10 лучших спектаклей-квестов

«Норманск» в Центре им. Мейерхольда

28 и 29 июня

Самый масштабный представитель тренда. На пяти этажах ЦИМа — в коридорах, служебных помещениях, залах и на лестницах — 60 актеров разыграют «Гадких лебедей» Стругацких, предоставив зрителям полную свободу перемещений при совершенной невозможности увидеть все целиком. Проект вырос из лаборатории Центра им. Мейерхольда Blackbox, в которой театральным коллективам предлагалось вступить в коллаборацию с психологами, архитекторами и современными художниками, театром прежде не занимавшимися. Команда Le Cirque de Charles La Tannes, помимо «Копов в огне», известная своими одноразовыми шоу-иллюзионами и спектаклями со студентами мастерской Дмитрия Брусникина, здесь приняла в свои ряды первооткрывателя камер сенсорной депривации в России Наиля Гареева, авторов ролевых игр Алексея Федосеева и Анну Володину, архитектора Алексея Воробьева и гурьбу отобранных десятилетних вундеркиндов. Оркестр картонных гитар и переворачивающие все с ног на голову инвертоскопы, неон и люминесценция, дым и стробоскоп, балет при фонарях и шпионский нуар — во всем этом разыграется детектив о визите сверхлюдей из будущего в тоталитарное настоящее. Спектакль, помимо прочего, имеет все шансы превратиться в реквием по гражданскому обществу.

«Этот жанр, бродилка, подразумевает, что ты должен привлечь максимальное количество людей в проект, — он получается абсолютно полигамный, со множеством самых разных энергий. Это что касается формы. А работа со Стругацкими — для меня в каком-то смысле реконструкция, поиск в актерах логики советских людей. В нынешних условиях это особенно интересно. Все очень просто: появилось поколение, которое вообще не хочет копаться во всем этом, хочет создавать что-то свое, — книга об этом. А в стране параллельно создается тоталитарный строй, с его прям какими-то запахами, съездами, агрессией этой. Я не могу поверить своим глазам и ушам: раз — и ты вдруг оказался… в Древнем Китае! И даже не понимаешь за счет чего — вроде люди настолько уже и циничные, и практичные, и все-все понимают. А тут раз-раз-раз, и все — горе-патриоты. И вперед на демонстрации 1 мая, искренне, со всей атрибутикой. Не знаю, к чему все это ведет. Может, это вообще последняя возможность крикнуть про тоталитарное начало в этой стране».

«Радио Таганка» в Театре на Таганке

11 и 12 июня

Документальная аудиоэкскурсия в 80-е. Зрителю на входе выдаются наушники с пультом и инструкция, которая, помимо маршрута, предлагает в определенный момент беззвучно крикнуть, засмеяться, заплакать или просто ничего не делать. В течение дня пришедшие в разное время зрители, следуя инструкции, блуждают по всему зданию театра и слушают аудиореконструкции событий, произошедших в Театре на Таганке незадолго до вынужденной эмиграции Юрия Любимова. Гул толпы в фойе при прощании с Высоцким; коллективное придумывание спектакля в его память в репзале; чтение письма о запрете этого спектакля — в буфете; унизительные звонки наверх, дебаты на закрытых показах, слова Ахмадулиной, Капицы, Смехова, Черненко — под сценой, на сцене, на галерке, в кабинете Любимова. Реконструкция истории уничтожения театра как финальный проект «Группы юбилейного года».

«Речь о событиях, которые происходили в этих пространствах. Буквально: в кабинетах, в репетиционных залах, в зрительном зале, в кулуарах. Я принципиально писал звук не в студии, а прямо в тех помещениях, в которых оказываются зрители. В кабинете Любимова, например, слышно, как за окном едут машины, и так далее. А что касается модели променад-театра, это не первый мой опыт. В 2011 году на фестивале «Территория» в Казани я работал с «Иллюзиями» Вырыпаева в Музее Горького. Это была бродилка, в которой зрители из зала в зал ходили за артистами, спускались в подвал, в запасники, в клуб «Бродячая собака». И интерьеры, ставшие декорациями, превратили спектакль, как выразился тогда Роман Должанский, в музей человеческой души».

«Шекспир. Лабиринт» в Театре наций

8, 9 и 10 октября

Путешествие по сочинениям Шекспира Театр наций устроил как разовую акцию аккурат в юбилей драматурга, но обещает повторить опыт осенью. Четырежды за вечер здание в Петровском переулке превращалось в один большой лабиринт с шекспировскими чудесами: в буфете, в коридорах, на сцене и гардеробе на пути перемещающихся зрителей возникали пластические вариации «Гамлета», кукольная страшилка «Тит Андроник», инфернальный монолог Медеи в исполнении Елены Морозовой, читающий «Бурю» голос Лии Ахеджаковой, оперное безумие Офелии в сопровождении фортепиано и прочие полижанровые фантазии на тему. Проект получился условным срезом новейших течений, собравшим под общим заголовком чуть ли не всех видных представителей российского актуального театра — от Dialogue Dance и Liquid Theatre до Дмитрия Волкострелова и Юрия Квятковского.

«Вначале был амфитеатр, потом круглый шекспировский «Глобус», потом итальянская сцена-коробка — форма театра периодически меняется. И вот сейчас мы имеем дело с новым типом театральной архитектуры. Это другая философия театра. Одно дело — я сижу на месте; другое дело — я двигаюсь. Есть два типа организации такой формы театра. Первый — как у Punchdrunk, когда зритель предоставлен самому себе. Второй — как у Rimini Protokoll, когда зритель замкнут в некий повествовательный контур. В первом случае, как в «Sleep No More», нелинейное повествование сносит башню американцам, они носятся от сцены к сцене, роются в ящиках и так далее — это создание некоего мира, как в компьютерной игре, вроде Oblivion или Fallout, и плюс эффект аттракциона, комнаты страха. Другое дело, что при строго заданном маршруте, как в «Шекспир. Лабиринт», зрительское внимание намного проще контролировать и избежать, таким образом, всеобщей растерянности; а это уже больше похоже на кино, на условный Call of Duty. Если театр с залом является потомком храма, то променад — потомок комнаты страха. Уверен, сейчас появится большое количество людей, которые будут экспертами по этой теме. Различия станут очевидны, сформируются поджанры. Было бы интересно, если бы променад-театр действительно вырос в большой стиль, в новую эпоху. Но вряд ли, конечно, это произойдет».

«Призраки театра» в Александринском театре

осень

Авторство самого радикального променада принадлежит команде питерских маргиналов из театра «Тру». Это часовая детская бродилка по темным ярусам Александринки, где юной публике рассказывается инфернальная история многовековой войны Плохого Зрителя с подлинным искусством. Впрочем, не столько рассказывается, сколько в исступлении пропевается дурным голосом — ведь призрак Плохого Зрителя, поселившийся в театре, заставляет артистов всячески кривляться. Темные ярусы бывшего императорского театра превращаются в спираль этой войны пошлости с красотой, а финал — уже без смокингов, грима и сводящей с ума музыки, — происходит на сцене, откуда детям сообщается главное: постоянное саморазвитие есть главное оружие воина, вставшего на светлую сторону силы.

«Я, как молодой папа, хожу по всяким детским заведениям и вижу, как ребенка дурят постоянно. Прыгают, пляшут, навязывают какую-то хрень. И вижу, как родителям, у которых нет времени на детей, проще заткнуть ребенка каким-нибудь пони, какими-нибудь сладостями и веселушками. Все детские праздники, на которых я бывал, попахивают кошмаром, ну просто максимальной тупостью. Которая, конечно, ребенка заражает. Мы боремся-то как раз не за то, чтоб дети перестали радоваться, а за то, чтобы у них была сила к познанию, интерес к развитию. А любое развитие требует усилий. Мы пытаемся показать красоту этого состояния, когда человек внутренне обогащается, развивается, самообразовывается — что это как раз красиво, гордо, достойно. И что это в твоей воли, это круто, ты как воин — чем ты умнее, тем сильнее».

«День Леопольда Блума» в «Школе драматического искусства»

с 16 по 17 июня

Впервые и единственный раз этот 24-часовой хеппенинг по «Улиссу» сыграли ровно 10 лет назад, на столетие легендарного Дня Блума. Все пространства ШДИ, включая буфет и кассовый зал, на сутки заполняются актерами, вокалистами и танцовщиками, оживляющими все без исключения страницы эпопеи Джойса. Спектакль вошел в Книгу рекордов России как самый продолжительный, вместе с тем став едва ли не первым отечественным образцом театра-променада.

«Я впервые познакомился с романом где-то в 1998 году. Увидел деление глав по времени, увидел дату 16 июня 1904 года и тогда же задумал осуществить читку к столетию этого дня. Я еще тогда не знал, что во всем мире празднуют Bloomsday. Потом, исследуя роман и время, я понял, что одному человеку это сделать невозможно: роман пришлось бы читать около 92 часов. Тогда я стал думать о системе чтецов, а к этому времени как раз построили здание «Школы драматического искусства». Театр Васильева и Попова и был построен как своего рода театральный город. Тогда я и предложил устроить эту акцию, которая превратила бы пространства театра в Дублин, что мы и сделали 16 июня 2004 года. И вот прошло 10 лет, состав театра обновился, время изменилось. И сейчас этот хеппенинг дополнится идеей возвращения, отсюда его второе название — «Извлечение корня времени-2», корень из двух. И это, конечно, очень интересно — возможность почувствовать, как меняется время: как что-то остается неизменным, а что-то совершает невыправимые изгибы.

А что касается нынешней популярности жанра променад-театра, это одно из доказательств того, что «Школа драматического искусства» опережает время. Многие открытые тем же Васильевым игровые структуры сейчас шагают по стране. «Школа драматического искусства» всегда в этом смысле задавала перспективу — это как Сталкер у Тарковского, который бросает гайку вперед. Другое дело, что сейчас предсказать, что будет через десять лет, стало намного труднее. Настало время войны, а в такое время очень трудно пророчествовать».

«Сталкер» в «Гоголь-центре»

осень

К началу нового сезона «Гоголь-центр» готовит интерактивный квест по первой версии сценария Стругацких к «Сталкеру» Тарковского. Зрителям здесь предстоит облачиться в химзащиту, чтобы вместе с главным героем-геймером преодолеть ряд таинственных перипетий на пути к исполняющему желания Золотому кругу. В качестве Зоны послужат служебные помещения театра, где на время действия выключится свет и поселятся всевозможные зомби и мутанты. Проект вырос из лабораторной работы стажерской группы при «Гоголь-центре», исследующей театральный потенциал великих киносценариев прошлого.

«Когда мы предложили этот сценарий, худрук одобрил с одним условием: «Начинаете здесь, заканчиваете вон там, а дальше делайте что хотите». То есть формат бродилки — это данность, из которой мы исходили. Потом возникла эстетика компьютерной игры от первого лица. Если ты сейчас выйдешь на улицу и начнешь спрашивать первых встречных людей: «Что такое «Сталкер»?» — девять из десяти тебе ответят, что это компьютерная игра, а не фильм Тарковского. И у нас сочетается, таким образом, два мира — игровой и реальный: есть шутер, где главный герой мародерствует-убивает, и есть охранник Костя, который в эту игру играет. В таком формате работать на самом деле довольно трудно. Это ведь совершенно другие условия восприятия. Режиссура — это управление вниманием. А в бродилке со вниманием случается сложная штука — оно рассеивается, и его нужно собирать. И это главная задача сейчас — научиться управлять в этой ситуации вниманием людей, готовых потратить час двадцать на то, чтобы что-то пережить».

«Shoot/Get Treasure/Repeat» театра Post

осень

Цикл из 16 коротких политических пьес Марка Равенхилла об оборотной стороне демократии питерские пионеры постдраматического театра поместили в пространство галереи. Дмитрий Волкострелов и Семен Александровский придумали к каждому из жутких эпизодов минималистичную безэмоциональную форму, а Александр Вартанов сочинил несколько видеозарисовок. На входе зритель получает карту с расписанием шестичасового спектакля-выставки и сам выбирает, куда и когда идти. В одном зале актер отрешенно переключает каналы телевизора, где сцены кровавого репортажа сменяются рекламой и голосом Дмитрия Киселева; в другом — двое молча и чинно ужинают за сервированным столом на фоне титров их параноидального диалога; в третьем — всем раздают наушники, из которых раздается панический монолог женщины, потерявшей на войне сына. Финал собравшиеся в одной комнате артисты разыгрывают в комментариях в фейсбуке.

«Форму продиктовал текст. Мы просто поняли в какой-то момент, что с этим текстом невозможно работать в привычном драматическом ключе. Ну то есть мы честно пытались его играть, просто ни одна из этих пьес не прошла проверку. Ну и плюс еще сложность в том, что это переводной текст, апеллирующий во многом к английской театральной традиции. И слишком много оказывается допущений при попытке сыграть это по-русски — странно же называть друг друга иностранными именами. Ну и так далее. Но дело даже не в этом. Там есть такие пьесы, в которых люди за 10–15 минут излагают всю свою жизненную концепцию, это очень спрессованная драматическая конструкция. Ко всему прочему, это текст, фиксирующий становление нового медийного сознания, другого сознания, человек в этом тексте находится в точке рождения чего-то нового. Мы в прямом эфире смотрели, как рушатся башни-близнецы. Это сильно изменило человечество. И если ХХ век начался со Второй мировой, то XXI век начался 11 сентября 2001 года. И текст фиксирует этот перелом сознания. Этот перелом нами уже пережит, мы живем в новой реальности. В том числе поэтому невозможно с этими текстами Равенхилла работать в эстетике драматического театра XX века. Для возникновения рефлексии нужна ситуация серьезного отстранения. И возникла мысль, что то, к чему мы стремимся, — это музей текста, музей шестнадцати пьес. Ну а в музее зрителю все-таки предоставляется свобода выбора. И мы попытались эту свободу максимально предоставить».

«Опыты» в Troyka Multispace

В галерее Troyka Multispace в конце мая показали семичастную интерактивную мультимедиаинсталляцию Олега Глушкова, известного вообще-то главным образом в качестве хореографа, и медиакудесников из Troyka Multiart. Помимо общедоступной видеоиллюстрации эффекта Кулешова, музыкальной лестницы и круглого стола с мониторами вместо людей, каждому зрителю был уготован индивидуальный опыт, за которым нужно было отстоять очередь в три таинственные комнаты. В одной из них он мог закружиться в гипнотизирующем танце, в другой — надеть шлем Oculus Rift и увидеть, как под ногами проваливается пол, в третьей — оказаться в уютной квартирке перед телевизором, выслушать исповедь влюбленной школьницы и выпить чаю с ее мамой, попутно рассказав зачем-то о себе все. Организаторы надеются повторить «Опыты» осенью, ничего, впрочем, не обещая.

«Я категорически против того, чтобы называть «Опыты» променад-театром, сравнивать его с Punchdrunk и тому подобными вещами. Вдруг явился какой-то расползшийся, разжиревший тренд. Можно подумать, раньше не было спектаклей, которые игрались по углам и зрителей туда-сюда водили. Были, конечно. Еще у нас в ГИТИСе студенты экзамены устраивали вокруг института, играя отрывки то за гаражом, то в балетном зале, то на лестнице. И случай с «Опытами» — это не история, как я захотел «привнести в театр что-то новое». Мне хотелось сделать более галерейный, музейный проект, наполнить зал категориями, которыми я мыслю.

Или которыми мне хотелось бы мыслить. Потому что на сцене все равно невозможно сделать так, чтобы зритель почувствовал весь танец. На сцене в лучшем случае, если это хороший театр, тебя втягивает в действие, а здесь ты окружен и у тебя нет шансов не втянуться. Вот в этой квартире, в опыте «Дом», — ты внутри, и ни я, никто не знает, что здесь происходило. Потом я разговаривал с артистами и узнавал что-то. Некоторые, заливаясь слезами, рассказывали какие-то свои личные истории, и актриса, которая играла маму, Наталья Заякина, выгоняла детей на кухню, сидела с этим человеком, разговаривала с ним. Или когда ты надеваешь Oculus и вокруг тебя начинает рушиться комната — ты можешь в это не верить, но ты это видишь. Вообще, модель того, что мы показали, может меняться и дополняться. И если продолжать этот проект, то это будет либо полностью новый сет с новыми опытами, либо версия того же самого 2.0, где бы мы довели до конца то, что в этот раз в чем-то доведено не было. Были опыты, которые мы сократили, и были такие, которые мы просто побоялись делать».

«Второе видение» в «Боярских палатах»

осень

Спектакль-экскурсия по ожившим картинам Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова — учебная работа студентов мастерской Дмитрия Брусникина. Проводник в причудливый мир ползающих и танцующих, вопящих и спотыкающихся персонажей авангардной живописи — лукавый ботаник, достоверно копирующий Курехина, — водит группу зрителей по сводчатым переходам «Боярских палат» из зала в зал, размышляя в сложных категориях о философии нового мира. Поклон истории русского авангарда от лучизма и кубизма до «Поп-механики» сочинили с брусникинцами предводитель Le Cirque de Charles La Tannes Юрий Квятковский, хореграф Максим Диденко и художник Галя Солодовникова.

«Когда мы начинали работать над этим проектом, еще не было, конечно, такого повального увлечения променад-театром. Просто в работе с картинами художников-авангардистов мы пришли к форме выставки, и здесь этот жанр напрашивался. Ну и само пространство «Боярских палат» скорее галерейное, чем театральное. А нынешняя популярность променад-театра, мне кажется, вполне закономерна: это как если бы человек долго сидел на одном месте, а потом встал, начал приседать, потом пошел, побежал куда-то. Причем это такое обоюдное стремление к движению — как у зрителя, так и у самого театра. Когда я работал в театре Derevo в середине 2000-х, мы делали похожие перформансы в Глазго, Дрездене, Мангейме. И еще у меня была идея большого проекта в Питере, в сквоте «Место» в бывшем оружейном заводе — это такое двенадцатиэтажное здание на Васильевском острове, где сквот занимал девять этажей, — хотелось разыграть там «Божественную комедию» Данте, с адом и раем. Но чтобы это воплотить, просто не хватило ресурсов. Но на самом деле это ведь не такая уж и редкая форма театра, она довольно распространена в Европе, просто сейчас эта волна настигла Москву. Мне кажется, это круто».

«Клаустрофобия»

ежедневно по записи

Квест-головоломка — запертая в помещении группа людей час ищет подсказки и решает ребусы, чтобы выбраться наружу. Создатели настольных игр Stupid Casual во главе с Богданом Кравцовым, работающим одновременно в «Яндексе», «Студии Артемия Лебедева» и Фонде борьбы с коррупцией, стали первопроходцами жанра реалити-квеста в России, при этом качественно опередив европейских коллег. За полгода существования проект превратился в сеть ежедневных экспериментов над поведением человека в замкнутом пространстве. На данный момент в городе функционирует около 30 квестов «Клаустрофобии», названных, как правило, по месту действия: «Больница», «Подводная лодка», «Средневековый замок», «Инопланетная база» etc. В каждую можно записаться с группой друзей в удобное время на сайте (phobia.ru). При отсутствии актеров и всякого зрелищного плана такая форма проведения досуга ближе к театру, чем кажется.

«Даже разумные люди, когда оказываются внутри квеста, несколько теряют связь с реальностью. Они слишком серьезно воспринимают задачу, которая перед ними стоит. Игроки будто забывают о том, что их в любом случае через час выпустят. Они внушают себе, что нужно выбраться любой ценой, и когда никакое простое и разумное действие не помогает, могут выбить дверь или разбить окно. То есть происходит чуть более полное погружение в игру, чем мы изначально ожидали. Люди ощущают себя скорее внутри сюжета, чем снаружи, несмотря на всю условность происходящего.

Мы постоянно сравниваем «Клаустрофобию» с кинотеатром, в котором героями становятся сами игроки. Каждый квест — это отдельный фильм: закрывается дверь, игроки погружаются в пространство, осматриваются и начинают действовать. И это сиюминутное действие, здесь невозможны ни второй дубль, ни монтаж. В этом смысле, конечно, квесты больше похожи на театр, хотя мы, когда все это придумывали, такой аналогией не пользовались. Я несколько лет играл в любительском театре, но внутренне чаще сопоставлял «Клаустрофобию» с концептуальными перформансами, акциями, невозможными без зрителей. Мы хотели создать что-то, доступное каждому, когда задача не навязывается игроку, а он просто вовлекается в сюжет, двигает его вперед и наблюдает за ним одновременно. Сценарий в этом случае должен быть как в ролевой игре. И мы начали с такого формата квестов, в котором без участия игрока ничего не происходит, где каждое событие вызвано твоим собственным действием, но теперь почувствовали себя увереннее и вернулись и к игровой модели. Сейчас мы разрабатываем проект с актерами и более глубоким погружением в сюжет. И делаем его уже с осознанием готовности игроков к такому глубокому погружению».