«Нет никакого общего закона истории — люди поступают, как сами придумают»
Российские историки создали «Вольное историческое общество», цель которого — бороться с манипуляцией историей в политических целях. О том, почему не должно быть единого учебника и зачем авторитарная власть всегда борется с историей, «Афише» рассказал председатель совета «ВИО» Никита Соколов.
- Как вы собираетесь бороться с манипуляцией историей?
- Термин «история» означает несколько разных вещей. Историческая наука в России нормальная, такая же, как везде, она не занимается ценностями, а отвечает на вопрос, истинно или ложно предложенное утверждение. А школьная история… История как школьный предмет появилась на рубеже XVIII–XIX веков, когда рушилась легитимность монархов в глазах общества и становилось непонятно, почему общество существует именно в этих границах. На смену объяснениям вроде «Мы все подданные одного монарха» в эпоху Французской революции приходит идеологема нации — гражданского сообщества, скрепляемого языком, культурой и общей судьбой. И чтобы все знали эту общую историческую судьбу, историю начинают преподавать в школе. Причем в основу школьных курсов по всей Европе ложатся большие героические нарративы: наши предки совершали великие подвиги, но были окружены злодеями (у немцев — галлами, у французов — тевтонами). Русский вариант придумал великий человек — Николай Михайлович Карамзин. Он изложил его не в своей «Истории государства Российского», для этого он был слишком честен, а в знаменитой «Записке о древней и новой России». Этой конструкцией пользовались потом Устрялов и Иловайский, авторы учебников, по которым весь XIX век учились в Российской империи.
- Какова основная идея этого героического нарратива?
- Идея следующая: была единая Киевская держава, и все благоденствовали, печенегов покоряли, щит на ворота Царьграда прибивали. Потом князей стало много, они тянули одеяло на себя, разделили великую державу на удельные лоскутья, и такая приключилось народу от этого тяжесть, что пришли степняки и его завоевали. И двести лет степняки нами помыкали, пока московские князья снова земли русские не собрали и не началась снова эпоха всеобщего процветания. В логике этого нарратива у русского народа не может быть иной судьбы, кроме как в рамках жестко выстроенной государственной вертикали, без которой ему конечная погибель. Потому что русский народ вечно в осажденной крепости: то это печенеги, то половцы, потом крестоносцы, потом поляки, французы, затем англичанка начинает гадить. А раз мы в осажденной крепости, то все наши права человека и свободы второстепенны, все ресурсы надо вручить коменданту крепости, а демократические процессы только ослабляют нашу оборону. Очень удобная модель для авторитарной власти.
- А что можно сказать об этой теории с научной точки зрения?
- С точки зрения исторической науки она абсолютно несостоятельна. Древняя Русь не была единым государством, а скорее — конфедерацией земель. Технологии финансовые и административные той эпохи не позволяли создать единое государство на такой огромной территории. Затем, князь не был единственным политическим субъектом, в каждом княжестве было сложное разделение власти между выборным князем, народным вечем и местным боярством. И так далее.
- Но по этой карамзинской схеме преподавали историю прямо до 1917 года?
- С научной точки зрения эта схема стала несостоятельной еще в 1870-е годы. Сначала Василий Иванович Сергеевич и Василий Осипович Ключевский, а потом и Павел Николаевич Милюков показали, что ничем Древняя Русь не отличалась от других европейских государств — и домонгольские княжества во многом похожи на итальянские средневековые коммуны. В конце века появился гимназический курс истории Сергея Федоровича Платонова, который я немедленно, как только появилась возможность, переиздал в начале 1990-х. В нем все элементы карамзинской схемы подвергнуты ревизии. Например, Смута у нас до сих пор преподается в школе как какая-то странная заваруха: крестьянская война — и тут же иностранная интервенция. Платонов блестяще показал, что Смута была гражданской войной между сторонниками и противниками демократизации власти. Платоновский курс стал преподаваться в некоторых школах после 1905 года, но из-за Октябрьской революции не успел прижиться. Большевики историю вообще упразднили, ее преподавание вернули в школьную программу только в 1934-м; перед этим, в 1929-м, начались репрессии против историков и краеведов. Сам Платонов был обвинен в создании контрреволюционной организации в Академии наук, всего по его делу проходило 115 человек. История большевикам была не нужна, как и любой авторитарной власти.
- А почему авторитарная власть испытывает такую аллергию к истории?
- История — область человеческой свободы, и история как наука показывает, что люди склонны делать свободный выбор. Нет никакого общего закона, матрицы, цивилизации — люди поступают, как сами придумают. Главная задача истории — установить, каков был диапазон выбора, потому что без этого понимания непонятно, что в итоге выбрали. Без этого происходит масса диких трактовок.
- Например?
- Это уже имеет отношение непосредственно к тому, зачем «Вольное историческое общество» создается: нынешняя политика власти разрушает в обществе представление об историзме: о том, что люди в разные эпохи думали иначе, воображали мир иначе и были движимы иными мотивами, чем мы. Иван Грозный, Петр Великий и Сталин отнюдь не одну великую Россию строили, а преследовали совершенно разные цели.
- Но власть же общедоступную идеологию формулирует, а не научную гипотезу?
- Идеология власти запрещена нашей конституцией, и история используется как такой протез идеологии. Историкам очень больно это наблюдать, но это не первая такая эпоха, когда власть уклоняется от формулировок задач на будущее и пытается вернуть воображаемое прошлое. Все эти эпохи кончались трагическим обломом — и правление Николая I, и правление Александра III. Использование псевдоистории, выборочных аргументов в политическом дискурсе обесценивает историю.
Также Никита Соколов работает заместителем директора Музея Москвы, где сделана эта фотография
- Можете пояснить эту мысль?
- Настоящий историк не может надергать фактов из истории, для него они все составляют плотную ткань, точно пригнанные причинно-следственные цепочки. А для массового сознания история похожа на карту звездного неба: где-то тут Иван Грозный, а где-то потом Петр I. Что было между Иваном Грозным и Петром? Непонятно. Пустота. Наши вожди, употребляя историю для своих конъюнктурных соображений, лишают общество чувства историзма.
- А вы бы хотели, чтобы все члены общество изучали историю как науку?
- Нет, конечно, историки не хотят заставить сидеть всю страну в архивах с утра до вечера. Достаточно знакомиться с результатами научных, а не псевдоисторических исследований, чтобы знать, какие общественные опыты и эксперименты уже ставились на этой почве и к чему они привели. Без этого знания общество неминуемо будет очень тормозить. Знать эти опыты надо во всей их полноте. Эффективно устроенное общество позволяет строить планы на будущее в широком диапазоне. Отрубаются какие-то крайние варианты: расистские и нацистские схемы не обсуждаем, на основании, опять же, исторического опыта мы знаем, что это тупик. Все остальное идет в дело. Какой опыт может пригодиться в строительстве будущего, никто не знает заранее. Поэтому не может быть в открытом обществе единого учебника, оно будет тем самым лишено какой-то важной части предыдущих опытов.
- Но в России же пока нет единого учебника?
- Формально нет. Но два года назад был утвержден новый историко-культурный стандарт для школы, в соответствии с которым должны писаться все учебники. Это такая махинация: учебников может быть много, но стандарт все равно один. Стандарт этот — вроде бы безобидный список дат, имен и событий. Но профессиональный историк видит за ними определенную концепцию. Потому что факты не существуют сами по себе, они существуют в рамках концептуального подхода. Мой любимый пример — по промышленной переписи 1880-х 80% промышленного потенциала Московского промышленного района принадлежали старообрядцам поморского толка. Вот это исторический факт или нет?
- Похоже на исторический факт.
- Нет! Он же не дан вам в непосредственном наблюдении. Нужен историк, который начитался Макса Вебера о духе протестантизма и связи его с зарождением капитализма, и решил проанализировать конфессиональный состав российских предпринимателей. Факт не существует вне концептуальной рамки. Нам часто говорят: сделайте историю из фактов, а трактовки мы сами приложим. Так не бывает: факты возникают в результате осмысления прошлого, и пути этого осмысления должны быть разными. Поэтому мы и протестуем против единого учебника: если у общества широкий спектр видов на будущее, то у каждой части общества свои герои и свои образцы. В этом практическая польза от исторической науки — предоставить обществу широкий диапазон выбора, чтобы оно не ошиблось с планами на будущее. И мы на сайте «Вольного исторического общества» будем объяснять, зачем обществу нужно историческое знание.
- А вы не боитесь, что отказ от единой концепции поможет лженауке вроде «новой хронологии» Фоменко пробраться в школу?
- Хранителями профессионального стандарта выступают профессиональные корпорации. В России профессиональная корпорация историков была большевиками намеренно уничтожена и не восстановилась после крушения СССР. «Вольное историческое общество» будет стараться восстановить эту корпорацию. Но проблема в том, что многие из тех, кто обладает учеными степенями и занимает разные посты в казенной системе, не являются историками вообще. Как с этим быть? Недавно Павел Уваров, соучредитель нашего общества, стал председателем ваковского совета по истории. Он впредь не допустит прохождения там беспомощных работ, не говоря уже о плагиате, и сейчас даже пошли разговоры о лишении степеней тех, кто их не достоин. Но пока многие ответственные посты занимают люди с профессиональной репутацией ниже плинтуса, наука по-прежнему организована по-советски.
- А как отбирали участников «Вольного исторического общества»?
- Критерием отбора мы выбрали репутацию, именно профессиональную: человек может придерживаться любых общественных симпатий и личных видов на будущее. И отбор стал очень сложным процессом, в ходе которого оказалось, что не существует единого поля репутаций. Те, кто занимается французским Средневековьем, очень мало знают о тех, кто изучает сибирскую этнографию. В итоге мы выделили 16 основных кластеров: группы по территории и времени для тех, кто придерживается традиционных исторических методик, отдельно культурологи и антропологи, а также музейный кластер, архивный кластер и школьный кластер. Я полгода вел 16 фокус-групп, выясняя, кто является безусловным авторитетом в каждой из групп. В одной из групп такого человека не оказалось, остальные 15 лидеров профессионального общественного мнения согласились стать соучредителями общества. Каждый из них, в свою очередь, назвал еще десяток человек, которых хотел бы видеть в его составе. Далее эти кандидатуры обсуждались остальными учредителями, причем каждый из них, по существу, обладал правом вето. Кандидаты, получившие более двух рекомендаций и ни одного черного шара, приглашались вступить в общество. Согласившиеся принять на себя этот труд составили первый призыв действительных членов. Прошедшая в конце июня конференция установила регулярный порядок вхождения в «ВИО»: чтобы стать членом общества, потребуется рекомендация по меньшей мере двух его членов и утверждение кандидата советом. На сайте общества будет предусмотрен для этой процедуры удобный механизм, а пока моя личная почта завалена заявками на вступление.
- Через несколько месяцев после объявления нашей программы общество получило несколько грантов при посредничестве «Фонда Кудрина по поддержке гражданских инициатив». Один грант мы получили на создание сайта, а поддерживать его мы будем по большей части сами, это требует гораздо меньших расходов. Другой грант мы получили на исследование исторического сознания общества — глубокий социологический опрос, который в России прежде не проводился. Сейчас мы будем искать финансирование на проведение больших публичных чтений.
- А какая сверхзадача для общества? С какой великой целью оно создавалось?
- Мне кажется, в России должен возникнуть существенный, серьезный разговор о нашем прошлом. Потому что мы живем в обществе, где продолжается холодная гражданская война между сторонниками авторитарной власти и сторонниками открытого общества. Поэтому никак не можем договориться, Сталин — герой или злодей, поскольку не произошло никакого учредительного действия после распада СССР. Необходимо учредить российское общество на каких-то нравственных основаниях. Прямой разговор о прошлом опыте поможет выработке этого сложного согласия. Пусть у нас будет несколько регистров памяти, это нормально. Идентичность современного человека так и устроена: например, один человек может быть русским, считать себя казаком или помором, исповедовать буддизм и быть приверженцем какого-то музыкального стиля. Таким же образом должна появиться женская история России и история малых народов, в истории России должны заговорить разные голоса.
Каковы ваши ближайшие планы, чем вы собираетесь заниматься?