Хороший год
Кино про 1984-й
На неделе мы ходили с девушкой на фильм немецкого режиссера Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка «Жизнь других» — мелодраму про бесчинства госбезопасности в ГДР. Картина хорошая, но вместе с тем, на мой вкус, как бы слегка для идиотов. Там, например, честный гэбист берет у диссидента томик Брехта и читает его на рабочем месте — чуть ли не в слезах. А министр культуры склоняет к сожительству красавицу артистку, угрожая ей запретом на профессию. Короче, страшно наглядно поданы ужасы тоталитаризма. И год действия, понятно, — 1984-й. Я уже начал обреченно ерзать и закатывать глаза, и тут барышня шепотом спросила: «Слушай, а так тогда было принято?» Что именно, говорю. «Ну вот это все — следить, прослушивать квартиры, запрет на профессию». Шепотом, чтобы не мешать соседям, я объяснил подруге, что в ГДР был социализм и, следовательно, там все было — примерно как у нас, только с одеждой и игрушками получше. Подруга кивнула: «Ага. То есть это и у нас было принято?» Я шепотом рассказал ей про советский общественный строй — совсем вкратце, конечно, и мы стали смотреть дальше. На середине фильма одного персонажа не пустили за границу (в общем, за дело — персонаж все время выкрикивал антисоветские лозунги, даже в гостях), и барышня снова тронула меня за локоть: «Слушай, и за границу тоже нельзя было поехать?» Пока я рассказывал про железный занавес, двое героев покончили с собой, а выживший пошел по весеннему (уже объединенному) Берлину в архив Штази знакомиться с доносами коллег и отчетами наружки. «Слушай, и у нас так было?» Я сказал, что нет, и когда в зале зажегся свет, девушка с серьезным лицом спросила насчет Путина. В общем, сходили в кино. Я родился в 1977-м, а моя подруга — как раз в 1984-м. Мы, строго говоря, принадлежим к одному поколению. Но я успел вступить в пионеры и побыть гособвинителем на инсценированном в рамках урока литературы процессе над Мишкой Квакиным (его изображал классный изгой Игорь Зак, которому, как сейчас помню, дали 5 лет общего режима; либеральные родители чуть меня не убили, когда я вернулся из школы с веселым рассказом об этом). Моя подруга была октябренком, но почти уверена, что на октябрятском значке были изображены Чип и Дейл. Еще ей пришлось объяснять, кто такой Мишка Квакин, — она, конечно, не читала «Тимура и его команду». И даже если предположить, что большинство девушек 1984 г.р. впервые узнают про социализм из фильма режиссера фон Доннерсмарка (а так оно, скорее всего, и будет), — любой вывод, который из этого последует, покажется страшно банальным. Понятно, что в ФРГ снимают «Жизнь других», а у нас — «Старые песни о главном», и хотя, на мой вкус, и то и другое — примерно одинаковая пошлость, возможно, все-таки есть какая-то связь между «Песнями о главном» и тем, что на каждом московском рейсе — хоть в Лондон, хоть в Бангкок — всегда найдется минимум одна дико довольная собой двадцатипятилетняя рожа в майке с надписью «СССР». После фильма мы с барышней гуляли по городу. Я рассказывал ей, что в СССР к каждому ксероксу был приставлен часовой, а из иностранных фильмов вырезали постельные сцены, а она говорила: «Да ты что?!» Вечером я по привычке включил канал, где раньше ловился BBC World, а теперь идут «Вести 24». Первое, что я услышал, — слова диктора, моего, судя по всему, ровесника: «В ответ на аморальную провокацию британских властей…» Если бы меня звали Флориан Хенкель фон Доннерсмарк, я бы тут, конечно, позволил себе какое-нибудь банальное обобщение. e