие проблемы выявила смена форматов?

Виктория Дерюгина: На рынках, где мы работаем, — Голландия, Россия, Украина — выявилось отсутствие системного подхода к производству программ. Если у программы есть образовательная база, на которой она построена, то формат и инструментарий вторичны. У нас начались массовые запросы на создание методических стандартов — мы называем такие документы образовательными стратегиями. У нас есть пять программ, и мы не понимаем, в какой экосистеме они все существуют. И когда случился онлайн, оказалось, что это все горит острее.

Лариса Корабельщикова: То, что было раньше хроническим состоянием, очень быстро перешло в острое. Конечно, существуют программы планирования, образовательные программы и модель, но когда есть необходимость все перенести в онлайн очень быстро, это перестает работать. Онлайн-инструменты не только заменяют процессы, которые существуют в офлайне, но и их изменяют. Учителя, например, столкнулись с проблемой объема экранного времени ученика: как перестроить образовательную программу таким образом, чтобы объем контактных часов экранного времени не превышал мыслимые пределы? Другой аспект — это объем фронтальной работы. Чтобы учителю быстро перестроиться, нужно владеть технологиями: в этом смысле нам пришлось сделать параллельную образовательную программу.

Соня Смыслова: Сообщество — это важная штука.

У нас были программы, которые запустились в начале этого академического года: они нормально доходили до конца, потому что люди уже работали очно и были готовы идти до конца. И были программы, которые мы полностью запускали в онлайне — там совсем другая сплоченность и другая динамика.

Это скорее набор разных людей, которых ты как‑то пытаешься объединить.

Кирилл Пузанов: Пришлось ли нам что‑то перепридумывать? Нет, скорее адаптировать. В начале карантина мы собрали штаб людей, который будет оперативно отвечать за выход в онлайн: в него вошли наравне с преподавателями и сами студенты. Основной вопрос был в сохранении этических деталей: как устроить не просто проктеринг, но адаптировать задание без потери качества? Были примеры, когда преподаватель, не понимая, как принять экзамен, предлагал ста ученикам: «А давайте вы напишете эссе?» — на что возникал встречный вопрос: «А когда вы успеете качественно проверить?» Не знаю, затронуло ли это только образовательные программы, но разрыв между преподавателем и студентом значительно сократился. Возможно, потому что студенты были чуть более подкованы в технологиях, чем старшие преподаватели. За счет сокращения разрыва сократилось и время коммуникации, и поэтому переход произошел легче, быстрее и, на мой взгляд, гуманнее. Плюс к тому я полностью согласен, что повышенный уровень толерантности как преподавателей к переработкам, так и студентов к происходящим процессам тоже сыграл свою роль.

Соня Смыслова: Я выступлю на обратной стороне: мне кажется, что для перевода программы в онлайн ее нужно спроектировать заново. Любая адаптация всегда ложится какой‑то тенью и никогда не дотягивает до первичного оригинала, потому что программа проектируется преподавателями и кураторами в совершенно другой обстановке — в том числе и психологической. И процесс, который происходил последние два месяца, напоминал американские горки: сначала мы все круто взлетали наверх, работали сутками, потом очевидным образом начинали изматываться. А пересобирать программы нужно с нуля, чтобы сделать это так же хорошо, как в офлайне.

Как онлайн повлиял на развитие образовательных траекторий?

Кирилл Пузанов: Подобные сюжеты показывают, что с собой дальше брать не надо: это разговор про процессы, которые поломались. Есть переход в онлайн, а есть внедрение; и говорить, что мы перенесли программу в онлайн, неправильно. Онлайн — это инструмент, это новая форма передачи информации. И говорить о переходе всего в онлайн сложно, а говорить о внедрении — хочется.

Соня Смыслова: Мы запланировали на будущий год запуск программ смешанной формации — от 10 до 15%. И за счет того, что преподаватель придумывает, как будет идти его дисциплина или модуль, он сможет выбирать не только между офлайн-инструментами организации учебного процесса, но и онлайн, ведь он не боится их использовать больше.

Ольга Корешева: Когда в кризис ты получаешь свободу, то не всегда понимаешь, как с этим обойтись. Но это должно происходить чаще и регулярнее: школам нужно доверять и давать принимать решения не только тогда, когда что‑то горит. Если будет больше поводов горизонтального взаимодействия внутри школ — не только передовых, а самых обычных, — эти поводы дадут большой прирост качества процесса.

Лариса Корабельщикова: В 90-х у школ точно не было регламентации, и они могли делать намного больше, чем сегодня. Эти времена породили большое количество авторских школ, которые давали пищу образовательному пространству в течение многих лет. Один из основополагающих принципов — это конкуренция форматов и возможность выбирать из различных предложений. Для наших ребят возможность выбирать, идут ли они на урок к учителю или осваивают тот же объем навыков в онлайн-курсе — это часть образовательной системы. Появляется вопрос: как сочетать форматы? Еще не закончились вызовы, с которыми придется столкнуться.

Расскажите друзьям