Красный день календаря: три стихотворения о менструации

8 марта 2020 в 10:00
К Международному женскому дню «Афиша Daily» попросила трех поэтесс рассказать о своих стихотворениях, посвященных менструации. Одно из них было написано специально для нашего материала. Стихотворения приводятся в авторской редакции.

Лиза Неклесса

* * *

Солнечный свет
Рассекает мой живот,
Словно кесарево
На полянке между смородиновыми кустами
Где я лежу, раскинув бревна ног.

Я чувствую себя,
Чувствую, как надрывно болит мой живот
Крутятся кишки, словно липкие змеи

Красные ягоды дрожат надо мной, раздобревшие от зноя
Лопаются, и жаркий сок стекает
По веточкам и шершавым листьям.

Сок истекает и из моего живота
В высокую траву
Образуя лужу, устье красной реки.

Мой живот словно огромная раздобревшая ягода
Накалился под солнцем
От поездки в душном автобусе
От пути по нагретой бетонке до сада

Месячные хлынули
Словно дурные воспоминания
Словно флешбеки
Текут и текут, словно спешат пропитать все вокруг собой

Я чувствую себя сестрой предстоящим мне кустам и деревьям
Вижу, как они сочувственно склоняются надо мной
Сами изнывая от горячих ягод,
Перемазанные их вязким соком.
Стремятся сохранить меня в тени, создать прохладу
Сестренка моя смородина, сестра моя вишня

Словно пронзенная утомительным жарким днем,
Лежу в траве за маленьким серым домом

От порыва ветра
Спелые ягоды градом падают на мое тело
На обнаженный живот
Словно резиновые пульки
От каждой начинается кровавый ручей

Лиза Неклесса

поэтесса, художница

«Я долго думала, художница я или поэтесса, и был очень важный момент, когда я поняла, что не обязательно выбирать что‑то одно. Внутреннее примирение произошло, когда однажды я посмотрела на свой свежий текст и поняла, что все образы в нем можно увидеть. Сейчас я занимаюсь синтезом визуального и поэтического искусства и часто создаю иллюстрации к собственным стихам.

Я постоянно обращаюсь к природе в текстах, олицетворяю ее, но стремлюсь переосмыслить этот прием в рамках феминистского дискурса. Мне кажется, это очень важно, потому что язык, описывающий женский опыт, в русскоязычной поэзии сейчас только начинает разрабатываться. Здесь природа сопереживает человеку, а месячные это такой путь к единению с природой — чтобы это единение почувствовать, нужно особое состояние, когда ты хватаешься за какие‑то вещи, как за соломинку.

Здесь есть такой момент хватания: лирической героине уже так плохо, что она видит поддержку в кустах и ягодах.

Бывает, хочется пойти на выставку или в музей и посмотреть какие‑то работы или, например, прочитать книгу, чтобы ею наполниться. Мне вот захотелось самой себе создать такое же переживание с помощью собственного стихотворения. Мне как‑то в институте запала идея Юнга: он считал, что художник или поэт находит недостающее в эпохе и восполняет эту лакуну. А мне кажется, это можно перенести на более личный уровень — почувствовать, что тебе чего‑то не хватает, и восстановить баланс; мне в тот момент, видимо, не хватало какого‑то природного и образного изобилия. А вот подход, при котором письмо является терапией, мне не близок, скорее, я против него.

Конечно, нужно говорить о том, что тебя волнует, но за терапией лучше все-таки ходить к специалисту.

Я нигде так не лежала, как описано, это вымысел. Просто в детстве я много жила за городом, здесь много моего счастливого дачного детства; но дача была в одном месте, бетонка в другом, менструация тоже не какая‑то конкретная, а просто опыт переживания менструации вообще. Я думала о смородине, о ягодах — как они становятся горячими, раскаленными, а потом начинают течь. Происходит это обычно в жаркие дни, когда плохо себя чувствуешь и спастись можно только в тени. А когда летом бывает менструация, тоже бывает очень плохо, особенно если едешь где‑нибудь в душном автобусе, — такое же ощущение этих жарких дней, когда не по себе и вот-вот что‑то начнется.

Мне кажется удачной фраза «Месячные хлынули/словно дурные воспоминания», потому что бывает такое, что флешбэки и дурные воспоминания прям нахлынут как волны одно за другим, обильно и неприятно, и месячные тоже происходят такими же болезненными волнами. Опыт менструации для меня болезненный, но в нем также есть момент какого‑то расширения. В первые дни я могу ощущать изменения, чувствовать себя свободнее, будто исчезают какие‑то ограничения; бывает, в первый день менструации я пишу тексты. Потому что иногда в эти дни тебе как‑то легче обращаться к хаосу, легче выразить внутреннее содержание и свободнее себя чувствовать в этом выражении».


Анна Логвинова

* * *

Мы были ранние и вольные
еще своих не знали сил
и ты на Веронику Долину
меня внезапно пригласил
Мы были центром мироздания
и камнем замершем в праще
блондином в голубой бандане
брюнеткой в голубом плаще
в Кремле сияли звезды матово
им наши вторили прыщи
чтоб мальчик так любил Ахматову
еще попробуй поищи
сидеть сутулясь в полном зале
записку поровней сложить
к нам кстати люди подползали
чтоб лист тетрадный одолжить
Москвы вечерняя прохлада
вела двоих за воротник
Октябрьский ветер шоколадный
утяжелял прозрачный миг
Спокойно солнце спать ложилось
вошли в метро и позабыв курантов бой
я впереди бежала и кружилась
в своем плаще перед тобой
Пришла домой и замерло дыханье
я в зеркале увидела свой плащ
бывает, да, прокладок протеканье
но why to me and this is just too much.
Нет справедливости на свете
и я одна тому виной.
«А может он и не заметил…»,
сказал мой папа за спиной.

Анна Логвинова

поэт, лауреат премии «Московский счет»

«Я написала это стихотворение в день рождения моего папы и через 12 лет после его смерти. Даты всегда меня активируют. Очень часто пишу в дни рождения, можно сказать, я придворный поэт календарей. Но когда меня просят переслать это стихотворение или прочитать — конечно, оно проходит как «стихотворение про прокладки», тут уж ничего не поделаешь. Когда его опубликовали в «Новом мире», бостонская интеллигенция в фейсбуке отреагировала очень бурно, и хотя стихотворение ей не легло на душу, я рада, что все-таки кто‑то следит за публикациями. А может все дело в том, что кто‑то привел в разгромном посте только отрывок, и прокладки были вырваны из контекста.

Стихотворение было написано 3 года назад по следам событий, происходивших 23 года назад. В нем все пересказано достаточно близко к тексту жизни. Может показаться, что действие происходит в октябре, а на самом деле концерт Вероники Долиной в Театре эстрады был в сентябре 1997 года. Октябрь тут не из‑за времени, а из‑за шоколадной фабрики «Красный октябрь» — если вы ходили по этому мосту, наверное, знаете этот запах.

Я не могу сказать, что часто вспоминаю прошлое. Но вдруг какое‑то воспоминание бросается на шею, потом отпрыгивает и начинает светиться — не то что прямо светить, а светит обычным компактным светом в голове. В этот момент я уже знаю, что это будет стихотворение. Но каким оно будет, не знаю, и мне обычно сначала становится страшно, что не потяну.

В случае с этим стихотворением я понимала, что оно будет хорошим, потому что нельзя написать плохое стихотворение про прокладки!

Но я начала паниковать и стала читать поэтов по сто штук в день. В результате в шестой строчке оказался Ходасевич, которого я как раз не перечитывала («Перешагни, перескочи,/Перелети, пере- что хочешь —/Но вырвись: камнем из пращи,/Звездой, сорвавшейся в ночи…/Сам затерял — теперь ищи…/Бог знает, что себе бормочешь,/Ища пенсне или ключи»).

Когда я читаю это стихотворение вслух, люди, конечно, смеются, не могут не засмеяться, ведь я читаю так светло, пафосно — так, как будто это все ведет к чему-то. Все мое чтение первых шести катренов как будто воплощает строчку из папиного стихотворения: «А душа все же хочет возвыситься до чего‑то такого в душе». Я читаю это стихотворение в спектакле Елены Тарасовой «Кофе на ночь». Однажды в зале было много женщин старше меня, и я засомневалась, но все-таки прочла. А они меня похвалили и очень порадовались мне: «Новая поэтическая молодежь появляется, ничего не боятся, так и нужно». А вот когда я увидела в зале мальчишек лет десяти, я оказалась не такой уж и смелой молодежью и стихотворение это не прочла.

Про тело писать интересно, потому что мы пока еще не поняли, что в нас тело, а что душа.

И меня удивляет все больше и больше все, что связано с химическим составом и телесными изменениями. Иногда что‑то приписываешь душе, а это тело; тело, его проделки. Думаешь: ах, это просто немыслимо, то, что со мной сейчас происходит, это, наверное, из‑за такой‑то встречи или из‑за такой‑то невстречи, а потом я такая — а может это потому, что я просто пью пуэр по десять чашек в день?! Кстати, если надо написать стих, надо пить пуэр — стопроцентная гарантия. Но очень трудно так жить — в состоянии, в котором я написала свои лучшие стихи, жить практически невозможно».


Дарья Серенко*

#Заказноеписьмо № 15

ТЗ: «Даша, привет! Слушай, а можно тебе заказать текст про менструацию для „Афиши“? Мы готовим к 8 Марта тематический выпуск для рубрики, где поэтессы и поэты рассказывают, как написали одно свое стихотворение. Обычно мы выбираем какой‑то текст, а потом я беру короткое интервью о нем. Это может быть стихотворение о табуированности темы менструации. Я бы хотела, чтоб в нем были всякие смешные эвфемизмы, которыми мы в школе называли месячные, — например, у нас говорили „гости из Краснодара“ или просто сокращали до „гостей“ и девочки говорили „у меня гости“. Но это не обязательно, конечно, может просто на что‑то тебя натолкнет. Подружки напомнили, как мы еще говорили — „красный день календаря“ (прикольно, так как это из стиха про день 7 ноября, который учили в советских школах), также оно сокращалось до „праздников“ (но тут двойной смысл, поскольку ты как бы празднуешь, что не беременна), еще — „эти дни“ (очень лирично, мне кажется) и „дела“, „у меня начались дела“.

Дедлайн: редактор поставил 5–6 марта».

* * *

8 марта — красный день календаря
говорит учительница
и девочки смеются

а я не смеюсь
может быть я не девочка
но, кажется, прямо сейчас
из моего живота
вырывают лист календарный

на уроках про женское здоровье
мальчиков выводили из класса
было слышно, как смех разносился по рекреации
после этого в школе мы передавали прокладку
под столом из рук в руки как взятку
покупая молчание друг друга

в общежитии кастелянша спросила меня
перед огромной очередью
«ты что, у себя в кровати свинью зарезала?»
я поймала себя на том, что
1) при допросе лучше придерживаться этой версии
2) у матраса теперь две стороны и одна — гостевая

гости всегда приходили некстати
когда меня не было дома
когда я пела интернационал
на первомайском шествии
или плакала в день русского языка

в такие дни женщина считается нечистой —
сказал священник, когда я хотела крестить ребенка
— если кровь, то только христова
и к иконам прикладываться нельзя
помню как разозлилась
и перецеловала все иконы в храме
нечистыми своими губами

в первый день бог создал небо и землю, воду и свет
и отделил свет от тьмы, а от света тьму
а я в первый день лежу и думаю, как объяснить
что сегодня не выйду из дома
а во второй сижу и думаю, почему
за рисунки вагин можно попасть в тюрьму

родственники напоминают — 27 лет, а ты еще не родила
а я говорю — у меня начались дела
дело юлии цветковой
дело азата мифтахова
много дел в эти дни

при входе на митинг я прячу плакаты под ворохом средств гигиены
полицейские, обыскивая меня
отдергивают руки автоматически
оно и понятно
может быть я не девочка
а сама россия трехглавая
хтоническое существо
и при обыске покажу свое естество

Дарья Серенко

поэтесса, активистка, создательница акции #тихийпикет

»[Проект »#Заказноеписьмо» появился, потому что] в последнее время мне стало сложно писать поэтические тексты, хотя я писала их больше 10 лет. Мне стало не хватать более равноправного вовлечения читателя в процесс производства — наверное, на это повлиял опыт современного искусства, активизма и акционизма. Обычно читатель имеет дело с текстом как с какой‑то данностью: вот есть текст — и ты его либо читаешь, либо проходишь мимо, а я бы хотела попробовать сделать так, чтобы читатель прочитал ровно тот текст, который он захотел, то есть попробовать вместе сформировать запрос и мне как исполнителю попробовать в этот запрос попасть.

Поскольку читатель дает мне подробное техническое задание, это техническое задание становится частью получившегося стихотворения.

Я делаю проект уже месяц, сейчас уже 15 выложенных текстов и 4 в разработке. Происходит это обычно так: мне в личку пишут люди со своим запросом, а я веду себя в ответ не как поэтесса, а как исполнитель — то есть я стараюсь уточнить задачу, стилистику и вообще как‑то определить рамки, спрашиваю, есть ли дедлайн. Обычно дедлайн есть, потому что люди включаются в эту игру, поэзия тут — это не высокий мистический процесс, а производственный, есть заказчик, исполнитель, сроки, сдача проекта. Иногда люди заказывают тексты на случай, а случай имеет привязку ко времени. Эпитафия, например, — это один из самых частых запросов.

Мне нравится, как сталкиваются вот эти довольно редко сталкивающиеся материи — поэтический текст и проектная работа. Мне кажется, в этом плане я учусь у Д.А.Пригова, для которого и книги и тексты как проекты имели начало, и конец, и, возможно, какое‑то внутреннее техническое задание.

Если я и иронизирую, то не над людьми и не над собой, а скорее над мифом о поэзии.

Для меня [«Заказное письмо»] оказалось самым приятным и легким способом письма, я почувствовала себя максимально органично, и мне кажется, мои тексты стали интереснее, потому что они уже не только мои. Иногда меня, конечно, раздражают некоторые технические задания, но это нормально. Я стараюсь смиряться с просьбами исправить текст, смирять свое авторское эго и годами привитую привычку ощущать поэтический текст как только свое и обособленное — так, как будто его никто никогда не прочитает. Обычно люди, когда я спрашиваю, насколько получившийся текст соответствует тому, что они хотели увидеть, к моему удивлению отвечают — «на сто процентов». Наверное, это пока счастливая случайность, и еще будут разногласия, которых я на самом деле жду, мне интересно.

В случае с этим текстом я просто села и написала его, потратила где‑то полтора часа, а потом на следующий день еще полтора часа правила. Было довольно четкое ТЗ, и мне был понятен предмет письма: менструация и табу на менструацию — это активистская тема, о которой я писала уже миллион постов и статей. Так что я сразу поняла, что мне нужно все это максимально переплести с какими‑то политическими мотивами. Репрезентировать тезис, что личное — то есть то, что происходит с нами, нашими телами, нашей физиологией, — вовлечено в политическое. Было немного сложно, когда мы начали править, так как меня всегда раздражали как раз эти эвфемизмы — и сейчас люди, которые младше меня, их не используют, они просто говорят «месячные», «менструация» и гораздо спокойнее относятся, и парни и девочки. И для меня это был немножко поворот в прошлое, в начало нулевых, которые я не очень люблю вспоминать, поэтому мне хотелось максимально эти эвфемизмы растворить, не делать их такими очевидными, а подать по возможности как двойные метафоры — где‑то это метафора менструации, а где‑то можно ее воспринять как часть более широкого сюжета текста.

У нас говорили «дни», «дела». Я даже помню, как мы лежали с девочками на полу на какой‑то вечеринке в 10-м классе и вспоминали все эвфемизмы, которые мы использовали: там были даже еще более дурацкие, например, мне запомнилось «приехал красный феррари».

Вообще у меня реальные события часто идут как основа текста, а детализация уже выдумана: например, меня действительно не допустили крестить ребенка моей подруги из‑за менструации, но иконы я тогда не перецеловала, хотя собиралась — смелости не хватило.

Я могу отстраниться от текста и понять, нравится мне он или нет, когда он уже отдельно от меня висит где‑то на всеобщем обозрении. Наверное, я довольна результатом, но мне еще нужно посмотреть со стороны, как это будет выглядеть в верстке, вместе с ТЗ и прочим, — это же очень важно, в каком контексте окажется стихотворение».

* Дарья Серенко внесена Минюстом в список иноагентов.