Ответы. Виталий Манский, режиссер

Виталий Манский – один из сильнейших документалистов страны. Он делал фильмы о мумии Ленина, войне в Чечне, частной жизни Путина и Горбачева, продвигал документальное кино на ОРТ и РТР. Его сайт www.vertov.ru – главный в российской сети ресурс о неигровом кино. В начале 2004 года он стал режиссером реалити-шоу «Тату» в поднебесной»: на 13-м этаже гостиницы «Пекин» Манский фиксирует процесс записи нового альбома «Тату».

– Вы делали серьезные фильмы – Чечня, Горбачев, Путин. И вдруг «Тату».

– У меня есть фильм и о палаточном городке на берегу Черного моря. Потом, мне действительно стало любопытно. Я ездил по миру, а изо всех щелей неслось «Тату». Я знаю, какие большие деньги вкладывались в попытки прорваться на западный рынок: Пугачева, Киркоров, Алсу. А тут сам никто, звать никак – и вот такое. Вообще, документальное кино – это когда ты снимаешь событие, потом его анализируешь, монтируешь, а потом предъявляешь зрителю некую концепцию. Я же решил сделать фильм, в котором события бы развивались сами по себе.

– Так это не реалити-шоу?

– Все ожидали от «Тату» куда более упрощенную историю – из белого, черного и, скажем, розового цвета. Но мы иногда показываем Шаповалова или девочек, которые просто молчат. Мы показываем весь сор, все нюансы. И этот фильм надо смотреть от начала до конца, чтобы в шестой серии, когда Ваня спускается на третий этаж, становится на колени перед Юлей и пытается ее поцеловать, – спина похолодела. Для этого жанра пока не придумали названия. Я неплохо знаю ситуацию в мировом телевидении – ничего подобного не существует.

– Что еще нового в документальном кино?

– Как жанр оно окончательно уходит на телевидение, которое без документальных фильмов уже не может обойтись, – я сам спродюсировал не меньше двухсот фильмов для телевидения.

– Сюжеты Парфенова – тоже новое документальное кино?

– Да, и очень достойное. Недавно документалисты дали ему свою премию. Мы привыкли, что телевидение превращается в камин с полыхающим огнем, в некий фон. Но эта премия и то количество людей, что смотрят наш фильм, говорят об обратном: зрители способны с помощью телевидения воспринимать реальность. Зарождающееся реальное кино скоро заявит о себе. Происходящее на 13-м этаже в «Пекине» – утрированная форма. Но выйдите на улицу – там все увешано камерами: мир переходит под тотальное наблюдение.

– От этой мысли становится неуютно.

– Напрасно. Не буду вас напрягать, но, в принципе, нас сейчас тоже снимают. А через какое-то время чипы с камерами будут просто вживляться в глазной кристаллик. С автора сняли технологические кандалы, и он теперь может вторгаться в реальность. А реальность всегда богаче сценария. Когда-нибудь каждый сможет монтировать свой фильм из глобальной сети имиджей – как каждый может из снега слепить снежную бабу. Наша жизнь превратится в снег, что лежит на улице.

– Вы смотрите художественные фильмы?

– Мне иногда даже неловко смотреть, как люди играют. Я смотрю, только если мне там что-то нужно. Вот сейчас Сергей Ливнев сказал мне, что в последнем фильме Тарантино – не знаю, как он там называется, – есть мультяшный эпизод, это мне интересно. А так я даже «Догвиль» не смотрел.

– Еще один образец современной документалистики – книга Трегубовой. У вас с ней, кстати, разные Путины?

– Она эту книгу могла опубликовать, только продолжая работать в президентском пуле – и уже потом за это быть уволенной. Это я о нравственности говорю. А о моем фильме… Сегодня такой не может появиться, подобные фильмы снимаются только в демократические времена, а сейчас уже все так облизано. Хотя я вот недавно посмотрел американский фильм о Буше – мама родная, у нас о Сталине такого не снимали.

– В 90-х вы работали со старой семейной кинохроникой. Этот жанр имеет какое-то отношение к новому кино, о котором вы говорили?

– У человека в Советском Союзе была кинокамера, он вставлял пленочку, которая длилась 8 минут, а эти 8 минут стоили, если не ошибаюсь, 2 рубля 10 копеек – столько же стоили килограмм колбасы, которой не было, бутылка водки, которой не было. Серьезная штука. И он в эти минуты что-то вкладывал, была энергия. Я видел любительские съемки 70-х, скажем, с интимным наполнением; в этом был какой-то флер. А сейчас – грубая порнография, ну муж с женой. Видеопленка стоит копейки – нет больше той энергетики… Мне кажется, сейчас интереснее другое. Мы вот выбрали 26 женщин, которые готовились стать мамами, и сняли фильм. Потом каждая родила ребенка. Теперь будем снимать с какими-то интервалами жизнь детей, которые стали нашими героями, не родившись. Будем снимать этот фильм, пока не умрем.