Бог с вами

Иван Вырыпаев и новая постановка «Кислорода»

– Хочу написать пьесу, чтоб Галин ее здесь поставил…

– А я не знаю, хочу ли здесь ставить. Сегодня меня милиционер в метро останавливает и говорит…

Милиционер затормозил режиссера Галина Стоева, когда тот шел на встречу со мной и Иваном Вырыпаевым. Вообще-то ему к Москве не привыкать: покуда его отец учился здесь на криминалиста, он ходил в московский детский сад. Теперь спектакль Стоева по «Кислороду» Вырыпаева, поставленный в Бельгии на французском языке, везут на фестиваль NET. Но в конце сентября, когда мы встречались в Камергерском, Стоев был в Москве по другому поводу – работал членом жюри на фестивале «Новая драма». Мы встретились наутро, после того как жюри присудило первую премию все тому же Вырыпаеву – на этот раз за «Бытие №2».

– Я в совершенном шоке от Москвы – от метро, от милиционера этого, – жалуется Стоев, – но с другой стороны, здесь такая энергия, что чувствуешь себя как у костра, около которого можно согреться, но можно и обжечься. Этот город сильней меня.

– Ты еще в Омске не был, – бурчит Вырыпаев. – И никому не пожелаю побывать в Ростове в День пограничника.

Сам Вырыпаев 31 год назад родился в Иркутске, а 4 года назад с актерами своего театра-студии перебрался в Москву. С тех пор только и разговоров, что Вырыпаев был там-то, Вырыпаев сделал так-то, Вырыпаев сказал то-то. Последний пример: из слуха, что Вырыпаев снимает на Дону фильм о том, как муж убил жену, вылилась новость, которая передается разве что не информагентствами, – Вырыпаев экранизирует «Тихий Дон».

Вот правда из первых рук: «Я написал сценарий под названием «Эйфория» и отнес его в четыре студии. Везде его приняли, тогда я сказал: «Раз так, я сам снимать буду». Мне сказали: «Ты что-нибудь снимал в жизни?» Я говорю: «Ну два дня рождения снял». Мне сказали: «Ладно, снимай». Я и снял. Сейчас монтирую».

Но вообще, с него станется разобраться и с «Тихим Доном», даром, что ли, его «Валентинов день» – продолжает рощинскую пьесу «Валентин и Валентина». Да что там: он разобрался с самим Господом Богом.

Но сначала были «Сны», и «Сны» были в той самой иркутской студии Вырыпаева, которую он перевез в Москву. Потом «Сны» – как бы стенограмму наркотического бреда – поставили Стоев в Германии и Деклан Доннеллан в лондонском Royal Court. Но первый спектакль, с которым Вырыпаев по-настоящему прогремел, был «Кислород» – первая премьера только что открывшегося тогда «Театр.doc»: Вырыпаев своими руками сколачивал там дощатый пол, а в «Кислороде» вышел на сцену, чтобы изложить десять заповедей, как он их понимал. Десять – за вычетом двух: «не прелюбодействуй», которая не в счет, потому что главный герой, Санек из подмосковного города, полюбил рыжую московскую барышню, в которой был кислород в отличие от его жены, в которой кислорода не было. Так что он убил эту жену лопатой, потому что, когда говорили «не убий», у него в ушах был плеер.

Богоборческим «Кислород» казался только на первый взгляд. «Я приверженец идей Рудольфа Штайнера, – говорит Вырыпаев, – для меня цель театра – это поиск духа, как бы громко это ни звучало. Каждый текст придумывается не текста ради, а как материал для актерского тренинга. И в каждом тексте я занимаюсь процессом, не особо рассчитывая на результат».

«Он пользуется словами как нотами, – вторит Галин Стоев, – он строит музыку, к которой с логическими мерками не подойдешь. Он и со смыслом не работает, скорее с отсутствием смысла. Он так пишет фразы, что легче поймать их энергию, чем смысл, и это высшее качество коммуникации, в современном театре очень мало людей этим занимается. Один из них живет в России». Вырыпаев рассказывает, что текст «Бытия №2» ему прислала некто Великанова, душевнобольная. И Вырыпаев, мол, только отредактировал ее текст – диалог между психиатром и пациентом, они же Бог и жена Лота. Бог доказывает, что его нет, а жена Лота настаивает на обратном. Он утверждает, что человек – квинтэссенция праха, она – что надо же во что-то верить. Жену Лота играет Светлана Иванова, психиатра – Александр Бергман. Между эпизодами сам Вырыпаев в образе пророка Иоанна поет срамные частушки, где Бога называет по имени – Пал Иваныч, что «вставит всем по самые помидоры». И если на поверхности переливается чешуей блестящее богоборчество с богохульством, то в глубине бьет хвостом отчаянное богоискательство, ищущее опору в самом себе. Бог есть, если ты так решишь, – вот на чем сошлись Антонина Великанова со своим доктором, отправляясь в сияющем латунном тазе в неведомые дали.

Вырыпаева сравнивали с Гришковцом, Мамоновым, Высоцким и даже с Филом Донахью, который вел телемосты между СССР и Америкой, за невероятную отзывчивость к тому, что висит в воздухе, и еще за прогулки по той грани – тоньше бумажного листа, за которой начинается графомания и пафос. Причина, по которой на этой грани удается балансировать Вырыпаеву, – его громокипучий талант; хотя называть такую причину – значит оказываться все на той же грани.

Весной Вырыпаев разобрался с Богом на высшем уровне. Тогда ведомство Михаила Швыдкого собрало главных действующих лиц российской культуры, чтобы спросить, чем им может помочь власть. Лауреат молодежного «Триумфа», «Новой драмы» и проч. и проч., Вырыпаев вышел на сцену просить, чтобы власть ему не мешала. «Ваня, побойся Бога!» – вразумлял его ведущий собрания Федор Павлов-Андреевич. «Бога нет!» – заявил Вырыпаев. Ну что тут скажешь: в отличие от вырыпаевского таланта эта новость слегка устарела.