«Афера под прикрытием»: Брайан Крэнстон снова работает с наркотиками

12 августа 2016 в 15:22
Станислав Зельвенский — о фильме про наркомафию 1980-х, сценарий для которого написала мама режиссера.

В середине 80-х Роберт Мазур (Брайан Крэнстон) служит агентом Таможенно-пограничной службы в городе Тампа, Флорида. В это время Медельинский картель заваливает США кокаином — главным образом как раз через Флориду. Федералы, устав гоняться за дилерами, решают заняться банками, которые отмывают для Пабло Эскобара его миллионы. И Мазур становится Бобом Мазеллой — бизнесменом с мафиозными корнями, который предлагает колумбийцам посреднические услуги.

«Афера» не закончится лужей крови среди гор белого порошка — одноименную биографию Мазура, по которой поставлен фильм, написал несколько лет назад сам Мазур. Насколько на него похож Брайан Крэнстон, сказать сложно, поскольку бывший агент до сих пор старается не светиться перед камерами, но в 80-е ему не было и сорока (Крэнстону — 60). Насколько описанное в фильме соответствует историческим фактам, сказать еще сложнее, но, судя по всему, лишь до известной степени: самые неправдоподобные моменты наверняка взяты из жизни (герой приводит на встречу с наркобароном собственную тетушку), но, например, эффектный финал точно был додуман сценаристом. Тут следует упомянуть самый трогательный факт об «Афере»: режиссер фильма — Брэд Фурман, поставивший пару относительно удачных криминальных триллеров («Линкольн для адвоката» и «Va-банк»), а автор сценария — его мама, дебютировавшая в большом кинематографе.

К великому сожалению, в этих обстоятельствах именно сценарий — или то, как им распорядились, — самое слабое место картины, неплохо, хотя и несколько клаустрофобически, снятой и отличной в плане дизайна, костюмов и музыки (восьмидесятнический синтезатор и попурри из песен вроде «Everybody Knows» Коэна). И блатным жаргоном мама владеет виртуозно. Но в плане структуры это катастрофа: где-то в середине из фильма словно выходит воздух и действие начинает скакать от эпизода к эпизоду так, словно перед нами дайджест сериального сезона. Ключевые сцены остались, а все, что между ними, куда-то пропало — и они уже не имеют ни веса, ни особенного смысла. Возможно, из этого правда получился бы хороший сериал, поскольку история страшно интересная: Мазур-Мазелла несколько лет выдавал себя за мафиози — и спецслужбы потратили огромные ресурсы, чтобы его легенда выглядела правдоподобной. Но тут мы видим лишь считаные детали операции — Эми Райан в крошечной неблагодарной роли стервы-начальницы, уголовник, для аутентичности нанятый помощником, шпионский портфель со встроенным магнитофоном да какой-то снятый офис.

Те же линии, которые получают подробное развитие, вторичны и удручающе прозрачны. Вот болтун-напарник (Джон Легуизамо, отличный), с которым Мазур постоянно грызется только потому, кажется, что с напарниками положено грызться. Вот обаятельный колумбиец (Бенджамин Братт), с которым он, разумеется, почти подружится, перед тем как с сожалением сдать. Вот подставная красавица-невеста (Диана Крюгер), которой однажды придется под нелепейшим предлогом встретиться с реальной женой Мазура и услышать тихое «Ты с ним спишь?». Вообще, сексуальная жизнь героя — прилежного семьянина, однолюба и отца двоих детей — больше подошла бы для комедии: в одном эпизоде он с трагическим лицом защищает свою ширинку от подаренной бандитом стриптизерши, в другом его пытается прихватить эксцентричный наркоторговец в белом костюме.

Крэнстон, конечно, прекрасен, и это идеальная для него роль — тихого бухгалтера, которому приходится стать Джеймсом Бондом. Но трансформация героя, который, как положено, начинает слегка сходить с ума от двойной жизни, сценарием скорее заявлена, чем прописана. За исключением запоминающейся, но очень искусственной сцены с тортом а-ля «Славные парни», ему не предоставляется возможности поиграть в психопата или, допустим, хозяина жизни, как-то пожонглировать масками — он всю дорогу остается понурым усатым дядей со встревоженными глазами. То, что Мазуру ни разу даже не приходится вынюхать кокаиновую дорожку, можно было бы посчитать достойным восхищения вызовом киношным клише — если бы во всем остальном фильм не использовал их с таким смирением.