8 громких кинопремьер, которые уже есть в сети: «Анора», «Мария» и «Присяжный номер два»

Нью-йоркская стриптизерша Анора (Майки Мэдисон), больше предпочитающая, чтобы ее звали Эни, встречает обдолбанного русского мажора Ваню Захарова (Марк Эйдельштейн), который предлагает провести с ним неделю за $15 000. А в Лас-Вегасе, куда герои отправляются кутить, и вовсе делает девушке предложение. Практичная Эни соглашается — для нее Ваня билет в новую лучшую жизнь. Однако родители парня (Дарья Екамасова и Алексей Серебряков) оказываются против этого брака и посылают своих людей — двух армян (Карен Карагулян, Ваче Товмасян) и русского гопника Игоря (Юра Борисов) — разобраться в ситуации.

В классической мелодраме «Красотка» Ричард Гир предлагал Джулии Робертс за неделю с ним сумму поменьше — $3000 (таково, кстати, было и оригинальное название сценария Дж.Ф.Лоутона). За тридцать с лишним лет выросла не только инфляция, но и ставки: в сладкой диснеевской сказочке Гарри Маршалла героиня Джулии Робертс была вправе рассчитывать на хеппи-энд. Анора существует в другом жанре и иной товарно-денежной системе отношений, поэтому сразу берет быка за рога (а Ваню — за интимные места), чтобы буквально выгрызть себе место под солнцем. Поэтому она бодается и пинается, когда ее пытаются разлучить с супругом. К слову, экшн-сцена с ее участием в середине фильма не просто невероятно смешная — это, в принципе, один из лучших боевиков года. Да и по меркам предыдущих фильмов Шона Бейкера («Проект Флорида», «Красная ракета»), который тут дает Шейна Блэка, «Анора» практически блокбастер: если его «Мандарин» был снят на три смартфона, то свежая картина — на широкоугольный объектив, с нижними ракурсами против солнца. Все-таки в душе даже самого законченного инди-режиссера живет Майкл Бэй.

В «Аноре» Бейкер, быть может, чуть сильнее, чем обычно, работает в лоб, но все равно неизменно жестче, чем любой постановщик ромкомов. Роман Аноры и Вани обречен с самого начала, но режиссер, ловко обыгрывающий всевозможные клише, на недолгое время дает поверить в возможность такого союза, чтобы в следующей сцене разбить героине сердце, а одному из самых смешных персонажей — нос. Тут самое время вспомнить, что в оригинальном сценарии «Красотки» все заканчивалось страшно печально: персонаж Гира выкидывал героиню Робертс из машины обратно на улицу. Бейкер мог бы поступить так же, но поскольку он все-таки социальный оптимист, то завершает свое кино на более мажорной ноте — неслучайно ведь в картине появляется Юра Борисов из другой эффектной драмы про стриптизершу: «Герды» Натальи Кудряшовой. Е.Т.

Ждущий со дня на день первенца голубоглазый молодожен с едва уловимой гадкостью в лице (Николас Холт) получает повестку на работу в жюри присяжных. Выслушав адвоката, прокурора (Тони Коллетт) и обвиняемого по делу об убийстве молодой женщины, герой единственный из всех присяжных, как в «12 разгневанных мужчинах» или, если вы зумер, в «Быть присяжным», высказывается в пользу невиновности подсудимого. Дело, впрочем, не в его особенной совестливости, а в том, что мужчина скрывает свою собственную связь с убийством.

«Присяжный номер два» — сороковой фильм живой легенды и классика голливудской кинорежиссуры Клинта Иствуда. Иствуд прославился крепкими жанровыми картинами — не только вестернами, но и хоррорами, мелодрамами, шпионскими боевиками, музыкальными байопиками и даже фильмами-катастрофами. В лучших из них он неожиданно, но всегда мудро смещал смысловые акценты и добавлял необязательные, но всякий раз восхитительные эстетические изыски. Про «Присяжного» можно сказать сразу: этот фильм не из числа его лучших. Даже по сравнению с второстепенной южноготической судебной драмой Иствуда «Полночь в саду добра и зла» (1997) это одно из самых шаблонных и скучных жанровых упражнений мастера. Все моральные дилеммы видны за версту; аккуратные и дорогие, как здание суда, съемки никак не способствуют даже минимальному саспенсу.

В синефильских кругах кое-какое возмущение вызвало решение студии Warner Bros., для которой Иствуд снимал все свои фильмы последние пятьдесят лет, выпустить фильм в США росписью в пятьдесят копий (для сравнения: и во Франции, и в Великобритании он вышел более чем на 400 экранах). По большому счету кинокомпанию, сделавшую картину фактически стриминговым телефильмом, можно понять: это реально телепьеса на раз, пускай и в лучшей версии такого формата. Тут можно вспомнить такой же бесцеремонный релиз прошлогодней посмертной судебной драмы Уилльяма Фридкина «Военный трибунал по делу о мятеже на „Кейне“». С той лишь разницей, что Иствуд вполне может снять и сорок первый фильм, а потому вспоминать непримечательного «Присяжного» в будущем причин будет меньше. Н.Л.

После «Крейвена-охотника» студия Sony решила прикрыть свой Спайдерверс про несчастных врагов (и союзников) Человека-паука, очевидно рассудив, что этот ужас не может продолжаться бесконечно и вообще пора слезать с острия кринжа. Разумное решение. Жаль только, что она его приняла лишь сейчас, ведь до «Крейвена» в этом году еще вышел третий «Веном» — пожалуй, худшая часть приключений Эдди Брока (Том Харди) и его напарника-симбиота. По сюжету, который даже пересказывать стыдно, настолько он смехотворный, за главными героями гоняется полиция, военные и ксенофаги — подручные суперзлодея Налла (Энди Серкис). Последние должны вернуть спрятанный внутри Венома артефакт Кодекс, с помощью которого антагонист сможет освободиться из заточения.

В «Последнем танце» можно найти нечаянные рифмы к «Чужому» (ксенофаги), «Секретным материалам» (Зона 51, фраза «Истина здесь», серия про тараканов), «Сумеречной зоне» (эпизод «Кошмар на высоте 20 000 футов»), третьему сезону «Твин Пикса» (линия в Лас-Вегасе) и даже к «Огниву» (боевой конь). Словом, этот фильм настолько симбиот, что он только и может, что паразитировать на другом кино, а что‑то свое придумать не в состоянии. В триквеле почти не осталось того упоительного кринжа, ради которого стоило смотреть эту мертворожденную франшизу. В этот раз авторы фильма поставили на драму (которая плохо дается Харди и его симбиоту, сколько ее ни пришпоривай), новых и совершенно не обязательных персонажей (на лицах Джуно Темпл и Чиветеля Эджофора буквально написано: что мы тут делаем?), а также на самый идиотский макгаффин в истории кино — Кодекс. В итоге этот прощальный танец вызывает только раздражение, особенно в финале, когда сценаристка всех частей и режиссерка третьей Келли Марсел начинает давить на жалость. Е.Т.

История человечества глазами беби-бумеров: школьные свидания, беременность, свадьба, похороны, кредиты, кризис среднего возраста, развод, разворачивающиеся в одной родительской гостиной, — плюс точечные флешфорварды с ковидными масками и флешбэки с убивающим динозавров метеоритом и коренными американцами, любовавшимися луной в этих же точных до секунды координатах земного шара.

«Тогда. Сейчас. Потом» — экспериментальное формалистское кино с блокбастерным бюджетом, причем, как ни парадоксально, не первое такое упражнение в этом году. Но если старшему86-летний автор дебютировал в 1963 году. режиссеру Нового Голливуда Фрэнсису Форду Копполе терять уже нечего и он за свой счет снял полностью отъехавший манифест о судьбе человечества «Мегалополис», то более молодомуДебютировал под крылом Спилберга на исходе 1970-х (и Нового Голливуда), сегодня ему 72. Роберту Земекису пришлось выстраивать сентиментальную драматургию и привлекать инвесторов фишкой с реюнионом «Форреста Гампа» (впервые со времен того фильма тут встретились Том Хэнкс, Робин Райт, сценарист Эрик Рот, постоянные оператор и композитор Земекиса).

Как бы пронзительно незначительные — а на деле плохо завуалированные, топорно пафосные — сценки из банальной семейной жизни в американском пригороде Земекис и Рот придумали с нуля, вдохновляясь в первую очередь собственным бумерским детством и воспоминаниями о родителях (самого яркого героя, папу-ветерана, не до конца уверенно играет Пол Беттани). «Беспрецедентный» (по словам режиссера) формалистский прием (статичная камера в углу комнаты, как в «Кроликах» Линча), в свою очередь, был позаимствован из комикса Ричарда МакГуайра. Прием эффектный, спору нет, но проблема в том, что сам МакГуайр, сделав гениальный шестистраничный графический рассказ в 1980-е, не смог войти в одну реку дважды и в виде 300-страничного графромана безбожно растянул и опошлил находку. То же, в сущности, касается и Земекиса: до одури скучный бумер Хэнкса с хриплым старческим голосом, но с молодым нейросетевым лицом, не обладает и миллионной долей харизмы Форреста Гампа; сюжета и выдумки в картине реально только на трехминутный клип The Beatles и набирается (бумер Земекис с фанбойства по «Жукам» начинал и до сих пор продолжает). Рифма детства в пригороде с динозаврами все еще вызывает уважение, но и она не нова — лучше пересмотреть «Древо жизни» Малика. Н.Л.

Близится Новый год, а у сотрудника службы безопасности лос-анджелесского аэропорта Итана Копека (Тэрон Эджертон) тревожно на душе. Он рефлексирует по поводу того, что ничего не добился в жизни. Его беременная возлюбленная Нора (София Карсон), работающая в этом же аэропорту, пытается его всячески поддерживать — например, советует снова подать заявление в полицейскую академию. Однако вместо этого Итан решает попросить у своего начальника Фила (Дин Норрис) повышение. Начальник, скрепя сердце, идет ему навстречу и ставит на интроскоп, но тут в руки Итану попадают наушники, из которых вкрадчивый голос говорит, что если парень не будет выполнять приказы, его девушку убьет снайпер. Параллельно полицейская Элен Коул (Даниель Дедуайлер) расследует завершившуюся кровавым месивом сделку, в рамках которой было продано отравляющее нервно-паралитическое вещество Novichok.

Рождественских боевиков мало не бывает, а хороших — тем более. «Ручная кладь» не претендует на лавры второго «Крепкого орешка» (хотя это такой же динамичный аэропортный экшн), но в нетфликовском новогоднем каталоге она не должна затеряться. Режиссер Жауме Коллет-Серра после двух фильмов со Скалой («Круза по джунглям» для «Диснея» и «Черного Адама» для Warner Bros.) вернулся к тому, что у него получается лучше всего — адреналиновым триллерам с несколькими сюжетными твистами. Обычно в них солировал Лиам Нисон («Неизвестный», «Воздушный маршал», «Ночной беглец», «Пассажир»), но в «Клади» на таран прет уже Эджертон. Перебрюсуиллисить Брюса Уиллиса у него, конечно, не получается (харизма не та), но выступить в амплуа маленького Джека Ричера — вполне. Как и всякий триллер Колетт-Серры, «Ручная кладь» изобилует большим количеством допущений, о которых лучше не задумываться, иначе вся конструкция рухнет. Но саспенс вообще плохо дружит с логикой, а режиссер не претендует на реализм. Только на статус нового Хичкока. Е.Т.

Две юные мормонские миссионерки (выросшие в семьях мормонов актрисы Софи Тэтчер и Хлоя Ист) приходят с проповедью к подозрительно улыбчивому и словоохотливому англичанину (Хью Грант). Вскоре выясняется, что просто так они из его дома не уйдут: сперва им придется добровольно-принудительно выслушать его лекцию о параллелях между религией и судебными исками Radiohead в адрес Ланы Дель Рей (антиклерикальный стендап Рики Джервейса на фоне разгонов Хью Гранта отдыхает), а также поучаствовать в садистском эксперименте на веру в сыром подвале.

Режиссеры Скотт Бек и Брайан Вудс прославились сценарием к «Тихому месту» Джона Красински, а их прошлой режиссерской работой был доисторический сайфай «65» с Адамом Драйвером — словом, они короли банальщины c претензией. Психологический хоррор «Еретик», их первый опыт сотрудничества с ведущей инди-студией A24, за рамки этой обидной категории не выходит: да, смотрится это зрительское кино гладко и профессионально, но ни с точки зрения смыслов, ни в плане ребусов-майндфаков не выходит за пределы придуманной российскими прокатчиками бэшной саги о «Клаустрофобах». Хайп вокруг Хью Гранта, играющего якобы против типажа, тоже, честно говоря, преувеличен: ведь кем был его герой в ромкоме «Дневник Бриджит Джонс», если не гадким злодеем? А вот от увлеченного звуком собственного голоса Рики Джервейса, возьми авторы его на роль всей жизни, по спине реально мог бы пойти холодок. Н.Л.

За неделю до смерти Мария Каллас (Анджелина Джоли), оперная дива на пенсии, грустит в своей шикарной парижской квартире в компании пуделей, экономки (Альба Рорвахер) и дворецкого (Пьерфранческо Фавино), заменяющих ей друзей. Свободное время она проводит с воображаемым интервьюером (Коди Смит-МакФи), с которым беседует о себе и прошлом. Мария живет под его гнетом: в юности мать заставляла ее петь нацистским оккупантам ради пропитания, в зрелом возрасте выступать на сцене ей запрещал властный любовник Аристотель Онассис (Халук Бильгинер). Дива видит последний шанс на освобождение в обретении голоса, пропавшего из‑за пошатнувшегося здоровья.

Реплики Марии о том, что она пишет автобиографию, объясняют свободную форму этого фильма, причудливо перетекающего от реального к воображаемому, от настоящего к прошлому. В заключительной части трилогииВ нее также входят «Джеки» с Натали Портман и «Спенсер» с Кристен Стюарт. о знаменитых женщинах чилиец Пабло Ларраин сделал нечто вроде автофикшна — таким, каким его могла создать сама Каллас. Пожалуй, сценарий Стивена Найта (чьему перу принадлежит и «Спенсер», второй фильм трилогии) дает образ дивы слишком широкими мазками: мы не так уж и много узнаем о ее внутреннем мире. Возможно, потому Ларраин и взял на роль звезды таблоидов другую звезду таблоидов. Участие Анджелины Джоли, великой актрисы без великих фильмов, насыщает образ метатекстуальной глубиной и звездной харизмой. А сама Джоли находит в Марии под слоем театральной манерности душераздирающую хрупкость женщины, трагически поздно решившуюся на перемены. Как и ее героине, этому фильму трудно запеть. Но иногда ему все же это удается. В.Г.

В чуть более тесный, чем у семейства МакКаллистер, дом клана Балсано на Рождество собираются родители, дети, дяди, тети, бабушки, племянники, кузены, невестки, сваты и кто только не. Взрослые, как обычно, по кругу обсуждают, куда девать уже пугающе забывчивую бабушку, дошкольники кидаются в елку колбасой (вот невоспитанные!), а подростки сбегают с застолья покупать бухло на заправке да смотреть на поезда в лесу. Вроде бы ничего особенного не происходит, но сразу несколько поколений на экране магическим образом проживают целую эпоху.

Тайлер Таормина — один из самых многообещающих американских режиссеров из числа миллениалов, а «Рождество в Миллерс-Пойнт» («Сочельник в Миллерс-Пойнт», «Канун Рождества в Миллерс-Пойнте» — оставим на всякий случай все варианты перевода малоизвестного в наших широтах фильма для лучшей гугловской индексации) — его третья и самая яркая на сегодняшний день работа: премьера прошла на «Двухнедельнике режиссеров» в Каннах, и нынче только ленивый синефил не включил его в свой годовой топ.

Формально Таормина не делает ничего особенного: похожее тесное застолье мы видели в прошлом году в «Медведе», часть с ниочемными разговорами подростков нагло позаимствована у Линклейтера, а дедпэн-юморDeadpan (от английского dead — «мертвый» и pan — сленговое обозначение лица) — это комедия с нарочито невозмутимым видом. из побочной линии с романтичными копами — у Уэса Андерсона. Но Таормине есть что доказывать, поэтому он из кожи вон лезет, чтобы буквально каждый новый кадр фильма был снят как‑нибудь заковыристо (замедленно, вверх тормашками, с крана и так далее), а количество разнообразных музыкальных монтажей приводило к передозу дофамином. Есть в фильме и оригинальные, чисто миллениалские решения — ода Counter Strike, как в «Зиме» Вадима Кострова, и невероятная россыпь лиц-икон, которой восхитятся исключительно миллениалы-синефилы: Майкл Сера и Грегг Теркингтон в роли тех самых копов; Каве Захеди в роли продавца с заправки; дочка Скорсезе из тиктока в роли одной из тинейджерок. Даже ссылки на этих людей не буду ставить: все, кто сможет оценить, оценят и так! Н.Л.