Говорит и показывает
«Монологи вагины»
Плохой спектакль могут спасти хорошо поставленные поклоны. Самый хороший спектакль провалится, если актеры кланяются публике кто во что горазд. Это аксиома. Московский финн Йоэл Лехтонен показал, что пролог к спектаклю важней поклонов.О Лехтонене следует сказать, что он ставил только современную европейскую драматургию, относящуюся к особой группе риска. К примеру, «Психоз» Сары Кейн, покончившей с собой после того, как она поставила в пьесе точку. Теперь он поднял знамя современной документальной драмы, американские «Монологи вагины».
Пять лет назад говорили, что «Монологи вагины» сыграет в Москве Дапкунайте, участвовавшая в лондонской постановке. Потом говорили, что Серебренников будет ставить пьесу и уже заказал перевод. Еще говорили, что такой спектакль появится в Театре Пушкина. Прошлым летом Рената Литвинова решала, играть или не играть в «Монологах вагины». Этим летом пьесу Ив Энцлер, о которой известно было только то, что она скандальная, показали в Москве.
Три актрисы в черном, Вера Воронкова, Анна Галинова и Екатерина Конисевич, по очереди вставали со стульев и рассказывали от лица сотен реальных американских женщин, чем пахнет вагина и во что бы ее хотелось одеть, если бы она разгуливала по городу вроде гоголевского носа. Какие она порой претерпевает унижения и как ее называют в разных странах. В конце концов Вера Воронкова заставила зал дружно скандировать «п...да», но настоящим скандалом стали не сама пьеса, пафосная и сентиментальная, и не скандирование на манер первомайских здравиц. Скандал разразился раньше. Когда публика еще только расселась в зале и погас свет, на экране замаячил видеоарт: камера блуждала между складок женского тела, в динамиках что-то экстатически охало и пищало. Через три минуты публика стала хихикать. Через пять – роптать. Через десять минут в зале поднялся свист, вой и крики. Дама рядом со мной говорила спутнику, что они кричат, потому что не знают, что режиссер – финн, у финнов, мол, все медленней происходит. На двадцатой минуте на сцену вышел сам режиссер и сказал, что эти двадцать минут ничто по сравнению с годами ожидания этой пьесы в России. Дальше можно было и не продолжать.