перейти на мобильную версию сайта
да
нет

«Да, это как в советское время, даже вайфая не было» Подростки обсуждают фильм «Легенда № 17» и советскую эпоху

Первый материал из нового номера «Афиши», который подготовила специально собранная детская редакция — об их восприятии советской эпохи. СССР для современного подростка — такая же далекая эпоха, как XIX век. Но интерес к этому времени растет, а кино о советских героях собирает бешеную кассу. «Афиша» поговорила с подростками о «Легенде №17», выигравшей голосование за лучший фильм, и о том, какими глазами они смотрят на недавнее прошлое своей страны.

Архив

Дети сейчас — главные герои повестки дня: про них принимают законы, их берегут от педофилов, мата и про­паганды гомосексуализма, но что интересно и важно им самим, никто не спрашивает. «Афиша» решила исправить положение: провела большой опрос среди учеников 8–10-х классов двух десятков московских школ, выбрала подро­ст­ковых героев, самые любопытные сюжеты — и собрала специальную детскую редакцию, чтобы с ее помощью обо всем об этом рас­сказать. Детская редакция «Афиши», слева направо: Андрей Левандовский, 11-й класс; Мингиян Ушанов, 11-й класс; Николай Королев, 8-й класс; Петр Расстегаев, 9-й класс; Диана Салахеддин, 9-й класс; Артемий Гуреев, 9-й класс; Анастасия Шипилова, 8-й класс; Софья Казарновская, 10-й класс; Александра Талызина, 7-й класс; Анастасия Варлыгина, 10-й класс; Владимир Ильин, 11-й класс; Артемий Куришев, 11-й класс; Иван Куземин, 9-й класс.

None

— Как вам кажется, почему фильм «Легенда №17» оказался настолько успешным, особенно среди подростков? Что всех так торкнуло?

Артемий Куришев: Возможно, потому что там показана сила воли советского хоккеиста. Вот Харламов с травмой выехал на поле и принял участие в матче — вот это отлично показано. Во время матча с канадцами в наших хоккеистов никто не верил, а они все-таки выиграли. Это вызывает чувство патриотизма, потому и сработало. Для меня это абсолютно голливудский фильм. Взять хотя бы отношения команды с тренером-извергом — это же общее место. Но, несмотря на голливудскую форму, важен посыл: наши хоккеисты побеждают — круто!

— Вы чувствовали, что герой — это советский человек, а не русский?

Артем Гуреев: Да.

— А в чем это проявлялось?

Артем Гуреев: Ну он был готов на многое ради своей цели. Он идеалист, он стремится к своей цели, хочет родине служить.

Артемий Куришев: Мне кажется, у советских людей все было гораздо проще, они правда четко шли к своей цели. Вот Харламов хотел, чтобы у него была девушка, хотел добиться успехов в хоккее и попасть на Олимпиаду. И у него все получилось. То есть не было вот этих характерных душевных терзаний и бесконечной рефлексии: «Ах, я не могу разобраться в жизни».

Артем Гуреев: Меня вот что смущает. Почти сразу после выхода фильма «Легенда №17» вышел фильм «Гагарин», который провалился в прокате. Но суть не в этом. Он тоже был про великого героя СССР. Наверное, скоро еще каких-то героев найдут.

— Так и есть. Путин вот велел про вратаря Яшина снять.

Владимир Ильин: Огромное количество фильмов, которые снимаются сейчас, работают на возрождение советской идеи. Патриотические фильмы про Вторую мировую войну и советских героев. И понятно, почему так происходит: с 1990 года не было особых достижений, о которых можно снимать фильмы патриотического толка. Чтобы можно было посмотреть и воскликнуть: вот, это наша победа, это наш великий спорт — и пару раз стукнуть себя в грудь.

— Все-таки что, по-вашему, изменилось бесповоротно по сравнению с той эпохой?

Артем Гуреев: Ну мы все-таки живем не при коммунизме. Я лично очень уважаю коммунизм, но прекрасно понимаю, что это утопия, недостижимая идея. Идея Карла Маркса, которая всех завела в тупик.

Владимир Ильин: По-моему, эту красивую идею использовали только для того, чтобы люди подчинялись правилам. Им говорили — у нас будет светлое будущее, свобода, равенство и братство. Вы только немножко подождите. Красный террор, 1937 год? Но это ничего, потерпите. Все будет хорошо. Сейчас Сталин прибьет всех, кого нужно.

— В фильме вы это давление власти на людей как-то увидели?

Владимир Ильин: Да, там это есть. Например, когда Тарасова смещают.

Андрей Левандовский: Или когда идет матч ЦСКА со «Спартаком», игрокам говорят, что «Спартак» — любимая команда Брежнева и именно она и должен победить.

— Вам не кажется, что в этом фильме тренер Тарасов — это и есть, условно говоря, Советский Союз? Жесткий начальник, который тебя загоняет в нечеловеческие условия, издевается над тобой. Ты будешь голодать, в тебя будут шайбами кидаться с разбегу, но зато ты закалишься и в конце концов всех победишь, если, конечно, жив останешься. Вам бы хотелось в жизни такого человека встретить?

Артемий Куришев: Если бы я чудом оказался в фильме, то да, я был бы не против. Но в реальной жизни… Знаете, когда смотришь «Звездные войны», тоже думаешь, что ты джедай и хочешь тут же лазерным мечом помахать. Но это же фантастика, это все нереально. Вот вы говорите — тебя согнут в бараний рог, и ведь Харламова, национальное достояние, не пустили на следующие Олимпийские игры. И у него была жесткая депрессуха. Так что это неправда, что в СССР тебя будут мучить, чтобы сделать тебя сильнее.

— В фильме «Высоцкий» тоже показано, как его мучили. И у него получались крутые песни. Только в итоге — замучили до конца.

Владимир Ильин: Мне кажется, его мучили не для того, чтобы у него получались крутые песни, его мучили просто так.

— Высоцкий и Харламов были настоящими национальными героями и при этом довольно многое могли себе позволить. И, как ни странно, эта система любила и до определенного момента терпела вот таких вот больших и неоднозначных звезд. До определенного момента.

Артем Гуреев: Думаю, так происходило, потому что они были любимы народом. Есть вождь и его интересы, но если абсолютное большинство людей признало Высоцкого в качестве своего героя, то власть уже не могла с этим не считаться.

— А есть сейчас такие герои? Которые идут вперед вопреки обстоятельствам?

Артемий Куришев: Вот такой герой, которому бы все сказали: твоя пьеса ужасная, безнравственная, а он бы все равно ее поставил, — такого найти сейчас очень трудно. Их единицы. Для меня герои даже не они, а вот, например, ученые в наукограде Пущино. Я там недавно был, и меня это очень впечатлило: платят копейки, старая техника, но ученые все равно продолжают ставить опыты. И остаются на своему посту. Их мало кто знает, но для меня они герои.

Александра Талызина: А для меня Вася Обломов — это тоже герой. Вот есть люди, которые очень зависят от официальной информации. Им сказали по телевизору, что Собянин все хорошо делает, они пошли и проголосовали. А Вася немного отравляет эту идиллию своими песнями, показывает, что не все так идеально, как кажется.

Снятый в 1975 году фильм Сергея Соловьева «Сто дней после детства» — один из самых пронзительных рассказов о советском отрочестве, дружбе и любви

— Вы совсем не жили в Советском Союзе. Для вас это действительно совсем другая страна. Вы как себе ее представляете?

Диана Салахеддин: Сейчас все ориентируются на европейские стандарты, а тогда Россия была особым государством. Была внутренняя сплоченность.

Артемий Куришев: Не знаю, мне кажется, СССР — это большая куча запуганных людей. Я не представляю, как люди умудрялись видеть плюсы в той жизни, которая у них была. И самое интересное — они веселились, занимались наукой, литературой, и все это в таких жестких условиях. Тебе в любой момент могли позвонить в дверь и забрать навсегда. Из-за какой-то шутки вызвать в ЧК.

Петр Расстегаев: Но при этом у них была довольно насыщенная жизнь. Они же не думали про расстрелы и тюрьму каждый день, а просто жили. Наверное, им ничего не оставалось. И они выкручивались как могли. Например, им хотелось увидеть или услышать что-то из другого мира, а СССР такой возможности не давал. И им приходилось выдумывать самые безумные способы — записывать музыку на рентгеновские снимки. И поэтому, думаю, в СССР все очень остро переживали — дружбу, любовь, просто вечеринку какую-то.

— Это особенно в советских фильмах остро чувствуется, в «Июльском дожде» или в «Я шагаю по Москве» — ощущение пронзительного и легкого счастья, дружбы.

Диана Салахеддин: Нам это трудно представить, но люди находили большую радость в мелочах. Сейчас хочешь айфон — получай. А мама мне рассказывала, как они в детстве собирали обертки от жвачек и тоже были счастливы. А когда колу попробовали в первый раз, это был просто праздник какой-то.

Владимир Ильин: Думаю, такие вещи для них были как полет в космос. Ты живешь в замкнутом мире, и вдруг туда прорывается что-то совершенно другое: другая музыка, другие ценности. Я могу понять этот восторг, несмотря на то что я вырос в совершенно другом мире и у меня была возможность послушать все, что я хотел, просто кликнув на ссылку.

Анастасия Варлыгина: Но все равно, как бы ни было страшно, тогда была такая дружба между людьми, такие взаимоотношения, которых сейчас точно нет. И в этом смысле в Советском Союзе, наверное, было лучше.

— А с чего вы вообще взяли, что люди тогда «лучше дружили»? Вряд ли советское кино на вас так повлияло?

Иван Чекалов: Ну тогда, например, у человека было гораздо меньше друзей. Вот сейчас я смотрю у кого-то в «ВКонтакте» тысяча, две тысячи друзей. Но это же не настоящие друзья. Настоящий друг из этих двух тысяч один, ну максимум два.

Диана Салахеддин: Ну я бы вот не стала ругать социальные сети, потому что у советских людей, например, тогда не было возможности в любой момент написать своему другу, который живет, например, в Канаде и пообщаться с ним.

— У них иногда не было возможности позвонить своему другу, который живет на соседней улице.

Александра Талызина: Поэтому общение ценилось больше, люди не воспринимали это как что-то такое само собой разумеющееся, а были рады друг другу.

Артемий Куришев: Может быть, еще им проще было общаться, потому что люди были по большей части одинаковые? Все были примерно похожи. Слушали одну и ту же музыку, смотрели фильмы примерно одни и те же. Из-за этого появлялась иллюзия общности. Все были хорошие, все общались.

Диана Салахеддин: У всех был какой-то общий круг интересов. А сейчас — если не слушаешь Леди Гагу, не буду с тобой общаться. Все.

В фильме Марлена Хуциева «Июльский дождь» герои переживают крах примерно всего: ценностей, ­личной жизни. Но делают это так обаятельно, что не влюбиться после этого в позднесоветских интеллигентов очень сложно

— Сейчас такое правда есть?

Диана Салахеддин: Да. Я не говорю, что так делают все, но таких людей много.

Петр Расстегаев: Да, все хотят создать максимально узкие сообщества, на которые никто не будет похож. «Мы вот такие особенные».

— Знаете есть такое выражение — «груз советского прошлого»? В чем наследие СССР проявляется прежде всего сейчас?

Владимир Ильин: Во всевластии чиновничьего аппарата и в абсолютном беззаконии того, что они творят. Это то, что будет еще долго нас преследовать. При этом остались люди с такой же системой ценностей, которая была в советское время. Они годами голосуют за одну партию и за одного человека, потому что «так надо». И не хотят видеть альтернативы.

Андрей Левандовский: Вот ты говоришь о пропаганде. Но я как-то перед выборами ехал в метро, и мне пять раз предложили газету за Навального. Везде был один сплошной Навальный. Это что, не пропаганда?

Владимир Ильин: Нет, это попытка предоставить альтернативный источник информации людям, которые такой информацией не обладают.

Андрей Левандовский: Тебе не кажется, что Собянин так не пиарился?

Владимир Ильин: А зачем ему это делать, если у него и так есть большинство, которое пойдет за него голосовать? Потому что так сказали по телевизору.

— К вопросу о большинстве. В риторике правящей партии осталось очень много советского. Начиная с дизайна плакатов, заканчивая разговорами о руководителе — сильной руке. Так про Сталина когда-то говорили. Вот ваши ровесники как к нему относятся?

Александра Талызина: Мне кажется, наши ровесники не особенно часто задумываются о том, кто такой Сталин. Им, в общем-то, пофиг. Это мы сейчас специально собрались здесь и об этом думаем. А так — какой он был: плохой, хороший?.. Мало кто про это размышляет.

Артемий Куришев: Я читал учебники, в которых говорилось, что история Сталина очень запутанная. С одной стороны, он был человек жесткий, попал в трудную ситуацию: беда с экономикой после революции, прессинг со стороны разных стран, Гражданская война. Трудно понять, герой он или антигерой. Вроде как-то он страну собрал, войну выиграл. А с другой стороны — погибло очень много людей, был голод, повсеместный страх. Стоило все этих жертв? Можно ли вообще сказать однозначно, что мы выиграли Великую Отечественную войну, если эта победа далась ценой стольких жизней? Если человеческая жизнь каждая дороже всего, то нет. Но если выигранная война — это тоже результат, значит, все-таки руководитель он был хороший.

— Тебе не кажется, что те методы, с помощью которых он добивался успеха, недопустимы?

Артемий Куришев: Если бы я попал в то время, то, наверное, сказал бы, что да — недопустимы. Но я не свидетель, я смотрю со стороны.

После фильма «Я шагаю по Москве» возникает стойкое ощущение, что юность в СССР была не менее романтичной, чем в фильмах режиссеров «новой волны»

— Лев Толстой тоже не был свидетелем войны 1812 года, однако описал ее лучше всех.

Владимир Ильин: Я много времени провожу в интернете, состою в огромном количестве сообществ в «ВКонтакте», могу вам сказать, что около 60% подростков младше 18 лет считают, что то, что сделал Сталин, было правильно. Когда я увидел подобные опросы, меня это страшно покоробило. Оказалось, что история про эффективного менеджера работает. Они, возможно, даже не знают о том, какой ценой нам далась, например, победа. Они думают: Сталин — молодец. Он всего добился. И я даже не пойму, откуда все это берется. Ведь фильм «Легенда №17», с которого мы начали, не оценивает СССР так уж положительно. И другие фильмы, которые сейчас выходят, они про отдельных героев, а не про строй. Но тем не менее…

Андрей Левандовский: У меня про это есть неплохая история. Все, наверное, знают, что у нашего министра культура Владимира Мединского есть книга под названием «Война». Так вот в нашей школе эта книга обязательна для прочтения. Написано там и про Сталина. Про репрессии — строчки две, зато дальше расписано, какой он был замечательный человек, по 500 страниц в день читал, очень за страну переживал. Он там как раз и представлен как идеальный менеджер. Мне, к сожалению, пришлось прочитать целую серию книг Мединского. И их описание умещается в одну фразу: «Россия лучше всех». Русские люди самые лучшие, самые замечательные, а остальные злодеи и, извиняюсь, сволочи. И эти книги обязательные в некоторых школах, чего же тогда удивляться?

Александра Талызина: Все равно очень важно, что обо всех этих событиях говорят у ребенка в семье. В моей семье, например, все очень категорично относятся к тому времени, признавая, что там были какие-то свои плюсы. И поэтому во мне воспитали чувство, что этот человек был совершенно во всем неправ. Это довольно важно — о чем с тобой говорят с детства.

— Есть такой прекрасный паблик — «Советский модернизм», где публикуют фотографии брежневских коробок, которые очень красиво отсняты. Для человека, который в этом вырос, это что-то бесчеловечное и уродливое, какая-то серая мрачная хрень, а там все это выглядит как модные, странные и заслуживающие любования вещи. Вот вам самим как кажется: то, что мы начинаем интересоваться фильмами, архитектурой, музыкой того времени, — это знак того, что нам туда хочется? Или скорее того, что мы с этим наследием, наоборот, распрощались и можем уже как-то выдохнуть?

Владимир Ильин: Я думаю, что мы еще как минимум лет десять с этим не распрощаемся. Я вот очень люблю паблик «Агитистория» с советскими плакатами, для меня это другая вселенная, как и для советских другой вселенной было то, что находилось за границей СССР. Я не пытаюсь вернуть то время, но мне интересно на это взглянуть.

Андрей Левандовский: Не знаю, для меня важна советская романтика. Я вспоминаю, как в детстве включал телевизор «Рубин», у меня был кассетный магнитофон, я смотрел мультфильм про капитана Врунгеля и ел конфеты «Мишка косолапый», потом выходил из своей хрущевки, брал папин кассетный плеер и шел на канал имени Москвы. И я даже до сих пор иногда ставлю «Капитана Врунгеля», иду в магазин, покупаю «Мишек». Может быть, это ностальгия, которая передается от родителей к их детям, не знаю.

Владимир Ильин: Родители же часто взахлеб вспоминают свое советское детство. Мама с вдохновением рассказывала даже про то, как она стояла в очередях. Как она слушала радио «Свобода», как читала Довлатова.

Артемий Куришев: Сейчас все настолько сильно изменилось. Кажется, что прошло не 10 лет, а 100. Я помню время, когда для того, чтобы выйти в инет, нужно было подключить телефонный шнур к компьютеру. И мы на это смотрим и думаем: да, это как в советское время, даже вайфая не было.

— Наверное, лет через двадцать всем будет казаться, что первый айпод и Гагарин были примерно в одно и то же время. Но вам было бы интересно там пожить? Или точно ни при каких обстоятельствах?

Владимир Ильин: Мне интересно посмотреть на СССР на уровне компьютерной игры, чтобы понять людей, которые жили в этой стране, их идеи, что ими двигало, о чем они думали, узнать, что их окружало, потрогать вещи, которые трогали они, но возвращаться туда надолго, на большое количество времени — нет, спасибо.

Александра Талызина: Мне бы хотелось, например, там в школе поучиться. Прожить там небольшой отрезок жизни. Сейчас нет такой дружбы, ходят все по-одному, у каждого свои интересы. Но жить, конечно, мне бы там не хотелось. Потому что бабушка мне рассказывала, как они в общежитии жили, вечером шли по улице и пели под гитару. Романтика. Но при этом, чтобы достать масло, нужно было ехать на другой конец Москвы, в очереди стоять два часа, потом ехать обратно с маленьким ребенком. Слишком сложно это — так жить.

Ошибка в тексте
Отправить