Бассейн «Чайка»
Людивин Санье появилась на большом экране в первые дни третьего тысячелетия. Премьера фильма Франсуа Озона «Капли дождя на раскаленных скалах», где 20-летняя блондинка сыграла свою первую большую роль, состоялась 13 февраля 2000 года на Берлинском фестивале. Так она стала первой французской XXI века - за полтора года до Одри Тоту с ее «Амели». Потом Санье пела и плясала в компании «8 женщин» - по соседству с Денев, Ардан и Юппер. Потом появилась совершенно голой в «Бассейне» - и обнаружила совершенно выдающиеся формы. Потом взялась за Чехова и сыграла Нину Заречную в фильме Клода Миллера «Малышка Лили». Следующий шаг - покорение Голливуда - случится вот-вот. Алексей Васильев встретился с новой звездой в парижском кафе Au Chat Noir.
Ровно через три часа весь мир узнает, чем закончится «Матрица», но мне до этого нет дела. 5 ноября 2003 года, ровно в полдень по парижскому времени, я разглядываю трусы Людивин Санье. Трусы белые, плотные, с зеленым крокодильчиком. Сразу над логотипом Lacoste на животе – трогательная родинка. Внезапно Санье отдергивает пальцы от резинки трусов, которую она вытащила из-за пояса джинсов: зажатая между средним и указательным сигарета чуть было не превратила родинку в ожог.
Ее ресницы тронуты бледно-голубой тушью – как у старшеклассницы, которая еще стесняется да и не умеет краситься, но не рискует отстать от подруг. Но трусы она показывала не из ребячества, а в знак солидарности с иммигрантами, которые, по запальчивому заявлению Санье, нередко занимают ее постель и сердце.
– Вам доводилось хоть раз видеть цветных на рекламе Lacoste? Смешно! Если эта марка еще жива, так только благодаря подросткам из пригородных гетто: у них носить Lacoste считается шиком. Но владельцы фирмы совсем не желают видеть цветных среди покупателей, коль скоро с их рекламы лыбятся белые. А часто вам доводилось видеть во французской телерекламе арабов? И это страна, где ислам принят как вторая официальная религия!
Она рада показать, что имеет свое мнение на любую тему – от психологии до политики. Однако стоит углубиться в обсуждаемый вопрос, и она путается в показаниях, смущается, сама начинает любопытствовать и задавать вопросы. Ей едва исполнилось 24.
«Застрявшая между подростком и женщиной, по сути – никто» – так она характеризует себя в эту пору. «Никто» тем временем изумительно сыграла чеховскую Заречную в современной адаптации «Малышка Лили» и уже востребована Голливудом – в совместной постановке Sony и Universal «Питер Пэн» со стомиллионным бюджетом роль феи исполняет Людивин Санье.
– Я вам даже не скажу, кто играет другие роли, – я все съемочные дни болталась на тросах на фоне синего экрана и воображала людей и ситуации, на которые моя фея реагирует.
Статусом звезды она обязана ролям в трех фильмах Франсуа Озона – «Капли дождя на раскаленных скалах», «8 женщин» и «Бассейн».
– Теперь принято говорить, что я начала существовать, когда встретила Озона.
– А что вы делали, пока его не встретили?
– Полагаю, я росла.
Она родилась 3 июля 1979 года под Парижем в местечке Ле-Сель-Сен-Клу.
– В моем классе учились немцы, русские, португальцы, испанцы, а сама школа стояла между мечетью и пансионом для африканских иммигрантов. Я росла в плавильном котле культур со всего мира и потому так рада, что Париж сохранил эту свою любовь к экзотике. Хотя пошли разговоры о запрете дальнейшей иммиграции, они меня пугают. Что бы я делала, например, без граффити: они появились, когда я была подростком, я смотрела на проезжающие поезда и изучала рисунки и надписи на вагонах.
– Вы знаете, что многие обвиняли «Амели» в фашизме за то, что фильм показывает идиллический Монмартр без цветных?
– Да что вы говорите?! Чушь какая, там цветных и в помине нет. Может, они имели в виду: показывает идиллический Монмартр без туристов?
В кино Санье впервые сыграла десятилетней девочкой. Эпизод был бессловесный, но не проходной – разве есть незначительные детали в фильмах Алена Рене (это была картина 1989 года «Я хочу домой»)? Ребенком она мелькнула на экране еще с полдюжины раз, в том числе в «Сирано де Бержераке», но этот факт своей биографии опускает. Санье предпочитает излагать события, приведшие ее к главным ролям у Франсуа Озона, несколько иначе.
– Уже в детстве мною овладело мистическое чувство самопожертвования. В 16 я твердо решила стать монахиней, чтобы денно и нощно молиться.
– Тем, что вы так не поступили, мы обязаны Озону?
– Нет, папе римскому. Я увидела его живьем, и мои фантазии как ветром сдуло. Нельзя допускать, чтоб мечта сбывалась, иначе ей конец. Потом по здравом размышлении я решила, что свою мистическую тягу мне лучше реализовать в кино. В религии ведь сколько ни молись, сколь чистыми ни будут твои намерения, вера все равно истончается – от чьих-то сомнений, а то и откровенного лицемерия. В кино же я могу отдавать себя целиком – никто не помешает мне сделать так, чтобы люди поверили в моего персонажа, коль скоро я сама так верю, что становлюсь им. Вот на съемках «Чайки» – Нина ведь предает Треплева, согласившись с успешными театралами, что он пустозвон. Так, представьте себе, я точно так же в это самое время чуть не потеряла любимого человека, молодого писателя, который был не понят и страдал от этого.
– И что с ним сейчас?
– С ним все в порядке. Я ведь доиграла роль, получила урок и поняла, как избежать ошибок моей героини в моей собственной жизни.
По версии Санье, после разочарования в монашестве она подвизалась в дубляже – и успешно: во французской версии «Леона» Натали Портман говорит голосом Санье. Ее приняли в профсоюз; по законам французского артистического сообщества она получала зарплату, даже когда не была занята в съемках. Санье воспользовалась этим, чтобы бесплатно играть в экспериментальных и студенческих короткометражках.
– Так я знакомилась с начинающими режиссерами и людьми кино. Один фильм, который мы сняли в Гваделупе, пользовался бешеным успехом в Париже. Он получил несколько премий, и его посмотрел Озон. Он предложил мне роль в «Каплях дождя». Весь материал со мной был отснят за 10 дней: тогда мы еще не стали друзьями.
Санье сыграла роль отчаянно влюбленной девчушки, которая идет вызволять своего любимого мальчика из квартиры гомосексуалиста средних лет, где мальчик завис, открыв новые стороны своей сексуальности. На поверку гей оказывается просто развратником, и, оценив преимущества буржуазного уюта, девчушка с легкостью уступает распутному старику. «Капли» получили приз за лучший гей-фильм на фестивале в Берлине; предстоял большой промо-тур.
– Звезды никак не могли поехать с Озоном: Бернар Жиродо оказался недоступен, Анна Томпсон недоступна, и Озон предложил мне составить ему компанию. Украина, Эстония, Германия, Швейцария. Я согласилась – что мне было терять?
Санье глубоко затягивается и мечтательно щурится навстречу осеннему солнцу.
– Ах, как же это замечательно, когда нечего терять. Раньше я делала что хотела: я могла только что-то приобрести, но портить мне было нечего. Теперь приходится заботиться о репутации, о внешнем виде, о том, чтобы сыграть сцену на уровне; не думаю, что от этого я играю и выгляжу лучше.
В поездке двое сблизились. Санье поразила Озона тем, как много и с какой убежденностью говорила о его работе. К концу поездки она решила, что Франсуа у нее в кармане.
– Когда начались пробы для «8 женщин», я так верила в нашу дружбу, что ни капельки не сомневалась: роль моя, он вызвал меня на пробы для проформы. Я просто покривлялась перед объективом, как на вечеринке. Роль отдали другой.
За две недели до начала съемок другая оказалась беременна.
– Действие фильма происходит на протяжении суток. Резона, чтобы юная героиня набирала вес, быть не могло. Озон вызвал скорую помощь в моем лице. Урок с пробами кой-чему меня научил – я работала как паинька.
В компании с семью гранд-дамами французского кино Санье получила приз Берлинского фестиваля – «за творческий вклад». Волею судьбы Санье оказалась вписана в золотую плеяду французского кино: ведь Озон снял не просто детектив, а эссе о преемственности поколений французских актрис.
– Самое мудрое, что сделал Франсуа, – пригласил на роль бабушки Даниель Даррье. Она полна желания играть, она может заигрываться, она жизнелюбива; и при этом она была звездой еще в довоенных фильмах Билли Уайлдера, в черно-белом кино Манкевича и Офюльса. Рядом с ней даже Катрин Денев по статусу была девчонкой-сорванцом. Все эти чудовища как-то притихли в присутствии Даниель – а ведь не будь ее, съемочная площадка превратилась бы в курятник.
Санье удалось завязать теплые отношения лишь с Эмманюэль Беар.
– Вот кто клоун по жизни. В каждом дубле – разная. То убитая горем, то на грани нервного срыва, то полна энтузиазма… и всякий раз блистательна. Франсуа оставалось только выбирать настрой героини, но не качество игры.
В следующем фильме Озона, психологическом детективе «Бассейн», Санье уже играла на равных в дуэте с Шарлоттой Рэмплинг – и предъявила во всех подробностях свою неожиданно убедительную анатомию.
– После фильма я получила кассету от одного парня. В письме он предложил мне записать пластинку, он написал чуть ли не 50 песен для меня. Одна называлась «Плавательный бассейн и жевательная резинка». Слова примерно такие: «Посмотри, я в бассейне, я совершенно голая, я жую резинку. Пошли со мной, я вижу, ты в грязь лицом не ударишь – вставишь так вставишь». Совсем чувак перепутал меня с моим персонажем. В кино-то я изображаю разных людей, но если запою – а я бы с удовольствием записала пластинку с кем-нибудь близким по духу, – я уже буду выступать от первого лица. И уж точно это не лицо шлюхи.
– Ну почему обязательно от первого? Вот Азнавур в каждой песне менял маски…
– Да, сегодня он трансвестит, завтра бедный художник… Но Азнавур никогда не пел, чтобы под него дрочили. И я тоже такой цели не ставлю. Эти песни, что мне прислали, – просто непристойные куплеты.
– Но Джейн Биркин прославилась, исполняя непристойности…
– Да, но то были непристойности Гензбура, а он был гений. Фильмы Франсуа тоже изобилуют непристойностями – но это он просто так взбадривает себя, смысл его фильма вовсе не в моей голой попе. Я на пляже лифчика не сниму – такая стеснительная. В кино другое дело: за персонажем я – как за ширмой. Хотя раздеваться в «Бассейне» и в «Малышке Лили» – это две большие разницы.
Обратившись к чеховской «Чайке», виртуоз психологического этюда Клод Миллер («Лучший способ маршировки», «Под предварительным следствием», «Преступление для Бетти Фишер») не только перенес действие в среду современных французских кинопромышленников, но и дописал к ней счастливый финал. Самоубийство Треплева (Стевенен) оказывается неудачным; пролечившись в психиатрической лечебнице, он пишет сценарий о событиях в загородном доме и запускается с полным метром. Аркадина и Тригорин играют сами себя. Заречная, к тому времени уже успешная звезда, прослышав, что не приглашена в проект, начинает вести себя, как Диана в «Собаке на сене», пока наконец ее муки не становятся искренними. Сцена, где пьяная и очевидно обкуренная Санье умоляет Треплева взять ее в фильм, катаясь по гламурной кровати, – самая сложная и эмоциональная в фильмографии актрисы. Боязнь пересудов коллег, ревность к счастью брошенного некогда возлюбленного, осознание тщеты своей теперешней жизни, внезапное желание стать по-настоящему великой актрисой, но превыше всего – прожить снова, пусть под софитами, те несколько августовских дней на даче, на кромке ее будущей славы – все это Санье играет на одном плане.
– Мне было сказано ничего не играть, а быть самой собой. Мне запретили выдумывать какие-нибудь композиции, выстраивать драматургию образа. Все, что мне разрешили, – чутко наблюдать себя как актрису, осваивающую успех, и присутствовать на площадке как свидетельство о себе самой в данный отрезок своей жизни. Так что когда в «Малышке Лили» я голая – я голая по-настоящему.
Санье, большая поклонница фильма «Всё о Еве», сама мечтает стать похожей на Аркадину: «Мне сказали, что каждая Заречная вырастает в Аркадину, это верно?» – но не думает, что найдет в себе силы приносить в жертву личную жизнь и тем более будущих детей.
– В нашем фильме в роли Маши снималась Жюли Депардье, дочь Жерара. Я очень близка с этой семьей. Я думаю, в том, что у Гийома больше нет ноги, есть вина его отца. Конечно, он ее не отрезал. Но своим равнодушием он поселил в детях ужасную боль. Все его сто пятьдесят великих фильмов не стоят одной молекулы этой боли.
– Вы верите в любовь?
– Верю в ее жизненную необходимость.
– Проводите грань между любовью и сексом?
– Скажу так: любовь необходима организму – как дыхание, секс – как пища.
Санье поджигает десятую сигарету и принимается болтать о том о сем. Расспрашивает меня о природе комического у Чехова: «Ах, он был морфинист? Тогда понятно, поэтому люди кажутся ему такими докучными»; скептически отзывается об американских кинопрофессионалах: «Чем больше денег, тем больше портятся люди»; ужасается лондонским ценам: «Там уже вообще ничего нельзя себе позволить!» и – нет, она не пойдет на третью «Матрицу», ни сегодня, ни когда бы то ни было. «Я и первую не осилила. Смотреть, как все бегают с пушками и клянутся спасти мир? Поверьте, «Матрицы» не стоит смотреть – в них стоит только сниматься».