«Люди по-разному относятся к одиночеству, которое неизбежно наступает в конце отношений» Сара Полли — о музыке Леонарда Коэна, сентиментальности и семейных тайнах

— Вы из Москвы звоните?

— Да. Десять лет назад вы приезжали к нам на фестиваль и ходили везде вместе с Ванессой Редгрейв. Называли ее своим кумиром.

— Ого. Это было по-настоящему давно. И как ваш фестиваль?

— Стал намного хуже.

— Неужели? Хотелось бы на это взглянуть.

— А с Редгрейв вы общаетесь?

— Да как-то нет.

— Вы дебютировали в режиссуре в 2006-м с фильмом «Вдали от нее», а потом не снимали. Почему?

— Ну вот, снимала — целых два фильма сразу, поэтому все так затянулось. Делала то один, то другой — в результате провозилась по несколько лет с каждым, и вышли они почти одновременно. Вообще, я никуда не спешила и не спешу. Могу снимать столько, сколько мне хочется, бесконечно совершенствовать и шлифовать. Пока бюджет не закончится, конечно.

— «Истории, которые мы рассказываем», мне кажется, вообще лучший фильм прошлого года.

— А где вы его видели?

— На фестивале в Венеции. Как-то получается, что вы как режиссер очень интересуетесь семейной темой.

— Понятно почему. У нас интересная семья, каждый в ней — отдельный персонаж. Есть одиночки, а есть такие люди, которые полностью растворены в жизни своих близких, — и я из их числа. У меня куча братьев и сестер, и мы все ужасно дружим. С раннего детства я очень интересовалась историей своего рождения — как познакомились родители, как я появилась на свет. Бесконечно задавала вопросы. А дальше — а дальше вы все знаете из моего документального фильма: уже взрослой, когда мамы давно не было в живых, я узнала, что папа — не мой биологический отец. И некая картина мира, с которой я не просто выросла, но которая меня полностью сформировала, вдруг оказалась пазлом, распавшимся на фрагменты. Пришлось все собирать заново (вторая часть документального фильма посвящена тому, как Сара ищет и находит своего биологического отца. — Прим. ред.). В общем, отвечая на ваш вопрос, я все время об этом думаю: долгие отношения, брак — что происходит с людьми на длинной дистанции?

— Благодаря «Историям» тысячи людей прикоснулись к вашей семейной тайне. Мне вообще теперь кажется, что мы родственники. Каково это?

— (Смеется.) О, я прекрасно устроилась — теперь ко мне бесконечно подходят люди и рассказывают о своих секретах. А для меня, как вы уже поняли, нет ничего интереснее. Но, если отбросить чистый эгоизм, мне кажется, я подала хо­роший пример. Часто люди скрывают от детей правду, оберегают их от какой-то неподобающей, по их мнению, информации. Но ведь шила в мешке не утаишь…

— Это как у вас в фильме: все всегда шутили, что Сара не похожа на папу, и вот…

— Ну да. Все эти умолчания — они ни к чему хорошему не ведут, все равно же люди подспудно чувствуют, что с ними что-то не так, в семье что-то неладно. Это тяжесть, причины которой они не осознают. Важно знать правду о себе — какой бы она ни была.

— Оба ваши фильма, игровой и документальный, мне кажется, сняты очень откровенным, ­открытым и смелым человеком.

— Когда я делала эти фильмы, то не подходи­ла ни под одно из ваших определений. Большую часть времени я просто-напросто боялась. Была парализована страхом. Но все-таки что-то меня двигало вперед. Например, мне было важно закончить документальный фильм до того, как умрет папа, — хотелось очень, чтобы он его посмотрел.

— Еще вы не боитесь быть странной. «Любит/Не любит» начинается с неожиданного эпизода в тематическом парке: Мишель Уилльямс оказывается среди людей в костюмах первых ­поселенцев.

— Действительно, странное место. Так получилось, что я там часто бывала, и захотелось вот эту дичь вставить в фильм.

— То есть «Любит/Не любит» — тоже частично автобиографический фильм?

— Сам сюжет про женщину, которая уходит от мужа к другому парню, — нет, а детали — конечно, там много мелочей из моей жизни.

— В оригинале фильм называется «Take This Waltz» — это строчка из Леонарда Коэна. Что для вас значит эта песня?

— С начала работы над фильмом я слушала ее постоянно. По сути, она задала тон, ритм и атмосферу картины. Сформулировать, как именно, мне сложно, но попробую. Это образ человека, ­который вальсирует, с легкостью меняя партнера в танце, и главное тут — не кто с тобой в какой-то конкретный момент, а то, что танец продолжается. Вальс просто повод для нового знакомства.

— Чтобы использовать настолько известную песню, тоже нужна смелость. Все ведь на самом деле хотят, чтобы их роман проходил под такой саундтрек, но не все готовы признаться — снобы могут засмеять.

— Да? Вот этого я точно не боялась. Сцена, в которой песня Коэна звучит целиком, по сути, клип на нее, появилась вот как: мне хотелось снять всю траекторию отношений мужчины и женщины одним планом. Как они проводят первый год своей любви, когда впечатления от встречи еще сильны и кажется, что вот он, тот, кто все изменит? В сущности, эта сцена — и есть мой фильм, его отправная точка; она главная. Но вообще я понимаю, почему люди стесняются признаваться, что чья-то музыка совпадает с их фантазиями: это слишком, слишком личное. Не хотят обнажаться публично. А мне все равно — я всегда ­была ужасно сентиментальна.

— Кажется, что это что-то чисто канадское. Ксавье Долан тоже без стеснения вставляет в свои фильмы песни типа «Bang Bang» Нэнси Синатры.

— (Смеется.) Да! Правда! Наверное, это наша культурная особенность, ну или проблема. Никогда об этом не думала.

— В финале ваша героиня остается одна. ­Такое ощущение, что вы не оставляете никакой надежды, — любая любовь проходит.

— Все ведь по-разному относятся к одиночеству, которое неизбежно наступает в конце большого любовного потрясения. Некоторые грустят, а для других это обретение покоя. Ужасно интересно, когда люди начинают обсуждать со мной финал картины: у всех совершенно разная реакция, каждый интерпретирует его в соответствии со своим опытом, своим отношением к жизни.

— А вы что скажете?

— Финал неоднозначный. Героиня переживает противоречивые чувства. Радость и очень-очень много боли. Смирение, принятие ситуации, по­нимание того, что глупо возлагать на другого надежды, покой и много чего еще — очень сложно переплетены. Определенный период закончен, она прибывает на конечную станцию и ощущает внутри себя пустоту. Что вовсе не так уж плохо — иногда. Невозможно все время быть наполненным.

— Вы будете дальше снимать фильмы? Просто скажите да.

— Да, думаю, да. Скорее снимать, чем сниматься. Но у меня недавно родился ребенок, так что вряд ли быстро запущусь с новым проектом. Еще раз повторю: я никуда не тороплюсь.

Главное о Саре Полли