Новый нон-фикшн

Последние недели 2006 года неожиданно ознаменовались валом литературы нон-фикшн — отечественной и переводной. Иллюстрированные энциклопедии, сенсационные расследования, фундаментальные биографии, тысячестраничные путеводители и сборники головоломных статей затирают читателя, словно арктические торосы. «Афиша» выбрала десять самых заметных новинок.

Билл Брайсон «Краткая история почти всего на свете»
Книга начинается с поздравления: «Вам это удалось. Знаю, что попасть сюда было нелегко. Вообще-то, я полагаю, что это было несколько труднее, чем вы можете подумать». Дальше — про то, что значит «удалось»: как устроен тот мир, куда мы угодили. Тут в самом деле сказано почти про все — Большой взрыв, квантовые скачки и тяжелые надбровья неандертальцев. Научные теории и факты Брайсон — гениальный рассказчик — подает не в готовом виде, а через истории о том, как добывались все эти сведения. Сгодится все: сны ученых, голливудские фильмы и популярные рекламные ролики; Брайсон — дока по части объяснения сложных фактов через впечатляющие бытовые аналогии: «Если бы галактика была мороженым горохом…» Иногда он не брезгует манерой продавца подержанными автомобилями: «Хорошая новость, как представляется, состоит в том, что истребить вид — ужасно трудное дело. Плохая же новость в том, что никогда нельзя рассчитывать на хорошие новости. Что еще хуже, так это то…» — но все-таки вы все время уверены, что эту «историю всего» написал компетентный ученый. И не только вы — за свою книгу Брайсон получил премию за вклад в развитие мировой науки имени Рене Декарта.

Елена Костюкович «Еда. Итальянское счастье»
Это гастрономический путеводитель по областям Италии (что где едят) и итальянской культуре (почему едят именно там, кто ест и как давно). Еда — это «кулинарный код», через который удобно (и увлекательно) познавать страну. Этот семиотический подход дает удивительно свежие плоды: «Муссолини… ел как попало, пил по три литра молока в день… Неудивительно, что Муссолини всю жизнь маялся из-за больного желудка. Его диктатура получила прозвание творожной (di ricotta)».
Книга разделена на главы-регионы: Ломбардия, Апулия, Кампанья… В пограничные зоны втиснуты «интермедии» — «Пицца», «Евреи», «Тоталитаризм», «Средиземноморская диета». Костюкович понимает, что адекватно перевести итальянскую культуру еды на русский невозможно; тем остроумнее ее переводы отдельных слов: аль-араббиато, скажем, у нее — «сердито»; если уж ей удалось ввести в русский язык слово «одержимец», то неплохой шанс есть и у «олея» (оливковое масло) и «оцета» (укуса).
Не последним фактором, выделяющим книгу из прочей италианы, является предисловие Умберто Эко. Разумеется, энтузиазм профессора можно отнести на счет личных причин (Елена Костюкович перевела пять его романов); однако после прочтения «Итальянского счастья» у нас еще меньше оснований не доверять Эко, чем до.

Исабель де Мадариага «Екатерина Великая и ее эпоха»
«Екатерина II, правившая в России с 1762 по 1796 год, не имела ни малейших прав на российский престол» — так начинается книга «Екатерина Великая и ее эпоха», популяризованная авторская версия фундаментальной 1000-страничной научной биографии. Мадариага, английский историк-русист (с невероятным презрением относящаяся к русско-советской историографии — не зря ее Екатерина не похожа на ту, что в русских учебниках), явно любит свою героиню — и доказала, что та была «лучшим даром германских земель ее новой родине», царицей, с которой России повезло. Она реконструирует прежде всего базу — экономику, политику, уровень жизни эпохи, — но не пренебрегает и подробностями: оказывается, Екатерина лично следила за тем, чтобы при строительстве кладбищ учитывалась роза ветров. Или вот: хотя в том, что Пугачев при казни умер раньше, чем надо, обвинили палача, на самом деле бунтовщика сначала обезглавили по тайному приказу самой Екатерины — чтобы меньше страдал. Еще Екатерина была уверена, что славянские языки значительно повлияли на другие — «название Гватемалы она выводила из русских слов «гать малая». Словом, в конце книги не сомневаешься: неважно, есть ли у тебя право на престол. Главное — хорошо ли ты им воспользовался.

Дава Собел «Дочь Галилея»
Оказывается, у Галилея (1564–1642) было трое незаконных детей, и в архивах чудом уцелели 124 письма к нему от рано постригшейся в монахини старшей дочери. Речь в них шла не только о духовной жизни сестры Марии Челесте, но и о технологии проведения экспериментов, личной жизни и даже болезнях — расстройство желудка, начинающийся перитонит — ее отца, «отца современной науки» (так Галилея называл Эйнштейн). На основе уникального материала Дава Собел сочинила подробную биографию Галилея — оттуда мы узнаем, как все было на самом деле. Почему Галилей отрекся от гелиоцентрической модели Вселенной, что в действительности происходило на Пизанской башне, откуда он сбрасывал свои ядра, и в Пизанском соборе, где он наблюдал за лампой, покачивающейся во время службы… Собел, кстати, охотно цитирует сами письма: «Возлюбленный господин отец!» и т.д. Вряд ли они кого-то растрогают, но ощущение аутентичности от них — несомненное. Если есть здесь в самом деле нечто трогательное, так это финал: на могиле Галилея, в которой нашли и женский скелет, нет надписи о том, что там же похоронена и его дочь. «И все же она там».

«Дозор как симптом»
«Я думаю, что не скажу вам ничего особенно нового, а может, и скажу: ну конечно же, вампир — это главный герой капитализма», — сообщает нам Павел Пепперштейн, и это еще не самая увлекательная статья в сборнике статей, диалогов, стихов, коротких реплик и искусствоведческих справок, посвященных феномену «Ночного» и «Дневного дозора». Гройс, Топоров, Секацкий, Емелин («Не хочу быть вурдалаком,/Буду пить один кагор,/Выведи меня из мрака,/Выведи, Ночной дозор!»), Трауберг, Седакова, Крылов, Цветков и другие увидели в фильме не только императивное послание массам, но и закодированный интеллектуальной элите — и взялись его расшифровывать. Фильм, выясняется, есть «художественно выраженная идеология новой советской бюрократии», способ оправдания существующего строя, существующей власти. Все — ну или почти все — не только увлекательно, но и убедительно. Похоже, авторам идеи удалось создать образцовый интеллектуальный продукт: собрать адекватных авторов, точно указать на метафору современности и красиво передать форму существования этой метафоры (книга по формату имитирует киноэкран). Страннее всего не то, что интеллектуальная элита страны всерьез рассуждает о вампирах, а то, что книга уникальна: ничего подобного в России сейчас не производится.

Наталия Лебина «Энциклопедия банальностей. Советская повседневность: контуры, символы, знаки»
Под озадачивающей вывеской и за предуведомительной статьей с отпугивающим названием «Советская повседневность: проблемы семиотической реконструкции» скрывается увлекательнейшая книга о нюансах советского быта: что как выглядело, что когда было trendy и с чем это было связано — и не только предметы, но и явления, в широком смысле — формы досуга, популярные диагнозы болезней. «Смерть мужьям», «Молодежные кафе», «Раскидайчик», «Дрова». Вот, к примеру, — банальнее не придумаешь — дрова: в статье внятно, с цитатами из Маяковского и журнала «Природа», изложено, как и когда дрова исчезли из городской обыденности и чем были заменены. «Ихтиандровец», «хабэ», «пивбар». Каждая статья — комбинация истории, мемуаристики, личного опыта и литературных свидетельств. «Тапочки домашние», «самоубийства», «молоко в пакетах». Впечатляет и набор иллюстраций — «Бабетта» и «бикини» в советской модификации» и все такое. Жемчужина коллекции — рис. 26: «А.Тарковский в американских джинсах танцует рок-н-ролл. 1962 год. На стене портрет Э.Хемингуэя».

Людмила Таймасова «Трагедия в Угличе: Что произошло 15 мая 1591 года?»
Кровавых мальчиков на самом деле было четверо. «Один из них был сыном Ивана Грозного, другой — внебрачным ребенком Стефана Батория, третий — эстонским мальчиком, четвертый — Юрием Отрепьевым. Первый ребенок убит в декабре 1590-го по вине Бориса Годунова, второй — тогда же переправлен в Речь Посполитую, третий умер 15 мая 1591 года во время эпилептического припадка, четвертый — через четыре года принял постриг под именем Григория». «Трагедия» — исключительно серьезная историческая реконструкция и одновременно сенсация, потому что отвечает наконец на вопрос: убивал ли все-таки Годунов царевича. Оказывается, рукописный текст «Обыскного дела» был фальсифицирован. Доказав это, можно задавать вопросы: «Почему Василиса шла через внутренний двор мимо царевича, если могла… пройти через хозяйственный двор? Почему Волохова несла оружие открыто, не обернув его тканью или не спрятав от посторонних глаз?» История ножа, на который «напоролся» царевич. Роль Трифона Вятского. Таинственная «баночка с бальзамом, привезенная Фрэнсисом Дрейком». Если и не исторический детектив — то феноменальный материал для исторического детектива: Йен Пирс и Алексей Иванов должны за таким в очередь выстраиваться.

«Веселие Руси. ХХ век. Градус новейшей российской истории: от «пьяного бюджета» до «сухого закона»
Первая мировая и первач; революция и самогон; «Красная Бавария — все для пролетария»; наркомовские сто грамм; антиалкогольный блицкриг Горбачева. Под сомнительной формулой «нетрадиционный подход к традиционным проблемам русской истории» — захватывающая хроника российского ХХ века, рассказанная коллективом московских историков через историю употребления алкоголя и попыток его госрегулирования. Источники — документы, статистика, фольклор, поэзия, худлит; вульгарные отсылки к личному опыту и ерничанье касательно курьезности предмета описания отсутствует в принципе. «Самый дешевый коньяк азербайджанского производства трехлетней выдержки стоил 13 руб. 80 коп. Так как его цена ассоциировалась с датой Куликовской биты — 1380 год, — он именовался куликовским. Это говорит о достаточно высоком интеллектуальном потенциале советских пьяниц. Вряд ли современная генерация алкоголиков имеет какое бы то ни было представление о Куликовской битве, не говоря о ее дате». В главе «Алкоголь как контркультура» — неожиданно точные наблюдения: «Кое-кто из адептов «Аквариума» утверждал, что песни Б.Гребенщикова можно слушать только в состоянии алкогольного опьянения».

Гевин Мензис «1421 — год, когда Китай открыл мир»
Первая же фраза — будто из стивенсоновского романа: «Лет десять назад я наткнулся на одну древнюю карту, изучение которой сулило невиданную перспективу». Хотя в том же духе будет выдержана вся книга, это — документальный труд. «1421» — альтернативная история Великих географических открытий; только не фантастическая — «что было бы, если» — а подлинная: так, во всяком случае, утверждает Мензис — английский историк-дилетант, командир подводной лодки в отставке, однажды увидевший странную доколумбовскую карту, где изображалась Америка. Через 10 лет изысканий он опубликовал книгу, где объявил Колумба, да Гаму, Магеллана и Кука если не мошенниками, то фальсификаторами: они знали, куда плыли, потому что «держали у сердца» китайские карты. Оказывается, в 1421 году китайский император Чжу Ди собрал самый большой в мире «Золотой флот» — и затем за два года, потеряв 90% личного состава и судов, обплыл земной шар и открыл все континенты и основные проливы. Герои, однако, вернулись на родину уже при новом императоре — с тех пор на долгие века Китай стал проводить политику изоляционизма. Большинство карт было уничтожено, но кое-что попало в Европу — дальше все всё знают.

Алексей Варламов «Алексей Толстой»
600-страничная жэзээловская, классическая, без беллетристических выкрутасов, биография «красного графа» — или «красного шута», если угодно. Варламов — опытный жизнеописатель (выпуски «Грин» и «Пришвин» в той же ЖЗЛ), знаток эпохи, литературных скандалов и любовных треугольников, подтекста и контекста, анекдотов («В кабинет к Толстому стучится лакей: «Ваше сиятельство, пора на партсобрание»), изрядный рассказчик, добросовестный литературовед, автор смелых гипотез (не у Толстого ли позаимствовали главный сюжетный ход сценаристы «Служебного романа»?). Он искренне любит своего героя — главная добродетель для биографа. В тексте много психологии, но для баланса он плотно подбит документальной подкладкой — письмами, мемуарами и газетными вырезками. Читается как роман — может быть, не как «Гиперболоид инженера Гарина», но не хуже, чем «Петр Первый». Хорошая работа.