«Я хотел, чтобы фильм можно было лизать, как леденец» Хармони Корин об «Отвязных каникулах», возрасте и галлюцинациях

— Вы сами на весенние каникулы куда-нибудь уезжали?

— Нет. Когда я был подростком, у нас в Теннесси это было важно, народ куда-то ездил, а сам я дома оставался — катался на скейте.

— Что это вообще за обычай? Из Европы ­кажется — просто собирается толпа подростков и напивается.

— Я годами коллекционировал картинки с весенних каникул просто для себя. Как ребята жгут мебель, девицы мочатся на полянах для мини-гольфа, люди блюют на песке — ну обычное подростковое американское свинство где-нибудь в тропиках или во Флориде. Такая Ривьера для реднеков. Вообще, весенние каникулы — что-то вроде метафоры молодежного безумия. Особенно мне нравился один образ: девушки в бикини — в таких неоновых купальниках, в лыжных масках и с пушками. На белом пляже. И еще единороги у них на масках. Вот из этого все и выросло.

— А почему эта картинка вам так в голову ­запала?

— Да не знаю. Я когда кино не снимаю, обычно торчу дома, рисую, и из этого получается визуальная сторона фильмов. Придумываешь какой-то образ, разрабатываешь его. Что-то в нем было притягательное, и я придумал к нему историю. Что, если они грабят на пляже туристов?

— Несмотря на историю, ваш фильм похож на музыкальную импровизацию.

— Ага. В фундаменте там есть и сюжет с началом, серединой и концом, и внутренняя структура, и все традиционные дела — но, по правде говоря, я всегда думаю о кино в несколько ином ключе. Пытаюсь экспериментировать, и здесь особенно. Чтобы фильм хотелось описывать в музыкальных терминах, чтобы в нем были петли, как в электронной музыке. Что-то похожее на транс, что-то из области чувств. Хотел сделать жесткий попсовый хит: вот что-то неистовое, а потом раз — и оно исчезло. Насилие, которое растворяется в ночном небе.

— Это вы сами придумали или у кого-то подсмотрели?

— Я с детства смотрю все подряд. Не разделяю культуру на высокую и низкую. Из клипа с YouTube можно почерпнуть столько же, сколько из Говарда Хоукса. Искусство, не искусство — мне наплевать: это либо работает, либо нет. И когда я придумываю фильм, на меня словно идет поток образов со всех сторон. Тон, цвета, текстуры, Флорида, бикини, неон, лак для ногтей… Это почти физическое ощущение. И я хотел, чтобы фильм в некотором смысле был как наркотический трип, галлюцинация. Начинаешь в реальном мире, а потом тебя уносит в неизведанное. Чтобы можно было лизать, как леденец. Пожалуй, единственное чужое кино, которое я мог бы упомянуть в этом контексте, — «Майами Вайс» Майкла Манна, очень люблю его. Но вообще, стараюсь за полгода или даже за год до съемок перестать смотреть кино, потому что оно и так живет внутри меня. Оно — часть души. Часть того, чем заполнен ваш мозг. Я стараюсь транслировать это менее очевидными способами. Ну и потом мне нравится придумывать собственное дерьмо.

— А видео с каникул, которое в фильме, — вы его купили или нашли где-то?

— Да нет, я сам все снял.

— В пресс-релизе написано, что вы исполь­зовали и чужие записи.

— Думаю, они просто наврали.

— И что, это были обычные подростки, они занимались своими делами, и вы их снимали?

— Ага, мы снимали во время каникул, так что это был сплав реальности и кино. Люди, которые там оказались, начали просачиваться в сюжет, и наоборот — фильм изменился под воздействием происходящего. В какой-то момент я увидел, что персонажи стали куда яростнее, и у актрис вдруг появились такие ухватки, о которых я и не подозревал, — и мне это нравилось.

— То есть актеры сильно повлияли на окон­чательную версию сценария?

— Да, но меня сценарий вообще не очень интересует. Сценарий — это что? Идеи, они лежат себе мертвым грузом на бумаге. Потом ты приходишь с камерой, и все оживает. Так что я и актеров, и оператора, и вообще всех призываю импровизировать, не бояться, быть яркими, принимать неочевидные решения. Нет правильного или неправильного — есть хорошее и плохое.

— А пробы вы проводили?

— Да. Селена прилетела ко мне в Нэшвилл и проходила пробы у меня в гостиной.

— А ваша жена пробы проходила?

— Я с ней уже работал и в ней не сомневался. Я провожу ее пробы. Каждый день.

— А было что-то, что они отказались делать?

— Конечно, по-всякому бывает. Но я стараюсь заранее все обговорить и примерно понимаю, кто на что готов. Ну и потом, слушайте, я Хармони Корин, я уже довольно давно снимаю фильмы — все уже примерно представляют, кто я такой. Редко бывает, чтобы кто-то пришел с мороза, этакой девственницей. Для них, думаю, самым сложным было то, что я не привык снимать в павильонах. Сразу еду на натуру, в реальные места. И часто это открытые места, что для актрис означает уйму чертовых папарацци, и несовершеннолетних поклонниц, и всякого такого — что для меня было совершенно в новинку. Иногда там было больше папарацци, чем членов съемочной группы. Мне-то лично абсолютно наплевать, но им… Или вдруг раз — и в кадр залетает вертолет. А они-то в образе, им сложно, конечно.

— Для вас в новинку, наверное, были и голливудские агенты, которые говорят, может ли их клиент пописать на обочине или раздеться догола. Как проходили переговоры?

— Честно — я не торгуюсь. Мне насрать. Вообще не веду переговоры. Нет их. В моем кино нет ничего случайного. Я делаю так, а не иначе, потому что я хочу видеть определенные картинки, снятые определенным образом. Раз вы хотите быть в моем фильме, значит, вы хотите работать со мной и сделать что-то особенное, по возможности замечательное.

— То есть все, что вы хотели, было сделано?

— Почти все. Я не мог позволить фильму выйти в категории «18+», — а в какой-то момент стало казаться, что дело к тому идет.

— А почему не могли позволить?

— Ну потому что в Америке в таком случае все кинотеатры от тебя откажутся. У меня был опыт с «Гуммо», которому пытались присвоить «18+», «Детки», кажется, вышли без рейтинга — в общем, меня эта история с рейтингами преследует, и сейчас я такого не хотел, это просто убило бы картину. Впрочем, в фильме нет сцен, из-за которых я теперь мучаюсь, что их не дожал.

— Каково вам быть сорокалетним?

— Странно. Я до сих пор, когда слышу это, такой: сколькилетним? Ну да. Иногда кажется, что я уже так давно всем этим занимаюсь, а иногда — что только начинаю. Время — странная штука.

— И чем заняться сорокалетнему? Эта картина для вас, кажется, этапная. Первый шаг к диснеев­скому фильму?

— О, я бы очень хотел снять диснеевский фильм, это было бы круто. Это же сон. Давайте, вручите мне ключи от этого королевства.

— И на что он был бы похож?

— На этот фильм. Слушайте, о чем вы, это же и есть мой диснеевский фильм.