Тимур Бекмамбетово новом «Бен-Гуре», эстетике YouTube и съемках по скайпу

Фотография:
Maarten de Boer
Интервью:
Антон Долин
1 августа 2016 в 17:18
За месяц до проката режиссер Тимур Бекмамбетов рассказал Антону Долину о сделанном им в Голливуде «Бен-Гуре», новом взгляде на библейский антураж и чем современное кино похоже на Pokemon Go.

— Как это вообще сложилось — российский режиссер снимает нового «Бен-Гура»? Ведь это как если бы мы…

— …вьетнамца пригласили снимать «Войну и мир»? Да, примерно так! Честно говоря, объяснений у меня нет. Есть такой продюсер — Шон Дэниел, и он нашел сценарий Кита Кларка, новую версию «Бен-Гура». Не ремейк старого фильма, а новую экранизацию романа Лью Уоллеса. Теперь ему был нужен режиссер. Почему он ко мне пришел? К кому ходил до этого? Понятия не имею. Я, конечно, сказал: «Непонятно, с какой стати я!» Тогда только что вышел «Президент Линкольн: Охотник на вампиров», сложнее режиссера на эту позицию было не придумать. Но прочитал сценарий, к которому тогда уже подключили еще одного автора, Джона Ридли, и понял, что для меня это редкая возможность перейти из одного типа кинематографа в другой. Из развлекательного, задорного, веселого и острого по форме — в более серьезный разговор со зрителем. Материал оказался исключительным.

— В чем именно?

— В «Бен-Гуре» большой эпический экшен сочетается с неожиданной артхаусной идеей внутри. Сделать блокбастер о прощении? Такого же не бывает! Или не было давно. Для меня — со времен «Ночного дозора»; в их глазах это тоже глубокая философская конструкция, одетая в развлекательную оболочку. В «Бен-Гуре» есть ясная христианская мораль. Сравните со всеми любимыми эпическими полотнами — «Храбрым сердцем» или «Гладиатором». Там идея гораздо проще и понятнее: про борьбу за свободу, про восстановление справедливости. А здесь — история о том, что надо прощать своего врага.

— Откуда же успех классического, всем известного «Бен-Гура», который в 1959-м сделал Уильям Уайлер?

— А там всего этого не было! Они просто убрали эту тему. И ни в одном из фильмов по «Бен-Гуру» — а их было много — темы прощения не было. Между тем роман про это. Он о спасении и прощении. А колесницы и другие приключения — просто жанровое наполнение.

— То есть старые картины для вас источником вдохновения не были?

— Я, естественно, смотрел фильмы и 1925-го, и 1959-го, и сериал 2010-го. Еще много читал о бродвейских постановках, это же было знаменитое театральное шоу. Но я бы не стал ставить фильм по тем сценариям. Театральная устаревшая форма, где нет самого главного достоинства книги — контраста между историческим жанром и человеческой драмой. Ведь «Бен-Гур» просто история одной семьи, но во времена Спасителя.

— Похоже, для вас христианская составляющая исключительно важна.

— Конечно. Но не в религиозном смысле, а в культурологическом.

— Вы вообще не религиозный человек?

— Я не атеист. Но на этот вопрос предпочитаю даже сам себе не отвечать. Слишком большая ответственность. Как скажешь, так и жизнь свою потом должен строить. Для меня, как и в «Ночном дозоре», самое важное — оставить за собой право принимать решение.

— Забавно, что вы так открещиваетесь от идеи признать в «Бен-Гуре» ремейк, а сами навеки заклеймили себя как автора самого коммерчески успешного ремейка постсоветского кино, «Ирония судьбы. Продолжение».

— Заклеймил, да, именно. «Ирония судьбы» была скорее сиквелом. Ремейком — только в постмодернистском смысле, какие-то сюжетные ходы повторялись. Тоже по сути артхаусный проект. Меня всегда удивляет, что артхаусные концепции в моих проектах критики не замечают. «Джоконде» усы пририсовали, и люди легко прочитали игру в форму, а с «Иронией судьбы» этого не произошло… Для меня же, в принципе, игра в форму — самое интересное, что есть в кино.

— И в «Бен-Гуре»?

— Так или иначе, это формалистское кино. Взять известный бренд и пересказать его по-новому, как человеческую историю.

— Раньше пеплум автоматически значил — массовка, декорации, колесницы, лошади…

— Люди в простынях! Мы с Варей Авдюшко, которая делала костюмы, вообще хотели обойтись без простыней. Не было это единственной формой одежды! Они штаны носили, потому что на лошадях ездили. Наш «Бен-Гур» построен на референсах из ютьюба. Я просто искал к каждой сцене аналоги. Например, сцена ареста семьи — современный арест: как людей кладут на пол, обыскивают, мешки на голову надевают, выводят, даже сама манера съемки — все из ютьюба. Римские воины по силуэту похожи на десантников в современной форме. Шлемы, жилеты кожаные — ну пусть не пуленепробиваемые. Не было никаких людей в простынях и с палками. Были у всех такие же проблемы и приспособления вполне современные. Потому мы и искали современные контексты для всего. Вот зелоты, которые боролись в Иерусалиме с Римской империей, — те же современные террористы! Ничем не отличаются по характеру и маниакальной убежденности в своих целях.

— Вы сделали «Бен-Гура» современным или увидели его современность в первоисточнике?

— Да он написан так. Роман написал генерал Армии северян после окончания Гражданской войны. Видимо, он очень переживал из-за потерянных жизней солдат в братоубийственном конфликте и потому принялся писать эту книгу. Она — о прощении как единственном способе выживания, о брате, прощающем брата. Это было очень современным тогда, осталось современным и сегодня. Кстати, была эта идея актуальна и две тысячи лет назад, когда появился Спаситель. Ну посмотрим, как публика отреагирует на фильм. Для кинозрителя мультиплексов сюжет закончится после скачки на колесницах: брат уничтожил брата и победил, отомстив. А у меня вдруг оказывается, что это не триумф, а точка хуже некуда, герой потерял все, что у него было.

— Как вы справились с колесницами? Здесь сравнения с фильмом 1959 года будут неизбежны.

— Смотрел много гонок «Формулы-1» и NASCAR. Это касается и самих гонок, катастроф, виражей — и манеры съемок, позиции камеры и ее поведения во время гонок, когда она пытается ухватить автомобиль, моментально проносящийся мимо тебя.

— Аналогии для ситуаций, показанных в фильме, понятны. А кто современный аналог героя «Бен-Гура»?

— Герой — обыкновенный принц! Сегодня все, кто ходит в кино, такие принцы. Инфантильный хороший парень, у которого старший брат ушел в армию и вернулся военачальником. А он так и остался симпатичным парнем, который, живи он в наши дни, торчал бы в социальных сетях и играл бы в компьютерные игры.

— Актеры в фильме снялись по преимуществу малоизвестные. Тоже удивительно.

— Был хороший сценарий, потом я сделал предварительную визуализацию всех важных сцен, снятых как будто на GoPro или iPhone. Тогда мы поняли, что громких звезд нужного нам возраста, до тридцати лет, просто не найти. Отыскать свежих актеров интереснее! Тогда появился Джек Хьюстон, который пришел попробоваться на роль Мессалы, а мне сразу стало понятно, что он — сам Иуда Бен-Гур. Потом нашелся Тоби Кеббелл, и с этими двумя все сложилось, остальное было менее важным. Морган Фриман согласился легко, мы с ним дружим давно, потом появились Айелет Зурер из Израиля и Назанин Бониади, которая родилась в Иране. В общем, у нас многонациональный ансамбль, как и должно было быть в Иерусалиме.

—Вы сами побывали там?

— Перед тем как снимать, я провел в Иерусалиме некоторое время. Фильм не запускали, уже должны были, но все тормозили почему-то. Висело все полгода. Так вот, меня поводили по городу и привели к Стене Плача. Какое-то местное русскоязычное телевидение сделало мое интервью и предложило записать несколько кадров, как я иду к Стене. Я пошел, подбежали какие-то люди, стали надевать мне на лоб компьютер…

— Наверное, тфилин? Это важный иудейский ритуал.

— Да-да. Дали мне листочек с молитвой, чтобы я прочитал. Я взял, иду к Стене, а жара сорок градусов… Начал читать — там была русская транскрипция. Смотрю, длинная! Я решил, что в конец текста сразу перескочу, ребята все равно свои кадры уже сняли. А потом думаю: нехорошо как-то. Вернулся назад, прочитал с начала до конца, снова подошел к Стене, весь в поту. Потом все им отдал, а они вернули мои вещи, в том числе телефон. Включаю его и вижу эсэмэску: фильм запущен в производство. Я ничего у Бога не просил, честно!

— То есть Иерусалим произвел впечатление?

— Огромное! Правда, я не могу там оставаться после захода солнца, мне становится страшно. Непонятная какая-то сила, страх потерять себя.

— Как все-таки получилось, что вы, советский человек, все время попадаете в самые сакральные точки американской истории и культуры — «Бен-Гур», Линкольн, «Моби Дика» чуть не сняли?

— На самом деле Америка и Россия очень похожи. Вернее, Америка и СССР. Так что, ничего удивительного. Мое отношение к важнейшим архетипам почему-то кажется американцам убедительным. Другого объяснения у меня нет.

— Сегодня странно существовать между Россией и Америкой — их многие чуть ли не странами в состоянии войны считают! Несмотря на все параллели и сходства.

— Может, я просто, как страус, голову засунул в песок, но не вижу этого конфликта. В современном мире границы не проходят между государствами. Либеральная Америка близка либеральной России, а консервативная Америка — консервативной России.

— А вы где?

— Не имею права себя ни к кому причислять, профессия не позволяет. Мои персонажи бывают и по ту, и по эту сторону. Как в «Ночном дозоре». Все-таки это очень важное кино. Оно тоже о противостоянии между либеральной и консервативной идеей. Ты делаешь выбор каждый день, и он всегда меняет мир.

— Как Бекмамбетов — автор «русского Голливуда» и американских картин — уживается в одном лице с продюсером и режиссером «Иронии судьбы» и «Елок»?

— Между прочим, в Мексике уже сняли ремейк «Горько!», хотя картина, казалось бы, абсолютно русская. Уверен, что «Елки» — международный проект. Идея осознания рождественского праздника — всемирная. У меня есть желание найти общий язык с любым зрителем. Сейчас китайский рынок вступил в игру: «Он — дракон», который не очень понравился в России, вышел в Китае, его посмотрели пятьдесят миллионов девушек в интернете. Сейчас мы делаем вместе с китайскими компаниями целый мир этих драконов с разными фильмами и интернет-сериалом. Кино для меня — способ жить и путешествовать в том числе. Средство, а не цель.

— Трудно представить себе что-то амбициозней «Бен-Гура». И все-таки есть у вас такой, пока не осуществленный, замысел?

— Замысла фильма нет. Есть желание создать целый тип кинематографа, отталкиваясь от опыта фильма «Убрать из друзей»: рассказывать о человеке через то, что мы видим на мониторе компьютера. Сегодня наша жизнь именно такова, даже Pokemon Go это подтверждает. Удивительно — реальный мир используется там как декорация компьютерной игры! Сейчас мы делаем продолжение «Убрать из друзей», а еще «Ромео и Джульетту» в этом же стиле. Для этого нужны новые типы историй. Например, сейчас я снимаю фильм «Анна», триллер о журналистке, которая проникла внутрь системы, вербующей европейских девушек в Сирию. Снимаю этот фильм по скайпу. Здесь рушатся все стереотипы — нет операторов, монтаж производится на специальных программах, съемки и кастинг проходят удаленно. Но это честнее, чем когда ты сидишь с актером в одной комнате! Зритель-то будет видеть его только на экране. Так что через скайп форму чувствуешь даже точнее.

— Третьего «Дозора» в планах нет?

— История закончена во втором фильме. Но есть идея, как ее продолжить. Коммерчески состоятельная, я уверен: в мире уже есть некоторый культ «Дозоров». Третья часть обязательно будет, вопрос — когда? И фильм или сериал? Там отличный материал для сериала.