Конец фильма

Закрытие Музея кино

Наум Клейман, директор Музея кино, читает вслух газету The Moscow Times: «Лосев, управляющий делами Союза кинематографистов, опровергает слухи о продаже Музея кино «Арлекино». Клейман бьет газетой по коленке. «Ему что, письмо Михалкова показать? Я вам не могу его процитировать – это внутреннее письмо. Хотя и Лосев, и руководство Конфедерации союзов кинематографистов все отрицают, мне доподлинно известно, что между Киноцентром и «Арлекино», – Клейман тщательно подбирает слова, – идут самые серьезные переговоры. По некоторым сведениям, продажа состоится в августе». Сразу после Московского кинофестиваля Музей, как всегда, закроется на лето. «Была, – говорит Клейман, – замечательная реплика у Людоеда из шварцевского «Дракона»: легче всего съесть человека, когда он в отпуске или в командировке. У нас на сентябрь и октябрь запланирована японская и венгерская программа, но я не знаю, где мы ее будем показывать».

На самом деле Клейман и остальные уже давно на осадном положении. С тыла теснит развлекательный комплекс «Арлекино» с дискотекой-рестораном Infiniti и кафе Infashion, с левого фланга – стрип-бар Crazy Girls и агентство недвижимости «Святоград». Только до этого лета Клейману как-то удавалось не замечать соседей. Ну несколько раз охранники «Арлекино» отправляли зрителей к черному входу, как-то заставили одного посла пробираться к Музею через помойку. «У нас нет никакого сообщения с «Арлекино» – все проходы закрыты. И я даже не знаю, кто их директор – правда, есть слухи, что чуть ли не Джабраилов. Как-то пробовали поговорить с владельцами, а охранники сказали: здесь только управляющие сидят». На сайте Музея кино собирают подписи в защиту Музея, студенты РГГУ готовятся провести 23 июня на Пушкинской площади митинг, в поддержку Музея выступают Вайда, Норштейн, Хуциев. Татьяна Лиознова звонит Клейману из санатория и просит свою подпись поставить первой. Но на письма и митинг Клейман особо не рассчитывает. «Я, наивный человек, недавно пошел в Министерство культуры. Они сидят в замечательном особняке – там, кстати, монтировали свои фильмы Эйзенштейн, Пудовкин. Может, говорю, найдете для нас этаж? Или вот у вас есть прекрасный зал на триста человек. Им он нужен всего раз в неделю – для пресс-конференций. Мне сказали: вы что, с ума сошли? Нам самим помещений не хватает». Пока единственная зацепка – фраза, произнесенная на «Кинотавре» Марком Рудинштейном: он готов пустить Музей кино в свой «Мир Кинотавра». «Но мы даже о другом просим московское правительство. Даже это наше здание мы рассматривали всегда как временный барак: оно изначально было некачественным, бездарный проект – этот лабиринт из комнат. В Берлине вот специально построили здание для Музея кино. Смешно, но немецкие кинематографисты сюда приезжали и у нас спрашивали, каким оно должно быть. Нам необходимо свое здание».

На улице перед стоянкой «Арлекино» дежурит высокий плечистый омоновец. Про выселение Музея он ничего не слышал. «Какое кино, если тут постоянно думаешь, как семью на пять тысяч прокормить? Отработал неделю, а в выходные вертишься, чтоб подзаработать. Да я в кино в последний раз был в школе, наверное». Внутри комплекса за стойкой сидит девушка в строгом костюме. Айгуль – администратор «Арлекино». «Нет-нет, про покупку ничего не знаю. Я только знаю, что вот в кафе на улице будут байкеры приезжать, а вон там у нас клуб. А про Музей не знаю, но это все у нашего руководства с финансами связано: один день оно так решает, другой – по-другому. Кто директор «Арлекино»? Этого я не могу сказать». Берет трубку: «Нет, не хаус – у нас современная музыка». Айгуль про Клеймана – как и Клейман про Айгуль – тоже ничего не знает. «Я никогда не была в Музее. Мне как девушке даже страшно было бы туда пойти: они в закоулке каком-то темном. А должен быть торжественный, яркий вход с большой лестницей». За столиком в Infiniti – девушки и молодые люди с длинными челками; у них здесь будет выпускной – им нужно выбрать блюда. «Правда, закрывают Музей? – оживляется блондинка в веснушках. – Но это же единственное место, где такие фильмы показывают. Это было бы отвратительно… Но только я не удивлюсь, если на Красной площади откроют казино». – «Ну-у, не знаю, – тянут ее одноклассники. – Жалко, наверное». И уходят с головой в меню.

На выходе из Музея кино вахтер смотрит телевизор. «Ну как?» – спрашивает. «Вы тут, – говорю, – мне кажется, все в облаках витаете». – «О, нет! – вахтер поднимает указательный палец. – Мы верим в справедливость: предвкушения разрушают грядущую реализацию».