Ответы. Олег Дорман, режиссер

— Почему фильм так долго пролежал на полке?

— Я в течение одиннадцати лет ходил по каналам, показывал материал, писал письма, но все говорили, что зрителю такие фильмы не нужны. «Смотрели дома, все в восторге, но показать не можем». А для того чтобы закончить работу, нужно было провести съемки в городах, о которых идет речь в фильме. На это требовались деньги. Смешные для игрового кино, но для проекта, за который никто денег не получал, большие. За это время техника ушла вперед, и камера, которая стоила сорок тысяч долларов, стала стоить четыре тысячи — так что появилась возможность сделать все на свои и собранные друзьями деньги. Ну а потом мы показали фильм узкому кругу людей в ЦДЛ, по цепочке он попал к Борису Акунину, а от него — Леониду Парфенову. Благодаря всем этим людям, а также руководителям РТР фильм все-таки показали. Я им за это очень благодарен.

— А Павел Семенович (Лунгин, сын Лилианны Лунги­ной. — Прим. ред.) как-то участвовал в судьбе фильма? Он же у нас теперь почти как Никита Сергеевич.

— Ему фильм понравился — но как он мог повлиять? Он же просто режиссер. Как и я. Хотя он хотел участвовать. После того как мы закончили фильм, он передал его на канал «Культура», но там и ему отказали.

— Фильм очень сухо снят. Одна-две камеры, статичные планы. Это тоже из-за отсутствия денег?

— Нет. Материал диктует форму. После разговора с Лилей я понял, что снимать такую историю надо именно так. Другое дело, что после нескольких дней съемки нам пришлось отдать вторую камеру, и при монтаже были большие проблемы. Но, как часто бывает, все к лучшему; работать даже стало интереснее, пришлось искать какие-то новые решения.

— В «Подстрочнике» есть ощущение непрерывности разговора. Во всех четырех частях Лилианна в одной и той же одежде и в той же комнате очень стройно рассказывает свою историю, ни разу не сбиваясь. Существовал какой-то сценарий?

— Нет, никакого сценария, подстрочника, не было. Это был просто разговор — но каждый раз, когда мы уходили, Лиля полночи проводила в раздумьях о том, правильно ли она все рассказала, все ли вспомнила, а вторую половину ночи думала о том, что будет рассказывать завтра. И я тоже думал, и когда мне не хватало запахов, красок, картинок, просил ее рассказать что-то заново, и она с удовольствием это делала.

— Я так понимаю, скоро еще и книга «Подстрочник» выйдет. Там будет то же самое, что в фильме?

— Будет очень много того, что не вошло в фильм. Намного больше периодов, персонажей, историй. И книга будет намного жестче — там будут материалы о семидесятых, восьмидесятых, о том, чего почти совсем не было в этом фильме. И еще ее оценки того, что происходит сегодня.

— Насколько взгляд Лунгиной сформирован ее заграничным детством, иным, чем здесь, воспитанием?

— Я думаю, что это не имело никакого значения. Она говорила об этом, как будто извиняясь. Лиля, как любой интеллигентный человек, стремилась к тому, чтобы занимать меньше места. Мне кажется, она просто была такой свободной, независимой, и неважно, где она росла. Она никогда не была иностранкой, приезжей, высокомерной. Она слишком часто чувствовала себя чужой. Можно перечитать «Приглашение на казнь», чтобы ­понять, что это свойство натуры.

— А вас не смутили заставки к фильму? Они же были в той же пафосно-патриотической стилистике, что обычно на РТР.

— Меня очень тронуло, что перед показом люди, которые этим занимались, предупредили меня, что заставки мне вряд ли понравятся. Они сказали, что их задача — привести на канал зрителя и они будут делать это так, как умеют.

— У них, похоже, получилось — теперь фильм все обсуждают, пишут о нем в блогах, начальство РТР говорит, какое это важное кино. Вы довольны реакцией?

— А вы как думаете?