Повелитель мук

Лев Додин привозит в Москву «Короля Лира»

Спектакли в МДТ «разминаются» годами, когда как во всех театрах страны, от глубокой провинции до МХТ, обычный срок для появления спектакля — три месяца. Однажды директор театра Роман Малкин в отсутствие Додина принимал делегацию английских театральных деятелей. «Вот, собирается «Лира» репетировать», — рассказывал Малкин. Гости интересовались, кто Лир. «Да у нас все — Лиры. Семак, Иванов, Курышев…» — Малкин называл имена людей возраста от 35 до 40. Англичане отказывались верить: Лир — он ведь старик! «Так пока Лева поставит, они состарятся».

Два года до премьеры. Работа над спектаклем в театрах обыкновенно начинается так: артисты обнаруживают на доске приказ о начале репетиций, где непременно бывает распределение ролей. Приказ в МДТ тоже вывешивают, но это означает, что в зале должна собраться вся труппа. Додин будет читать пьесу.

За 22 года в МДТ не сменились даже технические сотрудники, включая бабушек-вахтерш, билетерш и уборщиц, не говоря об актерском составе, который стабилен, как семья. На первую репетицию собираются люди, прожившие вместе полжизни. Им многое понятно заранее. Например: за какую бы пьесу ни взялся Додин, к зрителям в итоге выйдут истерзанные жизнью мученики, поскольку Додин уверен: «Легко поставить хороший спектакль нельзя!» Это, как сказал бы Станиславский, «предлагаемые обстоятельства». Это не обсуждается.

Поэтому в первый день репетиций Додин спокойно читает вслух пьесу. Актеры уверяют: читает Додин гениально. Играет один за всех. На иной репетиции он без умолку говорит шесть часов кряду, будто ветхозаветный пророк. Потом он может уехать на постановку какой-нибудь оперы в Европу, оставив актерам распоряжения, — и они будут исправно ходить на репетиции, разминать и разминать текст, сочиняя эпизоды, которых у автора нет, но которые запросто могли бы быть. Станиславский, которого Додин боготворит, утверждал, что роли должны прорастать в актерах, как зерна.

Год до премьеры. Примерно за год до премьеры актеры на главные роли перестают рассматривать какие-либо предложения работы на стороне. Петр Семак — король Лир — получил распоряжение: «Не стригитесь и не брейтесь». Лира Додин видит с волосами до плеч, а парики тут не носят; в «Дяде Ване» уездный доктор Астров начинает походить на д’Артаньяна. На репетициях читают «Лира» во всех существующих переводах, а также в подлиннике. Тем не менее на репетицию актер должен являться «чистым листом» — у Станиславского был термин «импровизационное состояние актера». Коллеги в театрах по соседству успевают в это время сыграть по две-три-пять ролей, но в МДТ другая арифметика: без преувеличений великий русский актер, Семак сыграл за 20 лет менее 10 ролей. Три года назад известный собиратель талантов Олег Табаков позвал Семака в МХТ. Искушать знал чем: обещал три роли в сезон, московскую зарплату и квартиру. Додин не то чтобы отговаривал, но напомнил: «Вот-вот начнутся репетиции «Дяди Вани». Войницкий — вы. А потом будет «Лир» — и это тоже вы». «А потом пенсия», — остроумно рассудил Семак и уехал. Табаков ни в чем не обманул, но через год Семак вернулся. Додин блудного сына принял. Но, возможно, после этого окончательно утвердился в мысли ставить «Лира» о предательстве близких людей и о фатальном взаимонепонимании поколений.

Полгода до премьеры. Появляются декорации, и репетиции переносятся на сцену. С появлением декораций Додин практически переселяется в театр. Актерам шьются для репетиций специальные хламиды, которые к премьере будут изодраны в клочья: такова экспрессия додинских проб. На этом этапе войти в процесс уже невозможно. Актриса Ксения Раппопорт, которая год репетировала роль Гонерильи, на два месяца уехала в Италию (на съемки) и роль потеряла. Это не репрессии, просто режиссер с актерами начал объясняться интонациями и междометиями.

Герои пьесы актерам уже родней домочадцев. Столкнувшись с Додиным в туалете, актер Семак полчаса проговорил с ним о роли. Фраза режиссера «Пусть сегодня линию такого-то персонажа пройдет актер такой-то» уже не пугает — наоборот, появляется пьянящее чувство экстрима. В других театрах в это время еще читают свою роль по бумажке.

Три месяца до премьеры. Первое подобие прогонов. Додин придирается. Самое типичное замечание: «Я не понял». Выдающийся педагог Аркадий Иосифович Кацман, с которым Додин вместе выпускал курсы, называл это «Смотреть свои спектакли как враг».

Додин, уточняя детали, начинает собирать их в целое: строит свои знаменитые метафоры, архитектурно выверенные мизансцены. В «Пьесе без названия» в это время появился бассейн, куда падают, напившись от отчаяния; обыкновенно в воду падают водевильные герои — для смеха; у Додина же падают — и там совокупляются, когда, по идее, стреляться надо бы. По городу начинают ходить дикие слухи: «Вы слышали, что Додин раздел всех; что Лир насилует дочерей; что актрисы в мороз репетируют в мокрых платьях; что Додин заказал прозаический перевод?!»

Месяц до премьеры. Время, называемое условно «дембельский метр»: двадцать пять репетиций до премьеры, двадцать, десять… Атмосфера горячечная. На пятой минуте прогона Додин вспомнил сцену, которую вымарал неделю назад, и четыре с половиной часа занимался только ею: без нее-де многое остается непонятным.

Бешеное напряжение, срывы, истерики — норма. Актеры заходят в буфет с возгласом: «Яду мне!» Персонажи в этот период могут исчезать из спектакля массово. На капустнике после «Бесов» вымаранные герои подготовили остроумнейший номер в виде собственных поминок.

Неделя до премьеры. Необходимость в какой-то момент все-таки остановиться Додин воспринимает как катастрофу. Вместо того чтобы махнуть рукой на мелкие огрехи и шлифовать крупную форму, наоборот, погружается в частности, словно до премьеры еще один год. Актера, который вдруг заговорил слишком самоуверенно, он обязательно приструнит: «Хорошо, но назидательно. В жизни все путаней. Сознание собственного несовершенства украшает жизнь».

«Додин делает театр про людей» — это лишь тезис. Антитезис: никакой другой режиссер не вытащил на сцену столько человеческой грязи, низости, жестокости. Герои Додина насилуют детей и женщин, убивают, предают — и все это сознательно, подробно, по убеждению; так тошнотворно люди выглядели разве что у Достоевского. Но эти твари фантастическим образом способны испытывать чувство стыда и раскаяния, которое возносит их до небес…

Совсем коронная реплика, которая, верно, войдет в учебники по режиссуре: «Нам важно представить себе, что происходит между людьми, а не как играть эту пьесу в театре».

Между тем выходить на сцену завтра.

День премьеры. В больших театрах актеры в гримерках слушают спектакль по внутреннему радио. Они знают, когда нужно выйти, чтобы попасть на сцену ровно к своему эпизоду. В Малом драматическом же начинают стягиваться к выходу на сцену после того, как помреж произнесет по радиотрансляции: «Господа актеры, внимание, до начала спектакля осталось 15 минут, я даю первый звонок, всем ни пуха ни пера». За пять минут до начала тут набивается двадцать человек: все в черно-белом, другой гаммы в МДТ почти не бывает. Незаметно возникает Додин — в безупречном пиджаке, вместо галстука — щегольской шейный платок. Звучит обычное: «Ну, братцы, с богом».