Здравствуй, груз!
С 22 июня по 17 июля в ЦДХ пройдет выставка скульптора Тони Крэгга
Промышленных масштабов химические перегонные установки, великие китайские стены из стеклотары, непонятные бронзовые загогулины размером с кашалота и вполне скромные пластиковые конструкции – все это будет на открывающейся в ЦДХ выставке «Тяжесть и нежность» англо-германского скульптора Тони Крэгга. Человек, привезший работы Крэгга в Москву, – искусствовед Екатерина Деготь, куратор этой выставки. Специально для «Афиши» она вспоминает о своем визите в мастерскую Крэгга в Вуппертале и о том, чего ей стоило довезти до Крымской набережной восемнадцать тонн современного монументального искусства.
«Мы сделаем прекрасную выставку, – сказал мне Тони Крэгг. – Вот это будет план. – Он оторвал кусок от какого-то, вероятно, нужного, листа бумаги и по памяти нарисовал план третьего этажа Центрального дома художника, причем очень точно. – Тут мы поставим три деревянные витые колонны – бум, бум, бум! Они тяжелые, но ничего, будем надеяться, ваши перекрытия выдержат. А если не выдержат, поговори с вашими инженерами, они что-нибудь придумают. Тут – бум! – огромную фиговину из игральных костей. Бум, бум, бум! – здесь будет целая группа, ну ты знаешь, эта, из керамики, на металлических ногах. Все маленькие дырявенькие будут здесь – пим, пом, пом! А вот здесь, на просвет, мы поставим все стекло, ну это, из миллиона бутылок, – ай, ай! Разобьют одну – неважно, мы починим. Мы зрителя не отпустим! Мы ему расслабиться не дадим!»
Я уверена, что так оно и будет, потому что испытала это на себе. Когда я начинала делать выставку скульптора Тони Крэгга в Москве, я еще не знала, на что иду. Я не знала, что за (довольно короткое) время подготовки нашей выставки он еще откроет выставки в Париже, Турине, Сиене, Израиле, Новой Зеландии и, кажется, на Луне (судя по качеству мобильной связи там, откуда он однажды звонил), повсюду отправив новые работы общим весом в десятки тонн. Еще он выиграет конкурс на постановку монумента в Шанхае, заодно выплавит в Китае несколько работ и, поскольку ему там понравится, будет летать в Китай каждую неделю из своего Вупперталя – маленького городка под Дюссельдорфом, который он, британец по рождению, почти тридцать лет назад выбрал для своего относительного уединения (в минуты между поездками в Китай, конечно).
Я не знала, что найти его и поговорить с ним будет так трудно. Я не знала, что транспортировка работ в Москву приобретет характер приключения и что состав нашей выставки будет меняться с каждой секундой. «Тони, что-то мне кажется, тут уже какие-то другие работы в списке?» – осторожно спрашиваю я. «Но я же сделал новые, – обижается он. – Вот увидишь, они такие красивые!»
Тут он прав. Они очень красивые. Еще и потому, что красота совершенно не является их главной стратегической целью и они ею не хвастаются. Она приходит как побочный продукт, как подарок, и потому тем более ценна. Главная тема тут – не красота, а жизнь, в ее самом базовом, биологическом измерении. Тема у скульптуры как вида деятельности всегда одна – человеческое тело, и Тони Крэгг не исключение, только у него это метафора тела – перед нами странные сосуды, мембраны, щели, члены и плоды, для которых трудно подобрать термин, но всегда легко подобрать телесное ощущение.
Название выставки пришло мне в голову сразу, как только я увидела работы Крэгга в реальности: «Тяжесть и нежность» – цитата из стихотворения Мандельштама. Олицетворением тяжести и нежности выступает у Мандельштама роза – одновременно клонящийся к земле полновесный бутон и нежная слоистая череда лепестков, материнская грудь, которую сосут медуницы и осы. Скульптуры Тони Крэгга действительно тяжелы, порой очень и очень, но и нежны на ощупь: гладкое, слоистое африканское дерево керто, шершавое матовое стекло, шлифованный фарфор, идеально отполированная сталь, пуленепробиваемый кевлар. Правда, он не любит, когда его скульптуры щупают. И не из жадности, а потому что считает – щупать нужно глазами, это дает совсем не меньше, чем получает рука.
Одно произведение, кажется, не влезает в дверь Центрального дома художника. Вообще-то сначала мы думали поднимать работы краном через окно третьего этажа, но грузовые компании трезво оценили свои силы и отказались. Тогда команда Центрального дома художника героически постановила отломать часть деталей грузового лифта, чтобы туда вошли все ящики. Но вот с этим голубчиком все равно есть проблемы. «Ну ничего, я его как-нибудь вкручу, – говорит Крэгг. – Ты же не знаешь, он такой витой, его легко вкрутить в любую дверь! И потом он не очень тяжелый».
Не очень тяжелый – это сто килограмм, для Тони Крэгга действительно это просто ничто. У нас есть работы по полторы тонны, а всего груз весит восемнадцать.
Этот, что не влезает, называется «Я живой». Он похож на огромный хвост динозавра, сложенный зигзагом, в напряженную минуту прямо перед тем, как динозавр начнет эти хвостом бить – будем надеяться, от радости. Он не просто живой – он еще и мощными волнами распространяет жизнь вокруг себя. Но в конце концов он не помещается ни в один из четырех двенадцатиметровых грузовиков и, увы, остается в Вуппертале.
Мастерская Тони Крэгга в Вуппертале находится на холме, где после последней войны располагалась британская военная база, и занимает зверских размеров здание бывшего танкового гаража. Здесь на Тони Крэгга работает команда из десяти человек в белых комбинезонах, как будто взятых напрокат со съемок фантастического фильма. Среди них есть девушки и молодые люди, ирландцы, поляки и китайцы, но, по крайней мере в пределах мастерской, все они как две капли воды похожи на этого типичного суховатого британского джентльмена небольших габаритов. Одна из девушек полирует скульптуру, представляющую собой человеческий профиль в динамике вращения, такой, что черты еще угадываются, но лицо уже слегка распластано в витой спирали и превращается в колонну. «Это я? – рассеянно спрашивает Крэгг у ассистентки. «Ах нет, это Джон». Джон – ассистент, который очень гордится тем, что все его принимают за сына Крэгга.
Мы приехали в Вупперталь с московским коллекционером Владимиром Добровольским. Он втрескался в творчество Тони Крэгга еще даже до того, как идея нашей выставки вообще возникла, увидев его скульптуру где-то в Европе и «ощупав» ее глазами именно так, как того хочет Крэгг. Более того, побывав в мастерской, он обнаружил, что многие из этих скульптур он уже где-то видел и для себя отметил, хотя и не знал, кто их сделал. А если в стране есть заинтересованный коллекционер – и заинтересованная художественная институция – значит, все сошлось и там нужно делать выставку. Крэгг не из тех, кто долго раздумывает.
Они оба радуются как дети. Кажется, они нашли друг друга. Добровольский любит искусство с такой страстью, с какой его может любить только профессиональный технарь, который поражает меня тем, что понимает, как действуют все электрические и электронные приборы вокруг нас. У Тони Крэгга, родившегося в семье инженера, на столе тоже лежат книги по истории науки, а вовсе не журналы по искусству (он их ненавидит). Но и с наукой у него проблемы: когда он ребенком попросил отца купить ему на день рождения маленький транзистор, чтобы слушать самую веселую радиостанцию 50-х – «Радио Люксембург», тот собственноручно соорудил для него огромный ламповый приемник, который нужную волну, увы, как раз не принимал. С тех пор Тони разочаровался в современной технике.
Нам показали, как отливают его бронзовые скульптуры, – в помещении, которое мне хотелось бы назвать архаическими словами типа «кузня» или «плавильня», и очень может быть, что так оно и называется. Процесс бронзового литья, мало изменившийся со времен Средневековья, недоступен моему пониманию, так как для него модель ручной работы Крэгга нужно какими-то хитрыми способами превратить в негативную форму, причем даже две, так, чтобы между ними оставался зазор в 6 мм (куда и будет залита бронза). Как ни странно, на компьютере сделать это все еще невозможно, и нужно делать форму из кварцевого песка, потом покрывать ее грунтовкой, потом пластиком или, может быть, резиной, потом еще грунтовкой… Я отключаюсь.
Бронзу для Крэгга льет среди прочих Роман из города Днепропетровска, исключительно довольный своей жизнью. Столь крупного и столь измазанного мужчины я не видела давно, разве что на картине Веласкеса «Кузница Вулкана». Другой видный парень неопределенной национальности брошен на участок полировки огромной стальной скульптуры. Сделать ее гладкой, как змея, займет у него несколько недель, если не месяцев, тщательного ручного утюжения.
Во всем этом есть что-то нереально ремесленное. Просто трудно поверить, что нечто такое существует в наш век индустриального, штампованного производства. Произведения Крэгга – это такие вещи, которые никогда не задавят количеством кроссовки Adidas, их рождается миллионы, пока тот делает всего одну вещь. Но они живые, гладкие, шершавые, они большие и сделаны вручную – и они все как один настроены на ту самую, нужную, волну.