— «1000 шагов с Кириллом Серебренниковым» готовились и были впервые представлены публике, когда Кирилл еще находился под домашним арестом. Очевидно, что после того, как в апреле условия его содержания изменились, весь текст будет восприниматься иначе. Он как‑то изменился в связи с этим?
— Да, немного изменился. Не существенно, но я немного переписал текст и чуть-чуть добавил туда что‑то, чего не было в первоначальной версии. Замысел в том, что каждому зрителю предоставляется возможность прогуляться вместе с Кириллом тем маршрутом, которым он гулял ежедневно во время домашнего ареста, с 6 до 8 часов, в пределах разрешенного района: по Пречистенке и Остоженке.
Вся суть спектакля заключается в том, что Кирилл рассказывает о своих в некотором смысле соседях, которые жили в домах недалеко от него, — будь то Есенин или Пастернак, или Вера Мухина, или другие его коллеги-художники. И в первоначальной версии тема проблем, которые существуют у Кирилла, не поднималась. Сейчас у нас есть возможность затронуть и эту тему.
— Объясните, почему то, что вы делаете, называется именно театром — что делает проект театром, а не, скажем, дорогим и здорово спродюсированным аудиогидом?
— Смотрите, определения разных жанров в современном искусстве постоянно меняются, сто лет назад словом «театр» могло полноправно называться только то, что игралось на сцене в присутствии зрительного зала. Сейчас театром могут называться и совсем другие вещи.
Мне кажется совершенно очевидным, что то, что мы делаем, — это не просто набор аудиоэкскурсий. Моноспектакль, в котором звучит голос Кирилла, по жанру чем‑то отдаленно напоминает экскурсию, хотя по силе воздействия, по примененным методам это далеко выходит за рамки экскурсии. Но если говорить про второй спектакль, «Мастер и Маргарита», тут ничего общего с жанром экскурсии уже нет.
Это будет пьеса по мотивам романа Булгакова, написанная специально под конкретный маршрут, вовсе не экскурсия по булгаковским местам, а настоящий спектакль с персонажами, роли которых играют прекрасные актеры.
— Вы вообще до сих пор очень мало раскрыли информации об этом спектакле — держите интригу?
— На самом деле мы примерно каждый день приоткрываем афишу с новым персонажем — уже, насколько я могу вспомнить, опубликована афиша с Леонидом Парфеновым, где раскрыто, что он будет играть Берлиоза. Петр Скворцов будет играть Коровьева, Василий Буткевич — Ивана Бездомного, Евгений Стычкин — доктора Стравинского, Ксения Собчак — Жоржа Бенгальского, Ингеборга Дапкунайте — Воланда. Маргаритой будет Александра Ребенок, а Мастером — Юрий Колокольников.
— Меня это не расстраивает. До конца мы еще не знаем точно, насколько большой будет эта аудитория. Каждый спектакль будет привязан к конкретному району в Москве, но при желании человек, который находится за пределами города, тоже сможет его прослушать. Конечно, эффект будет, наверное, не таким полным, и всего того целостного переживания, которое испытает человек, пройдя весь маршрут ногами, слушатель за пределами Москвы не испытает, но нам кажется, что это, наоборот, может быть, подтолкнет человека потом при случае захотеть оказаться в этом месте и посмотреть и послушать еще раз.
Но самая важная часть эксперимента в том, что мы выпускаем не только спектакли. Мы разработали софт, который позволит нам этот проект максимально широко масштабировать. Такой метод позволит, я надеюсь, в довольно короткие сроки организовывать такие же спектакли в самых разных российских городах, и не только российских, и, может быть, вскоре не только по-русски. Я надеюсь, увеличивая число спектаклей, мы нарастим аудиторию в довольно короткий срок. Да, конечно, она не достигнет 30 миллионов, которые смотрели сериал про 1968 год, но это другой эксперимент, совсем другой жанр. Может быть, куда более непривычный, поскольку это не видеоконтент, но, с другой стороны, мне кажется, что тут важна и глубина проникновения. Потому что заставить аудиторию долго смотреть видеоконтент — это одна задача, а привлечь ее к какому‑то активному действию, к гулянию — совсем другая задача, и ее тоже интересно попробовать решить.
— Есть у меня такой глупый вопрос, но удержаться от него не могу: из‑за аббревиатуры «МХТ» люди из МХТ им. Чехова не испытывали каких‑нибудь эмоций, не жаловались вам?
— Я думаю, что все наши коллеги понимают, что это милая и прекрасная шутка, которая вовсе не ущемляет никаких их интересов. Наш проект называется «Мобильный художественный театр», и, конечно, он не конкурирует с МХТ им. Чехова. Было бы, мне кажется, странно, если бы они каким‑то образом обиделись.
— Действительно. Понятно, что все самое интересное только начинается, но сейчас, накануне запуска, вы можете сказать, чему вы научились, работая над этим проектом?
— Мне кажется, мы еще учимся, очень рано подводить какие‑то итоги. Я скорее могу сказать, чему хотелось бы научиться. Хотелось бы изобрести новый жанр и в нем свободно и комфортно работать. Хотелось бы научиться вписывать драматические произведения в городское пространство так, чтобы его максимально использовать. Чтобы ни в коем случае у зрителя не возникало ощущения, как вы говорили, что он вышел на экскурсию. Тут все мельчайшие детали должны как‑то быть учтены и задействованы. Это должен быть не просто рассказ про то, что вы видите слева и справа, — текст должен быть вписан в подворотни, переулки, скамейки, деревья, окна. И эта задача довольно-таки бесконечна. Я надеюсь, что чем дальше, тем удачнее мы как‑то с этим будем работать. Тем более, что мы с самого начала пытаемся показать диапазон, показать, как по-разному можно устраивать спектакли.
Первый спектакль с Кириллом Серебренниковым был по сути документальным моноспектаклем, где один голос разговаривал со зрителем. В «Мастере и Маргарите» у нас огромный каст и совсем другого рода драматический спектакль. Третий — «Свинарка и пастух», премьера будет в июле на ВДНХ. Отчасти он будет использовать и элемент экскурсии, поскольку герои фильма «Свинарка и пастух» приходят на экскурсию, и гид является важным персонажем. Потом будет спектакль про историю русского рока, музыкальный, который будет по-другому восприниматься.
Мы пока что пробуем границы и разные методы. Я надеюсь, что мы научимся это использовать так, чтобы это было интересно, понятно и притягательно для очень широкой аудитории. Нет желания сделать какой‑то разовый арт-продукт для элитарной тусовки. У нас амбиции заключаются в том, чтобы сделать очень удобный и понятный сервис, который облегчит жизнь большому числу людей. Потому что нам кажется, что тут ниша абсолютно пуста, и количество осмысленных городских развлечений позорно мало. Мы начинаем с Москвы, но я очень надеюсь, что мы довольно скоро освоим этот язык и начнем работать за пределами Москвы уже в этом году.
— Вам на Би-би-си совсем недавно припоминали вашу фразу о том, что вы ушли из новостной журналистики, потому что устали заниматься тем, что ни на что не влияет. За последнюю неделю ваше мнение не поменялось?
— Когда я писал, почему я ушел из актуальной новостной журналистики, я много разных причин перечислял. В том числе я говорил, что меня очень расстраивает, что события закончились. И вот с этим ничего не поменялось. События последних недель, на мой взгляд, к журналистике имели довольно маленькое отношение. Да, Иван Голунов — журналист, и не просто журналист, а с безупречной репутацией, и об этом известно очень многим. Но тут суть проблемы не в свободе слова и не в журналистике, а в ощущении незащищенности любого человека. И Ивана Голунова, мне кажется, в первую очередь поддерживали и защищали не как журналиста, а как очень типичного рядового человека, на месте которого мог оказаться любой сварщик или слесарь, или бизнесмен, или школьная учительница. И вот это общественное движение… Участвовавшие в нем журналисты сыграли большую роль, но это все-таки было актом политического или общественного активизма, а не журналистики.
Но я не вижу никакого радикального изменения медиасреды в нашей стране.
Но опять-таки одно дело то, что происходит с журналистикой в нашей стране, плюс к этому есть глобальное изменение роли журналистов и просто медиакультуры в мире, изменение роли соцсетей, психологии потребителей информации — это все другой тренд, который важно учитывать всем журналистам, которые живут на этой планете и которым надо по-новому выстраивать свои приоритеты.
И третий фактор — лично мои внутренние предпочтения. Я, так вышло, за всю свою жизнь несколько раз менял профессию. В какой‑то момент, когда я ушел из телеканала «Дождь», настало время для меня в очередной раз сменить профессию. Это уже не проблема журналистики как таковой, это какая‑то моя внутренняя заморочка, на которую я имею право.
— Вам когда‑нибудь бывает скучно?
— Скучно? Да, мне бывает скучно. Я не терплю этого момента, как правило, и стараюсь это состояние немедленно пресечь. Например, в тот момент, когда мы с вами разговариваем, я нахожусь на «Кинотавре», где я поработал в качестве члена жюри, и, на мой взгляд, например, кино не имеет права быть скучным.
А что касается жизни… Я не припомню момента довольно давно, когда бы я ничего не делал. Огромное количество деловых вопросов, которые надо постоянно решать, проектов, которые я делаю. Довольно часто процесс производства довольно занудный и не слишком увлекательный, но без тщательной проработки невозможно добиться результатов. Поэтому как человек очень упертый и очень внимательный к мельчайшим деталям я реально люблю ощущение такой скрупулезной работы, которая, наверное, многим людям может показаться скучной, а мне кажется очень увлекательной. Если становится скучно, я переключаюсь на другой проект, потом на третий, и это способ не дать себе заскучать.
