Чтение про кино «Роджер Эберт. Сама жизнь»
Главный кинокритик Америки спойлерит свою жизнь.
Как известно, большую часть нулевых Эберт боролся с раком и его последствиями: перенес четыре операции, столько же раз заново учился ходить, в итоге вылечился, но вместе с частью лица потерял возможность есть, пить и говорить. То, что автор взялся за мемуары именно сейчас, после нескольких десятков книг в разбросе от антологии рецензий до сборника рецептов для пароварки, в общем, неудивительно. В следующем году ему будет 70 и даже если рак вернется, с операциями Эберт, кажется, завязал; «Сама жизнь» — логичное и своевременное решение привести прожитое в порядок.
Тут надо учитывать, что а) это именно мемуары, б) Эберт — не Скорсезе, который все детство просидел в кинотеатре. Книжка начинается вдохновенным «древом жизни» эбертовской юности, с нелинейной хронологией особенно не заигрывает и до чего-то, связанного с кино, дело доходит хорошо за первую треть. В журналистику Эберт пришел в годы, когда должность кинокритика была по сути сродни ведению прогноза погоды — промежуточной ступенью карьерной лестницы, на которую попадали более-менее случайно и редко хотели задерживаться. Потом Полин Кейл немножко запудрит всем мозги насчет профессии, но самый популярный кинокритик страны будет как раз из поколения таких назначенцев. Идея о критике как общественно полезной функции, за которую Эберт держится по сей день, по-видимому, отсюда же, из стажировки репортером и спортивным обозревателем: кино, в целом, — тот же пожар в центре города, который тебе удалось увидеть, доложить, как это было, и рассказать, что теперь с этим делать.
К моменту, когда Эберт во всех смыслах набрал вес, роль газетного рецензента более или менее свелась (если не всегда являлась таковой) к печальной функции ругать говно, на которое люди все равно пойдут, хвалить фильмы, на которые они не пойдут никогда, и артикулировать для зрителя его собственное ощущение, что «Побег из Шоушенка» — хорошее кино. Передача на ТВ, в которой два довольно неприятных дядьки перекидывались банальностями о кинопрокате, сделала из Эберта и Джина Сискела почти национальных героев, но без сентиментально-ностальгических подпорок ее сейчас смотреть практически невозможно (в современной вариации это, впрочем, столь же невыносимое зрелище, даже с учетом того, что за Эберта там — главная надежда молодой кинокритики Игнатий Вишневецкий). Для Америки, тем не менее, Эберт был воплощением идеала народного рецензента, который должен говорить понятно и желательно то, что зрители хотят услышать (свои трагические помутнения со вторым «Крестным отцом» и «Синим бархатом» у него, впрочем, тоже были).
По-хорошему, в «Жизни» он занимается тем, что у него всю дорогу выходило лучше всего — спойлерит повороты истории, только в данном случае — своей собственной. За свою пятидесятилетнюю карьеру Эберт проставил не одну тысячу звезд, так что в книжке закономерно отсутствуют какие-либо суждения о фильмах. Часть «Жизни» непосредственно о кино — по сути несколько профайлов великих людей, в которых как-то отчетливо проступает, что рассказчик Эберт намного более наблюдательный, чем рецензент. Официантка в закусочной крестится, увидев за столиком Джона Уэйна. Журналистка, обнаружив в туалете у Олтмана пакетик с белым порошком, радостно занюхивается, а порошок оказывается зубным. Трогательнейшее признание Скорсезе, что он не может смотреть фильмы с Настасьей Кински, снятые Висконти или дистрибутируемые United Artists, потому что все это напоминает ему об Изабелле Росселлини. Есть, понятно, глава о Рассе Мейере и сиськах.
Учитывая профессию, у Эберта все-таки была не самая скучная жизнь — писал сценарии для того же Мейера, женился на афроамериканке, последние пару лет разговаривает голосом от компании Apple. Но все здешние байки про кино по-хорошему можно прочитать и в других источниках, а книжке предъявить вполне эбертовский вопрос, какой интерес для случайного человека представляют воспоминания кинокритика о местах, где он ел, и людях, с которыми работал. Тут надо бы сделать какой-то неожиданный вывод, но можно ограничиться и стандартной формулой: это интересная история про хорошего человека с жизнеутверждающим концом. Two thumbs up, Роджер.