«Вроде коммунисты, но какие-то психоделические» Режиссер Алена Полунина о леваках-трикстерах и настоящей независимости

— А вы правда про коммунистов Петербурга и Ленинградской области недавно узнали?

 — Честное пионерское.

— Они же давно в деле: протестовали против «Аватара» и бондарчуковского «Обитаемого острова».

— И даже снимали собственные ремейки. Они все время недовольны кем-то из мира искусства. Эдуарду Хилю предъявляли, что он стал популярен в Америке. Я наивный человек — поэтому и снимаю документальное кино, наверное. Все вокруг все знают, а я как с луны свалилась.

— То есть кино для вас — инструмент познания…

— …реальности на ощупь. Думаю, те, кто документальным кино занимается, — они вообще наивные ребята в целом. Обычные люди на сюжеты, из которых порой вырастает кино, реагируют: «Э, что такого?»

— У меня по фильму сложилось впечатление, что коммунистов ЛО всего двое — Малинкович и Перов. В этой организации вообще есть другие люди?

— Есть. Посчастливилось видеть на собраниях Бюро (с большой буквы Б). Человек пять. Хороший, крепко спитой коллектив.

— Спитой?

— Ну, не отказывают себе в возлияниях, когда собираются в своем Бункере. Это, конечно же, называется, «бункер».

— Правда, что сейчас они из маргиналов превращаются в серьезную политическую единицу?

— Ясно, что существует олдскульная, сильно сдавшая, полинявшая и с большим ку-ку КПРФ, но в них какое-то стариковское благородство сохраняется. Герои же фильма в свое время влились в движение «Коммунисты России», которое чудесным образом насчитывает космическое количество членов. И теперь они тоже зарегистрированы в партии.

— Мне кажется, что это вообще петербургский тип политики — троллинг. Депутат Милонов в том же жанре выступает.

— Не могу сказать. Я не исследовала все срезы этого разветвленного баобаба.

— Ну вот когда непонятно, то ли это троллинг, то ли шизофрения.

— Это не совсем так. С моей стороны не очень-то правильно говорить все — помешает моим дальнейшим показам. Можно поискать в интернете — и станет ясно, почему этот лидер таков и зачем он нужен. Но изначально, конечно, Малинкович — это артистическая натура и левые взгляды. И душевная травма, которую ему когда-то нанес Зюганов. Полагаю, эта травма и привела к расколу, Малинкович ушел, увел с собой верного Перова и создал свою мощную организацию. В отличие от олдскульного Зюганова, который в тот момент еще не владел интернетом, эти ребята были более компьютеризированными. Они поняли, что мощная партия не обязательно должна существовать на парадах, — она может существовать в виртуальном пространстве. Если зайти на их сайт, можно перепутать с сайтом КПРФ: вроде коммунисты, но какие-то психоделические. Конечно же, ленинцы. Ленинистом, на самом деле, быть удобно. Не так опасно, как любить Сталина. На такой любви можно долго держаться и дождаться исторического слома, на котором власть изобразит какую-то либерализацию и допустит все общественные организации до регистрации. Но, думаю, лидер организации все же утомляется любить Ленина так истово и круглосуточно.

— Сейчас много разных интересных леваков — от интеллектуалов до таких вот странных ребят.

— Надо понимать, что еще год назад, когда были выборы и волнения, они выступали то под флагом «Справедливой России», то Малинкович почему-то агитировал на митинге «Единой России».

— Он и в фильме высказывается о Путине очень тепло.

— Да, оберегает его от пожеланий нехороших — несложно сделать определенные выводы. Но передо мной абсолютно не стояла задача кого-то разоблачать — просто хотелось сделать кино. Документальную комедию.

— Два ваших героя — такая архетипическая пара. Дон Кихот и Санчо Панса, Робинзон и Пятница…

— Кинокритик Вадим Рутковский сказал: «Пятачок и Винни-Пух под красным флагом». Есть еще и хлестаковская такая тема в непальской части фильма. Большинство документалистов, с которыми я стараюсь поменьше общаться, потому что это довольно тухлая публика, заныли бы: «самоигральные герои».

— Это плохо?

— Это считается низкий пилотаж. Вот какая-нибудь тетя Люся, которая продает билетики в метро…

— Рядом с которой надо еще десять лет прожить…

— …чтобы она что-нибудь сказала. Или спела. Или корову бы подоила, натуралистично. И при этом еще бы в камеру не стрельнула (глазами). Да, они «самоигральные» герои. К ним же все время приезжает телевидение, договариваются — и они быстренько что-то там исполняют. Для них работа «на камеру» — это сотрудничество, в этом была трудность поначалу. И когда я, в первую съемочную экспедицию еще, услышала от вождя «Мы же сотрудничаем?», то сказала: «Стоп-стоп, это не так». Поначалу героев фильма явно выбешивало то, что их не просят позировать, как в случае с ТВ, и что происходит что-то непонятное, и долго происходит. Даже какие-то фальшсъемки поначалу делала, чтобы они успокоились. Главное было не спугнуть, исчезнуть, оставить их вдвоем.

— Перов отличный.

— Да, для меня он в фильме положительный герой. Там грустная история за Перовым: городок шахтерский, депрессивный, в 90-е было жутко, жрали кошек. Он поднялся из совершенно люмпенской среды. И, действительно, растет над собой.

— Тянется за своим партнером-интеллектуалом.

— При этом он природным умом не уступает, а то и превосходит своего лидера. Перов радовался жизни. Очень хотел увидеть крокодила — и он его увидел. Но, конечно, все время находился под железной пятой командира.

— А то, что вы им купили билеты в Непал, — это не вмешательство режиссера в жизнь?

— Мне кажется, правил нет. Любая монтажная склейка — огромное насилие над жизнью. Если рассуждать так, то всем адептам «настоящего» документального кино надо сразу сделать себе харакири. Только охранник в метро сидит и смотрит документальное кино на камере слежения, пока мимо идет толпа. Вот где бесконечная трансляция реальности. Я ведь в фильме ничего не скрываю: ввожу эпизод, где появляется засланный казачок, с серьезным предложением. Герои трикстеры — и я буду трикстером. Получился танец лис.

— Они не стали более зависимыми от того, что вы за них заплатили?

— Наоборот, зависимы были скорее мы. С героями фильма было единственное соглашение: делайте, что хотите, но мы все время рядом, с камерой. Сели в самолет — и начался каскад гэгов, временами переходящих в дурной китч. А в Катманду их уже ждали комсомольцы, с которыми Малинкович познакомился до этого на Фестивале молодежи и студентов в ЮАР. К этому моменту мы с оператором уже были. «А, это сопровождающая съемочная группа. Каждый наш шаг в России освещает телевидение». Так что мы просто путались под ногами.

— «Непал форева» действительно можно смотреть как комедию. Вы как-то раз упомянули, что собирались снять игровой фильм.

— Да нет, сейчас точно нет. Хочется делать только документальное кино. Это моя кислородная подушка. Но я никуда не тороплюсь, не участвую в тараканьих бегах. Подожду еще пару лет. Документальное сообщество, оно же очень маленькое, мало кому нужное. И они там все боятся: «Ой, я полгода не снимал. Про меня же все забудут!» Да чтоб тебя забыли, тебя должен кто-то знать. У меня отличное терпение. Буду искать деньги на следующий проект. Уже есть идея, написанная заявка, она мне дико нравится, съемки фильма мне снятся. На него нужно, на самом деле, не так много. А спорт внутри этой богадельни документалистской меня всегда ужасал. Я же не встроена во все эти коррумпированные структуры, в Госкино…

— То есть это возможно: не брать у них денег?

— Да. Если ты последователен, если ты упертый и принимаешь риск такого положения. Меня не интересует слава, меня не интересуют вопросы эго. Те, кто снимает авторское доккино, — фанатики. Я сейчас думаю: надо было все фильмы, начиная с первого, подписывать разными именами. Например, Матильда Петрова какая-нибудь. Кто такая? Что такое? Я бы себе руки развязала. Сейчас уже поздно. Но я всегда сама по себе.

— Но в нашей стране все нонконформисты в какой-то момент начинают снимать сериалы для Первого канала.

— Ну, я отвечаю за базар. Как-то пыталась снимать сериал про футбольных фанатов для одного канала — не как режиссер, а как креативный продюсер. Был бы очень смешным, если бы не осел где-то в недрах. Тогда поняла, как работает сериальная система. Мы придумали черную комедию, с реальными прототипами, кровь на стенах, пожирание ментов — все работало. Сделали пилот, он не дотягивал, но была потенция. Насмотрелась, как все это устроено: госкиношная система, телевизионная — не изменить никак. Ничего там здравое, здоровое, замечательное не произрастет. Я сейчас вернулась с Рублевки. Угадайте, чем я там занималась с восьми утра?

— Ландшафтным дизайном?

— Близко, да. Мои приятели-художники расписывают купол бассейна, а я им фоны малюю. Это честные деньги. И удовольствие — нам весело. И медитативное: 100 кв. м голубизны, на которой потом вырастают вазоны, питоны. Когда-то входила в альянсы с разными каналами и всегда бежала, унося в зубах авторскую версию. Было достаточно двух или трех экспериментов, чтобы понять — бесполезно. Недавно была в одной крупной медийной структуре. Сидит в кабинете такой красивый малый, лет двадцати пяти — у него глаза, как у мертвой жабы. И он произносит слова, которые, мне казалось, уже моветон даже среди телевизионных начальников: «Пипл хавает». И тут я понимаю: «Да ты конченый». Не хочу тратить на это свой мозг и свои способности — иначе это просто какое-то кармическое преступление. «Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?», да? Сознательно. Вижу этих ублюдков — телевизионных, госкиношных, с мертвыми глазами, осоловевших от легких денег, — висящими до горизонта на фонарных столбах, до горизонта, в закатном свете, колышутся в такт. Я бы этого не сказала еще пару лет назад. Но достало. Чтобы это случилось, нужно, чтобы пришел новый Хам и всех повесил на фонарях. С помощью говорунов с Болотной ничего не изменится. И все системы останутся такими же — циничными, коррумпированными. Меня, конечно, тоже могут вздернуть, по ошибке. Но эти суки у меня же отнимают, и у таких, как я, — почему я не могу по праву пользоваться ресурсами своей богатой страны и заниматься любимой профессией?

— Они вам в другой форме эти деньги возвращают. Покупают дома и бассейны, а вы им фоны малюете.

— По крайней мере я не снимаю порнографию из серии: «Смотрите документальный фильм! На канале таком-то! Отбивка! Тыдынц!» Занимаюсь подмалевками, но не проституирую любимое дело. Вот что я думаю: компромисс — это плохо.