Актер Лука Маринелли — об итальянском «Мартине Идене», «Дау» и «Бессмертной гвардии»

1 ноября 2020 в 13:45
Фото: Matteo Nardone/Zuma/TASS
28 сентября на большом экране Garage Screen вновь можно будет увидеть итальянскую версию «Мартина Идена» по Джеку Лондону — у фильма долгая слава после 76-го Венецианского кинофестиваля. Мы поговорили с исполнителем главной роли Лукой Маринелли, который стал мировой знаменитостью после сериала «Траст» и фильма Netflix «Бессмертная гвардия».

— Вы помните, что вас впервые вдохновило как зрителя, как актера?

— О, я смотрел очень много фильмов, когда был моложе. Я до сих пор люблю их смотреть и нахожу для этого время. Первыми, которые по-настоящему запали мне в душу, стали «Битва за огонь» Жан-Жака Анно и «Молчание ягнят» Джонатана Демми. Это случилось в 9 лет. Дальше было много неореализма: «Большая война», «Все по домам», «Злоумышленники, как всегда, остались неизвестны», «Похитители велосипедов», «Аккатоне». И многое-многое другое. Почему‑то именно эти старые фильмы мне в детстве жутко нравились.

— А любимый роман у вас есть?

— Кстати, нет. Но вот когда мне было 16, помню, я много читал Чарлза Буковски, Германа Гессе и Итало Кальвино.

— С чего для вас начался «Мартин Иден»? Когда вы с ним встретились в первый раз, если не в юности?

— Тогда же, когда и с режиссером этого фильма Пьетро Марчелло. Это была замечательная встреча. Я помню день, когда он дал мне сценарий — огромный, страниц на триста. Я взял, сказал, что прочту, и только потом понял, что все это время мы говорили о Мартине Идене, герое Джека Лондона. Я прочел сценарий, после него — книгу и сразу по уши влюбился в оба эти произведения. Для меня чтение этого романа стало каким‑то невероятным опытом, оно дало мне очень много сил. Я читал, и мне казалось, что кто‑то говорит прямо со мной — о моей душе, моих страхах и моих радостях. Я был в полном ощущении, что между мной и обоими авторами установилась прочная, глубокая связь.

«Мартин Иден»

— Что для вас стало ключевым различием между фильмом и романом? Сценарий многое переигрывает — как минимум переносит действие в Италию.

— Я думаю, что Пьетро и его соавтор Маурицио Брауччи создали очень мощную и красивую адаптацию этой книги. В основе их версии — глубокое, последовательное уважение к душе, к самой сути истории. И я безгранично благодарен Пьетро за то, что именно мне он предложил этот удивительный шанс поработать вместе над этим фильмом.

— Насколько подробно вы обсуждали, почему и как было принято решение отклониться от классической версии? В какой детали вы нашли ключ к своей личной версии Мартина Идена?

— Конечно, мы очень много разговаривали о фильме, но, если честно, для меня главной составляющей всей этой грандиозной авантюры была возможность проводить время рядом и создавать что‑то вместе с Пьетро. Смотреть на его работу, идти за ним, следовать за течением его мысли. Знакомиться с его миром, узнавать его друзей, тех, кто ему действительно небезразличен. У него свой, совершенно особенный мир, наполненный какой‑то собственной поэзией, и я искренне считаю, что мне элементарно повезло оказаться настолько близко и стать его частью. Если честно, волнующий всех вопрос о смене страны действия нас во время создания фильма занимал меньше всего.

Для меня — как, наверное, и для многих других поклонников этой книги — универсальность происходящего в этой истории облегчает ее восприятие. Конкретные детали, по сути, в ней не так важны.

— Сам Иден для многих — практически символ идеалиста. А что он значит для вас? И как вам кажется, быть идеалистом — слабая позиция или сильная?

— Не думаю, что корректно с ходу вешать на героя ярлыки. В первую очередь он просто человек. Прекрасный человек, со своей особой чувствительностью, с собственной хрупкой красотой. Сыграть его внутреннюю силу было самой сложной задачей для меня как для актера, потому что сам я совсем не такой человек. Но мне очень нравится быть иногда идеалистом и романтиком. Иногда я — один из них. Я думаю, такую грань характера чертовски важно иметь, но так же я думаю, что важно смотреть на реальность с широко открытыми глазами.

— В одном из интервью вы сказали, что можно смотреть на Мартина Идена как на антигероя. Что вы имели в виду?

— Каждый из нас может найти с этим персонажем собственную внутреннюю точку соприкосновения. В нем много противоречий, и это делает его ближе к нам, чем любой однозначный герой когда‑либо смог бы стать. Мартин Иден не совершенен. Иногда он зол, иногда глуп. Это и позволяет сказать: «Антигерой». Но его душа сделана из чистой любви. Ему правда глубоко небезразличны общество и люди, которые его окружают. И если так смотреть, можно сказать: «Герой». Но знаете, я бы и сам себе возразил по поводу антигероя. Более важно, мне кажется, помнить о том, что каждый из нас ежедневно — герой, если только он сам от себя этого потребует.

— Зачем сегодня рассказывать эту историю с экрана? Что в ней такого, что миру сегодня необходимо вспомнить и обсудить?

— Мне кажется, это навсегда актуальный роман, хоть он и вышел в 1909 году. Он до сих пор ярко горит, он не умер. Любой легко в нем себя найдет. Это же вечная история о человеке, который стремится к высокому. А к высокому каждый на самом деле хочет быть причастным, нам всем это очень важно в себе обнаружить. Я говорю эти слова не в библейском смысле, надеюсь, вы понимаете.

— Маленький дурацкий вопрос: если бы Иден жил сегодня, как думаете, кем бы он работал?

 — Он — или она, кстати! — мог бы все еще быть писателем. Как я уже говорил, я уверен: хоть нам и кажется, что мир кардинально изменился с тех пор, на самом деле эта перемена не так уж велика.

— Вы участвовали в жюри Берлинского кинофестиваля в этом году. Как вам «Дау»?

— Мы вручили кинооператору Юргену Юргесу «Серебряного медведя», и это было командным решением. Но самому мне высказать личное мнение о фильме сложно — в первую очередь потому, что это произведение, по моим ощущениям, выросло из совершенно другого материала, чем подавляющее большинство фильмов, знакомых и близких мне.

«Бессмертная гвардия»

— Вы снимаетесь в очень разных проектах. Насколько на самом деле велика разница между работой над условно фестивальными фильмами, хоть и большими, как «Мартин Иден», и экранизацией комикса для Netflix вроде «Бессмертной гвардии»?

— Не так уж велика. И то, и другое — кино, и ты как актер всегда в итоге оказываешься наедине с эмоциями, с персонажем, с людьми, коллегами и месяцами работы на площадке. Разница, конечно, есть, но она никогда не касается того, как я подхожу к собственной работе.

— Как вам кажется, у актера должен быть какой‑то кодекс чести, который может влиять на его выбор ролей?

— Мой единственный принцип — уважение к себе и к тому, во что лично я верю. Поймите, мы не супергерои. И да, конечно, в актерской профессии бывают моменты, когда твой выбор роли, герои, которых ты играешь, и то, что они говорят с экрана, могут на что‑то повлиять — на мир, на зрителей. Но в то же время мне кажется очень важным сказать: «Мы не обязаны всегда исходить в выборе ролей именно из этого обстоятельства».

— Та самая сцена в «Бессмертной гвардии», сложно ее не отметить. Лучший момент фильма, когда романтический партнер вашего героя (его играет Марван Кензари) практически поет ему любовную серенаду, сидя в наручниках в плену у спецназа. И получает за это прикладом по голове. Вот, например, вполне себе нравственный манифест.

— О, да, это и правда важный для всех нас момент. Главной задачей было снять его деликатно, без лишней вульгарности. И мне кажется, получилось. Я горжусь тем, что мы сделали, горжусь быть частью конкретно этого манифеста, потому что он говорит о важности любви и уважения даже не к конкретным людям или группам людей, а в целом, в мире.

«Мартин Иден»

28 сентября в Garage Screen