Промзона
6 тезисов Фестиваля российских театров танца ЦЕХ
По первому образованию Елена Тупысева – специалист в области патентного права. По второму – театральный продюсер. Между делом – регистрируя товарные знаки или работая с экспертным советом в «Золотой маске» – Тупысева танцевала. Пять лет назад она узнала о существовании современного танца и с тех пор перестала танцевать – открыла вместе с хореографом Сашей Пепеляевым Агентство российских театров танца ЦЕХ и одноименный фестиваль, ставший главным смотром российских танцовщиков, не проходящих по ведомству бального, народного, клубного танца, балета и стриптиза. Пять лет спустя ЦЕХ облюбовал себе место жительства на метро «Бауманская», в актовом зале фабрики технической бумаги «Октябрь», уже отдавшей один из цехов под выставочный зал. Проект «Фабрика» на проектные мощности выйдет к будущему лету. Тем временем нынешний, пятый по счету, фестиваль ЦЕХ, в афише которого – совместная с эстонцами постановка Саши Пепеляева и совместный с африканцами проект Dance Traffic, будут показывать в Театре Луны. А в Третьяковской галерее на Крымском Валу, прямо на лестнице, покажут российско-американский side specific – спектакль, спровоцированный местом. Перед началом фестиваля директор ЦЕХа Тупысева опровергает распространенные заблуждения о современном танце.
1. Это не эстрадный танец
– Нас часто воспринимают как подтанцовщиков к певцам вроде «Ритмов планеты» и балета «Тодес» Аллы Духовой – меньше обижает, когда нас путают с балетом.
2. Это не балет
– Но с балетом нас тоже упорно пытаются сравнить – мол, современный танец вышел из балета и ему противостоит. Ничего подобного. Уже в начале XX века существовал не только балет, но и постклассический танец, модерн. А российский современный танец, появившись в 90-х, к балету тем более никакого отношения не имел. Татьяна Баганова, к примеру, закончила «Кулек» в Москве, Саша Пепеляев по профессии химик, Ольга Пона – инженер сельхозмашин. К театру современный танец куда ближе.
3. Это не вполне театр
– Когда я зову на фестиваль друзей и знакомых, я предупреждаю, что это вроде театра, но не нужно искать в происходящем ни сюжета, ни глубокого смысла, и если у вас возникнет ощущение, что вы чего-то не поняли, то это оттого, что вы не совпали со спектаклем энергетически. Здесь важнее атмосфера, чувственный, ассоциативный ряд. Когда я после большого перерыва оказалась в традиционном театре, многое в нем мешало: слишком статичная картинка, слишком много информации нужно воспринять ушами, я просто забыла уже, как эти вещи между собой координируются. Видимо, это все-таки визуальное искусство.
4. Танцуют не всегда под музыку
– Иногда меня спрашивают: «А под какую музыку у вас танцуют?» Я говорю: «Музыки может и не быть». Есть ведь другая, внутренняя музыка. И внутренний сюжет. Самим танцорам интересно придумывать себе роли и складывать истории внутри спектакля, но об этом никто может и не догадаться. Актерам это дает возможность импровизировать, при этом публика видит что-то свое. В общем, если это и театр, то театр физический. Часто используются несвойственные обычному человеку движения, трюки, акробатика. То есть это немного цирк.
5. Российский танец не только для русских
– В нынешнем ЦЕХе участвуют эстонцы и африканцы. С эстонцами в последнее время работал Саша Пепеляев. Африканцы вообще особая история. Три года назад американский продюсер Филипп Арну предложил нам совместный проект с танцовщиками из Восточной Африки – Танзании, Уганды, Кении. В Кении есть мультижанровый центр Go Down в бывших складских помещениях – это и театральные площадки, и мастерские художников, и там все так правильно придумано, что мы увидели это и стали искать здесь такое же пространство. Думаю, что фабрика на «Бауманской» может стать таким со временем. Так вот об Африке. Там сейчас формируется художественная элита, у них такая детская энергия и такое позитивное настроение, что с ними определенно интереснее общаться, чем с американцами или европейцами. Я как-то была на одном симпозиуме в Африке, «Арт-саммит» называется, там столпы тамошней культуры собираются, и вот мы, русские, идем на кофе-брейки, а они поднимаются со стульев и как есть, в официальной обстановке, начинают танцевать. На нынешний ЦЕХ мы привозим спектакль черного хореографа с челябинскими танцовщицами и спектакль из Кении, который поставили Саша Конникова и Альберт Альберт.
6. Современный танец не загнивает
– В середине 90-х был прорыв российского танца на Запад. Тогда Саша Пепеляев и Татьяна Баганова выиграли фестиваль в Сан-Дени, и к ним выстроилась очередь из западных продюсеров и директоров фестивалей. Тогда я познакомилась с Пепеляевым, и он говорил, что надо создавать структуру, которая бы объединяла разные интересы в этой области. Мы создали ее, сейчас можно подвести итоги первой пятилетки. Я насчитала примерно 156 человек, которые сегодня профессионально занимаются современным танцем. На летних школах собираются почти по 500 студентов. Накопилась критическая масса танцовщиков, готовых заниматься хореографией, уже можно назвать имена людей, которые придут со временем на смену Багановой, Пепеляеву и Поне. Это Дарья Бузовкина, Владимир Голубев из Челябинска, Яна Чуприна в Питере. И разница вот в чем. Новые хореографы больше сосредоточены на малых формах и сольных спектаклях. Они ушли в камерную работу и сами исполняют свою хореографию. В этом нет признаков вырождения – напротив. Хореографы, которые стояли у истоков нашего современного танца, были взрослыми людьми, созданию спектаклей у них предшествовал зрелый опыт. У молодых формирование происходит по ходу создания спектакля. Та же ситуация сейчас и в Европе – молодые хореографы находятся в диалоге с самими собой, они накапливают опыт и навыки. Чем это может быть интересно? Тем, что это самое что ни на есть актуальное искусство и делают его живые люди.