Акты

Мы не виделись тридцать лет. Мы почти забыли о его существовании. И вот он едет к нам, лондонский Королевский национальный театр. Повод – спектакль «Прикосновение», который шел в Вест-Энде и на Бродвее, а теперь добрался до Театра имени Моссовета. Елена Ковальская о «Прикосновении» и его авторе

«При-кос-но-ве-ни-е» – название скорее для балета с нимфами на цыпочках, чем для спектакля, который везут в Москву. Оригинальное название – «Closer». Нимф не будет. Будут секс, мат и Интернет. С лондонской премьеры пьесы Патрика Марбера уходили седовласые театралы.

На десятой минуте спектакля двое мужчин в разных концах сцены сели за компьютеры, и на дисплеях, вывешенных над сценой, высветился текст:

– ...Этот сайт называется «LONDON FUCK». Любишь секс?

– Да. Опиши себя...

– Хочешь, сделаю так, что твой маленький станет большим?

– Сделай одолжение.

– Надень мои трусики...

Зрители не понимали, как следует относиться к происходящему. В антракте говорили, что чудовищнее вещи еще не видели. В следующем действии герой уговаривал стриптизершу показать ему попу и настаивал, чтоб она пошире раздвинула ноги.

Наутро газеты писали: «Это театральное событие вы не должны пропустить» (Financial Times), «Захватывающая любовная история 90-х», «Самая откровенная и яркая комедия из написанных в последние годы» (Daily Mail), «Вы будете смотреть эту пьесу с болью узнавания» (Daily Telegraph).

В «Прикосновении» действительно нет ничего, что не переживал бы зритель в возрасте героев пьесы (от двадцати до сорока). Она о влечениях, перерастающих в зависимость, об охлаждении, похожем на предательство. Элис – стриптизерша. Дэн – писатель, пишет некрологи в газете и романы, которые никто не покупает. Она приглянулась ему, истекающая кровью под колесами сбившей ее машины. Он покорил ее трогательной мелочью: Дэн обрезает корки с бутербродов. Другая пара – дерматолог Ларри и фотограф Анна – встретилась при следующих обстоятельствах. Дэн дурачил на порносайте случайного собеседника (им оказался Ларри): назвался женщиной, соблазнял в гиперпространстве, а затем позвал на свидание. Вместо него на условленном месте появляется ничего не подозревающая Анна. Ларри ходит вокруг нее, игриво распахивает пальто, под которым условный знак – белый халат.

– Я – Ларри... (развязно) Доктор Ларри... Ты что-то говорила насчет гостиницы.

– Не обижайтесь, пожалуйста, но у вас есть при себе какое-нибудь удостоверение личности?

– Не пытайся морочить мне голову, ты, нимфа Интернета. Миссис Большой Рот. Миссис Суперсиськи. Вчера в Сети ты занималась грубым сексом.

– Я думаю, с вами кто-то пошутил.

С тех пор они вместе. Потом Анна уйдет к Дэну, Элис познакомится с Ларри, любовная карусель полетит вразнос.

Пьесу назвали комедией – но, услышав о гибели героини, вы обольетесь слезами. Писали: «любовная история», но любви здесь меньше, чем обмана и разочарований. Кто-то определил пьесу, как жесткий очерк современной жизни. На деле – сплошная поэзия: Элис оказалась не Элис, она позаимствовала это имя с памятника девушке, погибшей на пожаре, спасая троих детей.

Ужасно серьезные, прямо-таки катастрофические душевные движения героев вплетены в совершенно анекдотический сюжет, поданный слишком экспрессивным для анекдота языком.

«Поговори со мной, как живой человек.

Я люблю твой шрам. Я люблю в тебе все, что болит.

Я тоскую по ней. Я люблю ее.

Но она даже не хочет видеть меня.

Поговори со мной».

К «Прикосновению» не прилипает этикетка с жанром. Пьеса брыкается, дикая, неправильная какая-то, и в этой дикости и необузданности – ее главное достоинство. «Я не знаю вещи, которую было бы невозможно представить в театре!» – мог бы сказать варвар Шекспир или дилетант Чехов, писавший так, будто понятия не имел о классических правилах. На самом деле это слова Патрика Марбера, до «Прикосновения» написавшего одну-единственную театральную пьесу. И ту – в порядке студийного эксперимента. Что-что, а восклицать известный мастер разговорного жанра Марбер умеет. Когда-то он выступал с номерами в университетском ревю, затем – в клубах. Потом была работа на радио, где Марбер подружился с известным эстрадником Куганом. Так что когда Кугану понадобился режиссер, чтобы поставить шоу для Эдинбургского фестиваля, он позвал Марбера.

Так его и настигла судьба. В детстве Марбер мечтал  стать писателем. Написать пьесу. И чтобы ее обязательно поставили. И не где нибудь, а в самом Королевском национальном театре. Мечта Марбера была сумасшедшей. Когда она стала сбываться, не менее сумасшедшим оказался и результат.

На Эдинбургский фестиваль съезжаются не только театры, но и охотники за новыми дарованиями. На Марбера положили глаз люди из Королевского театра и для начала предложили ему поработать в студии при театре. Первое, что сделал Марбер, – усадил актеров за стол, заставил их играть в покер, а сам сидел рядом и тщательно стенографировал. Затем выстроил сюжет, привел диалоги в божеский вид, и пьеса была готова. Руководству понравилось. Марберу предложили написать городскую комедию, но только уже не для студии, а для самого Национального театра. Марбер принес текст, ошарашивший заказчиков. Там был, например, драматургический фортель, где прошлое сталкивается с настоящим за столиком кафе. Анна встречается с Дэном (теперь уже ее парнем) и признается, что изменила ему с Ларри. На это наслаиваются события месячной давности, когда она в этом же кафе поддалась на уговоры Ларри и пошла с ним. Прошлые и настоящие события лихо сведены: Анна сидит за столиком, а Дэн и Ларри по очереди входят и выходят, подсаживаются или отходят за аперитивом.

То, что дикую пьесу ставил сам Марбер,  и Марберу и пьесе пошло на пользу. Марбер выбрасывал целые сцены, если они не работали. «В репетиционной комнате я не чувствую себя писателем. Я делюсь своими сомнениями с актерами, их это очень забавляет». Марбер забавлял актеров, потом актеры – лондонскую публику.

И вот теперь – мировое турне. Сейчас «Прикосновение» в Чехии. Следующая остановка – Москва, где Национальный театр не показывался уже 30 лет. На сцене Театра им. Моссовета раненая Элис будет сидеть в приемном покое больницы и грызть яблоко.

Дэн: Тебе не понравились мои бутерброды?

Элис: Я не ем рыбу.

Дэн: Что так?

Элис: Рыба писает в море.

Дэн: То же самое делают дети.

Элис: Детей я тоже не ем. А что у вас за работа?