перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Зимнее чтение 8 книг, которые самое время читать на длинные праздники

Архив

Тревел-райтинг

Елена Давыдова-Харвуд «Испанские каникулы»

«Время. Люблю о нем размышлять, и в поисках особенного времени я и оказалась здесь, в Испании». Продолжение «английской», о нравах современных англичан, книжки.  Написанный от «я» наполовину роман, наполовину путевые заметки — в духе питермейловского «Прованса»: приметливая и мечтательная русская женщина, уставшая бессмысленно тратить время в пробках в ноябрьской Москве, выходит замуж за англичанина и селится в Испании — где можно купаться в ноябре и кататься на лыжах летом, где в супермаркетах продают когти дракона, где полицейские шутят так, что всем весело, где за похороны ампутированной ноги дерут триста семьдесят евро, где  масло жмут не из зеленых, а из спелых оливок, где украинские няньки распускают о русских конкурентках слухи, будто те воруют детей, — и счастлива каждый божий день, двадцать четыре часа в сутки.

 

Отечественный роман

Роман Сенчин «Информация»

«Произошло как в каком-нибудь анекдоте: жена принимала ванну, ее мобильник лежал на столе;  я пытался смотреть очередную вечернюю муть. Мобильник пиликнул — пришла эсэмэска. От нечего делать я взял его и открыл». Сенчинская «Крейцерова соната», с ударением на первое слово. Тридцатидвухлетний преуспевающий — типичный герой нашего времени, хоть сейчас на проспект Сахарова — москвич тяжело переживает личную драму: измену жены. Измену, а потом и еще одно, гораздо более изощренное предательство; собственно, вся жизнь его превращается в серию катастроф, только не голливудских, а обыденных, тривиальных, абсурдно-банальных. У Сенчина фантастический слух на всякого рода пошлость — языковую, политическую, бытовую; собственно, приключения его героя — это приключения мухи, застрявшей в янтаре: ничего не происходит, только пошлость вокруг все густеет и густеет. А может быть, пошлость — это как раз писать романы из современной жизни о таких избитых вещах? Может быть — и чтобы нейтрализовать ненужный эффект, Сенчин вводит в повествование карикатуру на самого себя — литератора Свечина: «реализм… про жизнь…». Да-да, именно так; и мало у кого этот самый «реализм» выглядит таким свежим.

 

Детская книга

Джулия Дональдсон, Аксель Шеффлер «Тимоти Скотт»

«Тимоти Скотт, музыкальный кот,/С гитаристом по имени Фред,/Пели на улицах круглый год./К ним отовсюду сбегался народ/И не жалел монет». На самом деле не только «Тимоти Скотт» — целых три книги за год, одна лучше другой; и все — в фантастически остроумных переводах Марины Бородицкой, чью фамилию следовало бы печатать прямо на обложке — потому что она умудряется сделать так, что по-русски стихи Дональдсон выглядят лучше, чем в оригинале.

 

«Зог» — миниатюрный роман воспитания, остроумно обыгрывающий нарративные клише европейского рыцарского романа. «Тюлька» — гимн литературе:  история  про ненадежного рассказчика, показывающая, что fiction, вымысел в состоянии открыть такую правду, которую невозможно добыть никакими другими способами; пожалуй, если бы у Борхеса было воображение побогаче и если бы он писал для пятилетних детей, то вместо «Сада расходящихся тропок» он сочинил бы «Тюльку». Наконец, «Тимоти Скотт» — семейная наносага: головокружительная история отцов и детей, потерь и обретений. Да, кстати: об этом нигде не сказано, но имейте в виду: в каждой книге Дональдсон и Шеффлера есть Груффало. Его довольно легко обнаружить в «Тимоти Скотте», не особенно легко — в «Тюльке», а вот в «Зоге» придется постараться как следует — даже не рассчитывайте обнаружить его с первого раза.

 

Сборник рассказов

Владимир Микушевич «Таков ад»

Сборник квазидетективных новелл от великого переводчика и  автора лучшего отечественного романа нулевых годов — «Воскресение в третьем Риме». Место действия — подмосковная Мочаловка, где постоянно случается нечто интересное для уголовного розыска. Главные герои — сыщик Анатолий Зайцев и обладающий мистическими знаниями старец Аверьян, те же, что в сборнике «На будущий год» (именно поэтому подзаголовок книги — «Новые расследования старца Аверьяна»). Гюнтер Гиперболоидович Гарин пытается взорвать Москву, однако голубая сойка спасает город. Ундины топят постояльцев подмосковного санатория в озере. Гномы похищают у богачей драгоценные камни — однако после встречи Аверьяна с их королем статус-кво восстанавливается. Мир ближнего Подмосковья — не то, чем кажется, и тот, кто умеет читать его тайные знаки, поймет очень многое; читателю-наблюдателю придется  пересмотреть свои представления не только о дедуктивном методе, но и о смерти в целом.

 

Биография

Андрей Балканский «Ким Ир Сен»

«Товарищ Ким Ир Сен — Восходящее Солнце — национальный герой из породы великих азиатских революционеров, гранитных колоссов, персонажей скорее Древнего мира, чем нашего». Не апологетическая, однако написанная явно с сочувствием и уж точно без ерничества ЖЗЛ человека, который совершил у себя в стране революцию, носил форму капитана Советской Армии, встречался в 80-х с Ельциным, создал идею «партизанского государства», согласился заплатить за независимость столько, сколько потребовалось («Можно прожить без конфет, но нельзя  — без бомб»); и, как ни иронизируют над Кореей западные СМИ, нельзя отрицать, что сейчас существует «своеобразная мода на Северную Корею»: «парадокс — маленькая и бедная КНДР стабильно находится  в фокусе внимания мировых СМИ, является одним из ключевых ньюсмейкеров». В период всеобщей глобализации самобытность и уникальность Северной Кореи становятся привлекательным фактором. Бонусы: очерк истории и географии территории, на которую распространялась власть Ким Ир Сена; зажигательное предисловие Э.Лимонова; подробное описание советского участия в становлении северокорейского государства.

 

Переводной роман

Роберт Персиг «Дзен и искусство ухода за мотоциклом»

«Будда с тем же удобством расположился в коробке передач мотоцикла, что и на горной вершине или в лепестках цветка». Путевой журнал человека, который путешествует по Америке на мотоцикле со своим 11-летним сыном; детектив (главный герой страдает раздвоением личности и приступами слабоумия); цикл проповедей — и спрессованный в стандартные романные размеры курс истории философии. Метафизическое путешествие совершается параллельно пространственному перемещению героев, причем пропорции соблюдены: на равнине мотоцикл мчится на высоких передачах — и рассуждения попроще, в горах еле-еле ползет на первой, и соображения становятся позаковыристее. «Это замечательный пример приключенческой литературы, где приключения происходят не с людьми, а с идеями» (Пелевин о «Дзене»). В новом переводе М.Немцова.

 

Рецензия на первое издание 2002 года

 

Науч-поп

Майк Браун «Как я убил Плутон, и почему это было неизбежно»

«Как астроном я испытывал профессиональное чувство отвращения к пробуждению на рассвете». Ироничная автобиография — или, пожалуй, уникальная научно-популярная   исповедь — астронома, который открыл новую планету Солнечной системы, Эриду, — но вместо того чтоб провозгласить, что планет теперь десять, решил «убить» девятую на том основании, что, если все «карлики» зачислять в планеты, ничем хорошим это не кончится. Решение спровоцировало немалый общественный протест; началась настоящая — и от этого не менее абсурдная — «битва за Плутон» — очень некстати, потому что одновременно астроном растит дочь; перипетии, связанные с отцовством, накладываются на «астрономические», а научные проблемы — с бюрократическими; кто бы мог подумать, что в XXI веке жизнь у астрономов такая бурная.

 

Детектив

Джесси Келерман «Гений»

«Врать не буду, поначалу я вел себя не ахти. Карты на стол. Мне-то, конечно, хотелось бы верить, что потом я все сделал как надо. И все-таки следует признать: ясной цели у меня не было. Поначалу точно не было. И это еще мягко сказано. Раз уж я решил писать все по-честному, так скажу честно: все, что я делал, я делал от жадности и от большой любви к себе». И не арт-детектив, и не семейная сага, и не пикареска; ни в какой жанр «Гений» на самом деле не вписывается. К главному герою, нью-йоркскому арт-дилеру, попадают странные рисунки исчезнувшего художника; с этого момента в его жизни появляется навязчивая идея — найти пропавшего гения, создавшего удивительный мир; выясняется, что прошлое этого художника косвенным образом связано с ним самим.

 

Ошибка в тексте
Отправить