Кирилл Серебренников в Венеции Как снимали фильм «Измена»

Режиссер Кирилл Серебренников и оператор Олег Лукичев отсматривают материал. На экране — футуристического вида коридор и бегущая по нему блондинка. «Кто-то кислоты наелся и снимает, — шутит Лукичев. — У нас группа-то непьющая, режиссер, кроме воды с лимоном, не употребляет ничего». Актриса добегает до конечного пункта — двери, за которой ее ждет мужчина. «Поцелуй в диафрагму, попса, — комментирует оператор. — У нас кино про любовь и смерть». «Один кадр — е...ля, другой — труп», — переводит Серебренников.

Блондинку зовут Франциска Петри, она из Германии. Ее экранные партнеры — латыш, македонец и россиянин Андрей Щетинин, отец из «Отца и сына» Сокурова. Универсальную историю об измене и убийстве интернациональная компания разыгрывает в таких же универсальных интерьерах. Модного вида гостиница «Свежий ветер» в Яхроме построена, кажется, финнами — некрашеные стены, стекло и бетон. В какой стране, с какими гражданами все это происходит, должно остаться неясным. В предыдущем фильме «Юрьев день» Серебренников обозначил время и место предельно точно и остался недоволен реакцией публики. Та же история произошла с Андреем Звягинцевым, впервые конкретизировавшим, где и с кем происходит его история, — и моментально нарвавшимся на жесткий общественный резонанс. Серебренников решил двинуться в противоположном направлении. «Аудитория явно не хочет узнавать себя в фильмах, которые ей предлагает российский кинематограф. Ни в пропагандистском кино, ни в так называемой чернухе, — объясняет автор. — Я ищу язык, пытаюсь нащупать точки узнавания. Они, как ни странно, могут находиться абсолютно вне реального. Фильмы, в которых узнает себя американский народ, страшно далеки от американского народа». 

Герои в сценарии обозначены как «он», «она», «ее первый муж», «его вторая жена» и так далее, ключевые сцены снимаются в отелях. «Гостиница — место между реальностями, — уточняет Серебренников. — Кроме того, где еще встречаться неверным женам и мужьям?» Следующая остановка после Яхромы — «Олимпиец» под Химками: брежневское здание из красного кирпича, построенное в конце семидесятых по проекту архитекторов «Президент-отеля». Внутри — интуристовский ретрошик: бар с деревянными панелями, кадки с фикусами и прославившие здание в учебниках по дизайну люстры, похожие на обледеневшие в стратосфере космические ракеты, стремящиеся к земле.

 Один из эпизодов Серебренников хочет снять в местной номенклатурной сауне. Вместе с Лукичевым он идет исследовать объект, полный отдыхающих в простынях. Вслед за режиссером, одетым в пуховик и шапку, бежит привратница: «Молодой человек, а бахилы?» «У меня сменка!» — отвечает Кирилл. В сауне решают не снимать. «Пойдем на улицу, у нас там олень», — таинственно заявляет художник Ирина Гражданкина. «Живой олень? Олень как метафора? Поэтический образ, проходящий по кадру на манер белой лошади?» — допытываюсь я. Олень оказывается шашлычным мангалом авторства некоего кузнеца из Волгограда: шампуры ему засовывают в брюхо, огонь разводится под хвостом. Объект стоит девяносто тысяч рублей, так что группа взяла его напрокат и установила возле аллеи, на которой снимают очередной проход героини. Я подхожу в тот момент, когда реквизитор с помощью спрея для мытья стекол наращивает на олене дополнительные сосульки. «Как будто он блевал, — комментирует подошедший вместе со мной директор съемочной группы. — Давай в глаза попрыскай — пусть еще и плачет. А то как-то маловато льда».

Подпрыгивая на первом декабрьском снегу, один из членов съемочной группы шутливо жалуется: мол, Серебренников продолжает славную традицию съемок на морозе, «Юрьев день» и вовсе снимался при минус тридцати с небольшим. Съемки в теплом павильоне в плане тоже есть, но прессу на них не зовут: эротические сцены. Я очень жалею, что не попала на «Мосфильм»: в эпизодах вместе с Андреем Щетининым снималась солистка группы «ВИА Гра» Альбина Джанабаева. Это ее дебют в кино. Кирилл встретил Альбину на каком-то мероприятии — и, по его словам, понял, что она не поп-звезда из коллектива биороботов, а реальный человек со шлейфом непростой судьбы. Оказалось — еще и с нужным образованием: «Просто она оставила актерскую карьеру в те времена, когда людей вымывало из профессии. У Альбины во всех смыслах самые жесткие сцены: секс, смерть. Все, что противоречит эстрадному имиджу». С Андреем Щетининым, вернувшимся в кино после дебюта в «Отце и сыне» и нескольких лет работы в рекламном отделе крупной компании, Серебренников познакомился во время съемок документального кино к юбилею Сокурова: «Трудно в нашем кино найти такую красивую мужественность, благородство. Когда в ходе кастинга отобрали европейских ребят, мы думали, кто рядом может встать? И я вспомнил «Отца и сына».

Все актеры, кроме Щетинина с Джанабаевой, общаются с группой через переводчика, а русские реплики заучивают наизусть. «Но уровень их игры таков, что уже взрывается мозг — кто это может озвучить? Кто попало — не вариант, понижение качества, — теряется Серебренников. — Это как в советском кино — великих актеров черт знает кто озвучивал. Не хотелось бы их работу портить».

Немецкая актриса Франциска ходит по площадке в массивных сапогах, телогрейке и солнечных очках — эталонный европеец, с растерянной улыбкой сопротивляющийся окружающей подмосковной среде. В одной из ближайших сцен ей предстоит бегать голой по зимнему лесу. «Пойду сниму женщину в красных лаковых туфлях на снегу, — потирая руки и упаковываясь в капюшон, заявляет Серебренников. — По-моему, это самая красивая вещь на свете».