Перестроечное кино 25 лет спустя «Посвященный» Олега Тепцова и позднесоветская мистика

Эпоха перестройки насквозь пропитана мистикой: на фоне наркотического и культурного бума происходит повальное увлечение эзотерикой, выходит на свет «московское мистическое подполье», представители художественной богемы устраивают бесконечные мистификации — это не могло в той или иной степени не выплеснуться на экран. Казалось бы, с приходом гласности кино должно было обратиться к социальным проблемам, о которых раньше говорить было невозможно, и такие фильмы, конечно, были (достаточно назвать «Маленькую Веру»), но смутное время перехода, когда старые механизмы уже не работают, а новые еще не проявились, требовало другого языка — загадочная трансформация реальности сливалась с тревожным закадровым гулом. Перестройка — время абсурда и фантасмагории: тут можно вспомнить и фильмы Киры Муратовой, и сюрреализм «Города Зеро», и метафизические сдвиги тандема Абдрашитов — Миндадзе. Такой была и «Нога».

Но едва ли не главным мистиком кино той эпохи оказался Олег Тепцов.

Перестроечный дух похож на фарсовое отражение декаданса Серебряного века, и это, наверное, одна из причин, по которой стал так популярен первый фильм Тепцова — «Господин оформитель» (1988). «Оформитель» начинался как дипломная работа, а позже разросся до полного метра — миф о Пигмалионе, разыгрывающийся как мистический триллер в модернистских декорациях Петербурга начала XX века, был изобретательной стилизацией, удачным экспериментом по смешению жанра и ритма ленинградского арт-кино, но не более. «Оформитель» — герметичный фильм, не несущей в себе генетической памяти о том периоде разлома. Он был скорее красочной ностальгией эры эстетического упадка по безвозвратно ушедшей эпохе утонченности.

Следующая работа Тепцова, «Посвященный» (1989), находится от «Оформителя» на расстоянии нескольких световых лет. Снимал ее как будто другой режиссер, хотя сходство между ними есть.

Сценарий к обоим фильмам писал Юрий Арабов. История Ангела Истребления, из которой возник сценарий «Посвященного», драматургу буквально привиделась во сне — и первым делом он предложил ее своему постоянному соавтору Александру Сокурову, тот начал снимать «Спаси и сохрани», и за работу взялся Тепцов.

Главный герой фильма — немногословный юноша, получающий от немого уникальный дар — способность предвидеть будущее и распоряжаться судьбами тех, кто его разозлит. Главную роль сыграл художник Гор Чахал, чья романтическая внешность и создает особую энергию фильма. Его лицо само достойно кисти художника, и композицией кадра режиссер неоднократно уподобляет его врубелевскому Демону.

Но Тепцов (как кстати и другой ленинградец — Лопушанский) по первому образованию музыкант, он закончил консерваторию, и сюжет для него имеет второстепенное значение — он лишь образует канву для загадочных и ярких образов. Во главу угла этот режиссер ставит ритм, пресловутую тягучую атмосферу ленинградской школы. Странные паузы, долгие немотивированные проходы с камерой, отвлеченные вставки и фигуры умолчания создают здесь вакуум, способный втянуть зрителя внутрь, сделать мистическую атмосферу реальной, физически ощутимой — все то, чего недоставало его китчевому дебюту. Это делает его фильм проницаемым для современного зрителя. Огромную роль в этом играет и саундтрек Сергея Курехина.

Фильм открывается почти соцреалистическим кадром с врезающимся в память лицом ребенка. Дальше показывают замедленный механический балет шестеренок под псевдорелигиозный латинский хорал. Титр «Посвященный». В самом начале фильма устанавливают капкан — в него попадается лис, которого обливают бензином и поджигают. Ребенок молча наблюдает эту сцену.

Главный герой ютится с матерью в явно непредназначенном для жизни индустриальном пространстве, в беспорядке заставленном предметами позднесоветского быта. Он мастерит чучела сгоревших животных и готовится к любительской театральной постановке на фабрике, ведь он всю жизнь мечтал стать актером. Отец его единственного друга — народный артист, и они идут на его спектакль «Революционный крейсер». Спектакль этот — придуманная авторами ленты пародия на многочисленные пьесы о моряках Балтики, которые своим вдохновенным порывом ниспровергают старый мир. Попав за кулисы, где актеры в богемно-диссидентском ключе перед камерой зарубежного телеканала обсуждают недостатки пьесы, герой прерывает разговор, утверждая, что проблема не в тексте, а лишь в том, что они играют ложь.

Посвященный здесь, конечно, носитель фаустовского духа, но в фабричной постановке Гете он играет Мефистофеля, и это раздвоение важно для глубоко религиозного Арабова: в связи с этим фильмом он прямо говорит, что сам процесс наказания уже есть некий грех. Это понимает и Ангел Истребления, целуя землю и слагая с себя сверхъестественные полномочия. Его место занимает тот самый народной артист, персонифицирующий в себе всю ложь, все лицемерие неменяющегося мира. А Посвященному остается только лечь и сгореть дотла.

Но что важно для нас сейчас? Быть может, пора уже побороть этого демона перехода, изжить эту травму и перестать отрицать свою связь с прошлым? Ведь в конце герой осознал, что его настоящим отцом являлся тот, кто был его главным врагом. Возможно, пора взять судьбу в свои руки и выйти из этого состояния исторической подвешенности — или мы так и останемся, как тот лис, сгорать в капкане. Во всяком случае это те ощущения, которые остаются после просмотра этого потерянного фильма, лишь однажды показанного на Берлинском кинофестивале.