Утром в понедельник 20 сентября 2010 года ступени собора Святого Павла в Лондоне превратились в модный подиум. К собору подкатывали блестящие черные машины, из них выходили красавицы, «почти все в траурных туалетах в дань уважения». Кейт Мосс приехала в черном кожаном платье и куртке-смокинге с большим вырезом, обнажающим полоску загорелой кожи (одна журналистка назвала его «вопиюще неуместным декольте»). Наоми Кэмпбелл вышла из машины в жакете из черных перьев и сапогах с «витыми» позолоченными каблуками. Из-под черного пальто Сары Джессики Паркер виднелось сказочно красивое платье кремового цвета. Дафни Гиннесс демонстрировала черные сапоги на тридцатисантиметровой платформе; она шла с трудом и один раз чуть не упала. Знаменитости присоединились к полутора с лишним тысячам собравшихся в прославленном соборе работы Кристофера Рена, чтобы почтить память одного из самых известных и скандальных британских модельеров. Друзья и родные называли его Ли, все остальные — Александром МакКуином. Его считали хулиганом и enfant terrible мира моды.
После того как собравшиеся заняли свои места, органист исполнил «Нимрода» из Вариаций на собственную тему «Загадка» Эдварда Элгара. Одна из четырнадцати вариаций на загадочную тему пришлась вполне к месту. «Загадочный» мотив Элгара, то, что сам композитор называл «зашифрованной темой», потому что «главный персонаж так и не появляется на сцене», вполне соответствовал личности того, чье незримое присутствие ощущалось в соборе на протяжении всей церемонии.
МакКуина часто называли человеком-загадкой. «Lʼenfant terrible. Хулиган. Гений. Жизнь Александра МакКуина представляла собой увлекательную историю, — написал после его смерти один из комментаторов. — Немногие понимали самого выдающегося модельера Великобритании, впечатлительного мечтателя, который во многом переосмыслил само понятие моды».
Стилист Кэти Ингланд, много лет проработавшая с МакКуином (она пришла на поминальную службу вместе с мужем, поп-звездой Бобби Гиллеспи), назвала МакКуина «весьма закрытым человеком… который сам изолировал себя, отстранялся от других», а Трино Веркаде, давняя сотрудница компании McQueen, сказала, что «Ли определенно все больше делался интровертом и в последнее время мог терпеть рядом с собой совсем немногих». Хотя, по мнению одной колумнистки, МакКуину «понравилась бы поминальная служба… обладавшая всеми признаками театрализованного шоу и своей прочувствованностью, церковной пышностью и красотой напоминавшая его модные показы», сам дизайнер вряд ли с удовольствием слушал бы многочисленные панегирики в свой адрес. Хотя он называл себя «треплом из Ист-Энда» и не сомневался в своих способностях, он был таким застенчивым, что в конце каждого своего показа выходил на подиум совсем ненадолго, а потом сразу уезжал домой или на ужин с друзьями. «Он бы изумился, узнав, как высоко его ценят, — заметила его сестра Джеки. — А в конце подумал: «Да ведь я просто Ли».
Служба началась ровно в одиннадцать часов — в отличие от многих показов Маккуина, славившегося вечными задержками и опозданиями. Проповедь прочел канцлер-каноник собора, преподобный Джайлс Фрейзер. «Его жизнь проходила на виду, но его можно назвать не столько броским, сколько беззащитным и скромным», — сказал он. Фрейзер в золотой с белым ризе, инкрустированной стразами Сваровски, — такие ризы были заказаны к трехсотлетию собора, — напомнил собравшимся о достижениях МакКуина: четыре раза, с 1996 по 2003 год, его называли лучшим дизайнером Великобритании. В 2003 году его назвали лучшим дизайнером мира; в том же году он стал командором ордена Британской империи. «Воздадим хвалу его творческому уму, его таланту организатора и способности шокировать». Далее Фрейзер упомянул преданность МакКуина друзьям, его любовь к животным (особенно к трем собакам, пережившим его) и его «трудный характер» — должно быть, в зале невольно улыбнулись те, кому довелось испытать на себе выпады его острого языка. «Когда ему требовались поддержка и уединение, он находил их в кругу своей семьи, — продолжал Фрейзер. — Вот почему, несмотря на блеск окружавшего его мира, он никогда не забывал о том, что родился в лондонском Ист-Энде, и о том, сколь многим он обязан своим близким».
Представители семьи МакКуин сидели в соборе отдельно от знаменитостей и моделей. Эндрю Гроувз, один из бывших возлюбленных МакКуина, заметил, что таксисту Роналду, отцу дизайнера, и его братьям и сестрам явно не по себе. «На службе они чувствовали себя не в своей тарелке, — заметил Гроувз, который в 1990-х годах работал художником-модельером под псевдонимом Джимми Джамбл, а позже стал преподавателем моды и дизайна. — Мне показалось, что они не в полной мере осознали, кем был Ли. Они как будто все время удивлялись, из-за чего, собственно, такой шум». Элис Смит, консультант модельного агентства, которая дружила с МакКуином с 1992 года, обратила внимание на то, как по-разному обуты собравшиеся. «Поминальная служба произвела на меня очень странное впечатление; его родственники совсем не сочетались с представителями модной тусовски. Я все время поглядывала на их ноги. Родные Ли пришли в практичной уличной обуви. А по другую сторону прохода сидели люди в фантастически дорогих сапогах и туфлях, надетых словно напоказ, для хвастовства».
Замеченный контраст символизирует один из парадоксов, какими отмечена жизнь МакКуина, одно из противоречий, которые модельер так до конца и не разрешил. «В этом была его трудность, — заметила Элис Смит. — Его родные были порядочными, славными людьми, которые старались жить достойно. С другой стороны его окружал совершенно безумный мир». В тот день обстановка была довольно неловкой, так как почтить память МакКуина собрались представители различных клик и группировок — супермодели, актрисы, знаменитые модельеры, семья из лондонского Ист-Энда, друзья-геи с Олд-Комптон-стрит, — которые раньше не пересекались. «Там было странное смешение людей, и никто из них друг с другом не общался, — вспоминает Эндрю Гроувз. — На модном показе все знают, где чье место. Когда я иду на показ, я знаю, что, поскольку работаю в сфере образования, мое место — справа в заднем ряду, а, например, место Анны [Винтур. — Э. У.] — в первом ряду. Какое-то время мы с ней находимся в одном и том же мире, хотя в действительности этого нет».
После молитвы «Отче наш» собравшиеся встали и спели гимн «Я обещаю тебе, моя страна». Две строки гимна МакКуин наверняка счел бы особенно трогательными: «И есть страна другая, я слышал о ней давно/Самая дорогая для тех, кто любят ее, самая великая для тех, кто знают ее». Всю жизнь дизайнер искал свою «другую страну». МакКуин мечтал о таком месте, надеялся, что другая страна, замысел, человек, платье, сон или наркотик изменят, преобразят его. В конечном счете больше всего — хотя он не скрывал растущей зависимости от кокаина — он зависел от полета фантазии. Ему хотелось когда-нибудь освободиться от своего тела, от воспоминаний, от горестей и обид, от своего прошлого.
МакКуин считал, что любовь наделена силой преображения. «Конечно, у него есть и темная сторона, — говорила Кэти Ингланд за три года до смерти своего друга. — Но он — настоящий романтик. Ли мечтает. Он все время находится в поисках любви, понимаете? Он ищет любовь, и его представления о любви и любовных отношениях… простираются гораздо выше и дальше нашей действительности».
На правом предплечье у МакКуина была татуировка — слова Елены из шекспировского «Сна в летнюю ночь»: «Разум — вот глаза любви». Эта цитата служит ключом к пониманию как человека Ли МакКуина, так и звездного модельера Александра МакКуина. По словам Эндрю Болтона, куратора выставки «Savage Beauty» («Дикая красота»), которая проводилась в Метрополитен-музее в 2011 году, и консультанта одноименной выставки в Музее Виктории и Альберта, «Елена считает, что любовь обладает властью преображать нечто уродливое в нечто красивое, потому что любовь движима субъективными ощущениями личности, а не объективными оценками внешности. МакКуин не только разделял это мнение; оно занимает центральное место в его творчестве».
Необычайному таланту МакКуина-модельера посвятила свою речь Анна Винтур, главный редактор американского Vogue. Она пришла на прощание в черном пальто с золотой вышивкой, созданном МакКуином. «Он был сложным и одаренным молодым человеком, который в детстве больше всего на свете любил наблюдать за птицами с крыши многоквартирного дома на востоке Лондона… Он оставил нам особое наследство, талант, который парит над нами, подобно птицам из его детства». На протяжении всей жизни, начиная с выпускной коллекции в Центральном колледже искусств и дизайна Святого Мартина и заканчивая смертью в феврале 2010 года, МакКуин обуздывал «свои мечты и своих демонов». Поэтому нет ничего удивительного в том, что последняя коллекция МакКуина, над которой дизайнер работал перед смертью и которую Винтур описала как битву между «тьмой и светом», получила неофициальное название «Angels and Demons» («Ангелы и демоны»). За три года до смерти МакКуин говорил в интервью французскому журналу Numéro: «Я качаюсь между жизнью и смертью, радостью и грустью, добром и злом». «Ли сочетал в себе… поверхностность моды и возвышенную красоту смерти, — сказал его друг художник Джейк Чепмен. — Его творчество получило такой резонанс именно из-за саморазрушения. Мы наблюдали за тем, как он гибнет». Несмотря на черный призрак депрессии, затемнивший его последние годы, МакКуин обладал неукротимой энергией и жаждой жизни. Он был бесстыдным гедонистом; одинаково любил и дорогую икру, и тосты с консервированной фасолью, которые поглощал дома, сидя на диване, во время сериала «Улица Коронации». Он любил и виски «Мейкерс Марк», и диетическую колу, и сомнительное гей-порно, и анонимный секс. Поэтому показалось вполне уместным, что на поминальной службе после Анны Винтур композитор Майкл Найман исполнил свою музыкальную тему «The Heart Asks Pleasure First» к фильму Джейн Кэмпион «Пианино» 1993 года. Героиня фильма Ада МакГрат, которую сыграла Холли Хантер, — немая, которая не говорила с шести лет и выражала свои чувства посредством игры на пианино. Красноречие не принадлежало к числу достоинств МакКуина. «Я видела его совершенно пьяным на вечеринках… когда он нес какую-то чушь, не понимал, что говорит, — вспоминает диктор и литератор Джанет Стрит-Портер, — но свои мысли и чувства он выражал посредством созданных им замечательных вещей и великолепных театрализованных представлений». «В работе видишь самого автора, — сказал однажды МакКуин. — А в моей работе — мое сердце».
Ювелир Шон Лин, работавший с Ли на нескольких коллекциях, сказал: «Я видел, как ты рос, как переходил границы и добивался успеха». Он рассказал, что во время недавней поездки в Африку он посмотрел на небо и спросил: «Где ты, Ли?» «Как только эти слова слетели с моих губ, с неба упала звезда. Ты мне ответил. Ты тронул даже звезды, как нашу жизнь». Кроме того, Лин вспоминал «заразительный смех, храброе сердце, память как у слона и ярко-голубые глаза» своего друга.
После речи Лина начался сбор средств в пользу Фонда Терренса Хиггинса, Баттерсийского приюта для собак и кошек и фонда «Голубой крест». Все эти благотворительные учреждения были хорошо знакомы МакКуину. Зазвучали берущие за душу голоса участников Лондонского евангельского хора: «О, благодать, спасен тобой/Я из пучины бед; /Был мертв и чудом стал живой,/Был слеп и вижу свет». Благодатью МакКуина, тем, что дарило ему надежду — по крайней мере в ранние годы, — стала мода.
Издательство
«Центрполиграф», 2016, Москва, пер. А.Кровяковой