Борис Акимов о том, как стать успешным современным художником

И у Собчак есть целлюлит. Консервативная революция. Валерий Леонтьев с осликом и страусом размышляют о мироздании. Новый православный фундаментализм. Басков развелся. Святой Дух снизошел на апостолов. Вывеска «Гойда!» из неона. Еще хорошо бы святого Сергия тоже из неона сделать. А Собчак — это все-таки триптих. Первая часть про целлюлит (розовый фон и крест из миниатюрных цветастых человеческих фигур). Вторая — Литвинова сказала, что у нее проблемы с челюстью (жирный мазок, много цвета). Третья — Собчак отправят в цирк (одинокая Ксения, желтый фон). А может, все должно быть наоборот?

У меня постоянно болит голова. Она занята вещами, которые еще полгода назад казались сущей ерундой, шуткой. А сейчас я ни о чем другом не могу думать. Мне плохо, если на мольберте не стоит холст, мне плохо, если в голове нет сразу нескольких идей (ну хорошо, хотя бы одной). Бывают минуты, иногда часы, когда идеи и уверенность — все на месте. Но все остальное время у меня болит голова. Девять месяцев назад, когда все начиналось, история выглядела совсем по-другому. Тогда я точно знал, что утверждение «я художник» — часть редакционного задания. Передо мной стояли конкретные задачи. Первая — выдать себя за художника. Вторая — создать некоторое количество работ. Третья — пройтись по галереям и выяснить, что же из этого выйдет.

12.10.2007
Обозреватель рубрики «Выставки» Александра Рудык выдала пару простейших рекомендаций: «Тебе нужны выставки — без этого с тобой говорить не будут. И еще каталог работ. Хотя бы на диске, но лучше напечатать — чем красивее каталог, тем больше шансов». Оказывается, ходить по галереям надо с определенным набором всякой всячины. Рудык диктует: «Биография на русском и английском, текст о художнике — можно самому написать, список выставок, список людей, в собрании которых находятся работы. Диск с картинками и каталог». Питерский обозреватель «Афиши» Константин Агунович тоже выдает инструкции. Я мало что понимаю, но прилежно записываю: «Для Селиной нужно делать что-то, от чего есть ощущение классики. Обкатанные идеи. Как будто не 2007 год, а 1997-й. У Гельмана — главное, чтобы тема была. А у Овчаренко, наоборот, — нет никакой темы».

29.10.2007
Итак, чтобы говорить с галеристами, нужны выставки, без этого в галерею не попасть. А где же выставляться, если не в галереях? Выяснилось, что существует огромное количество мест: клубы, магазины, дома культуры, школы, вообще — подойдет любое пространство. Для начала я немного изменил биографию. Так вдруг оказалось, что в 2006 году я с товарищами по арт-группировке (которая была тут же сколочена из меня и двух моих друзей) устроил под Переславлем-Залесским на берегу озера Плещеево акцию «Язычники». В чем точно она заключалась, я так и не придумал, но в каталоге это стало первым пунктом моей художественной биографии. Вторым делом я организовал себе настоящую выставку. Выяснилось, что клуб «Джусто» очень хочет стать эдаким арт-центром. Желание есть, а вот тех, кто это превращение должен осуществить, видно не очень. И тут появляюсь я. Наша группировка получила название «ПВХ» — «Просто великие художники», а выставка — «Rich & Beautiful». Тут еще один важный момент. Современное искусство требует от художников проектов и концептов. Выставки вроде «несколько моих красивых работ» никого не интересуют. Отсюда — «Rich & Beautiful». Я напечатал гигантский баннер с собственной серьезной физиономией. Баннер занял пол-лестницы, вторую половину я завесил холстами. Поначалу мне в этом деле больше всего нравилось придумывать названия: триптих «Бегство «Черного квадрата» Малевича. Начало» или «Кого е…ет, что я урод?!». Самые удачные, как мне казалось, были те, что состояли из нескольких предложений. Например, «Вика — незаконнорожденная дочь Аллы Борисовны. Проживает в Ульяновске. Состоит в молодежном союзе Национального освобождения РФ» или «Вот так всегда. Вроде бы у тебя все получается, а потом смотришь — и все, что тебе осталось, это твой длинный нос». Через несколько дней выставку прикрыли — кому-то не понравилась малюсенькая свастика в руках незаконнорожденной Вики. Хотя настоящего скандала не вышло. Главным итогом стал комментарий к моему «Бегству квадрата» ЖЖ-юзера zol-daten (модельер и художник Ольга Солдатова): «Видела вчера в «Джусто». Аш ацепенела».

02.11.2007
После «Джусто» переходим к более решительным действиям: запускается футурологический проект «Русский космос». Суть примерно такая: в будущем православие становится общемировой, а вскоре и общегалактической религией. Православные миссионеры приобщают к вере далекие цивилизации рыб и носорогов. Описание концепта я отправляю в «Айдан», XL и еще несколько галерей. Снова немного привираю: «Я представляю арт-группировку «Просто великие художники». За полтора года мы успели сбросить Синий камень в Плещеево озеро, сформировать Фронт художественного освобождения, открыть Музей спама, съесть сырой говяжий язык у здания Верховного суда, посадить картофель на поле в виде свастики, внушить жителям деревни Княжево, что «Бох — это круто!», и наконец, взяться за кисти. «ПВХ» — это весомый вклад в дело развития современного искусства. Общий вес участников группировки — более 7 центнеров». Одновременно со спам-атакой я беру свежеотпечатанный каталог и отправляюсь к Игорю Маркину, коллекционеру, открывшему первый в стране частный музей актуального искусства. Надо сказать, что договориться о встрече с галеристом без связей или предварительной имейл-подготовки почти невозможно. Поэтому иногда приходится использовать такой ход: «Я журналист, хочу с вами о современных молодых художниках поговорить». Так было и с Маркиным.

04.11.2007
«Я вам скажу, что нужно делать, чтобы стать актуальным художником! Нужно внимательно смотреть, что происходит на западных выставках. В Базеле, в Майами. Если лень туда ехать, то можно в интернете посмотреть. И оттуда надо просто тупо п…дить идеи. Но п…дить надо качественно. Это единственный шанс. Про живопись следует вообще забыть. Делать надо объекты. Так проще скрыть: вроде чуть-чуть сп…дил, чуть-чуть сам что-то сделал — и вроде бы непонятно уже, что и как». Маркин смотрит на обложку каталога: «Тревожный! Аха-ха!» Тревожный — это мой псевдоним. «Если делать вот такую живопись, — показывает на моих «Пацанов», — то дальше никто разговаривать не будет. Это сейчас никому не нужно, на этом не сделать ни имени, ничего. Хотя есть какие-то вещи, по которым уже не скажешь сразу, мура это или нет. Вот, — показывает на вымышленную передовицу «Коммерсанта», где оппозиция обещает отправить президента в баню. — Это ведь вручную сделано? Вот тут ты показал, что есть какое-то мастерство, трудолюбие. Тут уже есть неясность — то ли это искусство, то ли нет. «Кого е…ет, что я урод?» — Маркин читает текст на одноименной работе. — Это уже не работает. Слишком очевидный ход». Листает дальше. Останавливается на триптихе «Исповедь художника». Маленькая бабенка делает всякие гадости, тащит украденный мешок, ссыт на могилу художника и бежит в страхе прочь. Маркин одобрительно улыбается. «Вот это мне в принципе нравится. Такая попытка выстебать актуальное искусство. Но это даже слишком тонкая шутка. Ведь само актуальное искусство мало кто понимает, а идея стеба над ним — это еще более дремучий лес». — «Есть у меня шансы?» — «У вас есть кое-что. 3–4 работы симпатичные. Но я отсюда бы выкинул много — все, что с Малевичем, все экспрессивные вещи. Чтобы такое делать, нужен природный дар, чтобы Бог твоей рукой руководил. А если через мозг пропускаешь — то ничего не получится». Интересуюсь, есть ли эффективные способы знакомства с галеристами. «Ты лучше ходи к женщинам, а к мужчинам посылай вместо себя красивую девицу. Может сработать. А потом арт-мир ведь не простой, может быть, надо будет и в жопу дать ради карьеры. Шучу-шучу. Хотя все бывает».

05.11.2007
В Галерею Гельмана с выставкой едет Мэрилин Мэнсон. Решено — рисую его портрет и дарю на открытии самому Мэнсону.

07.11.2007
Жизнь начинает претерпевать серьезные изменения. Я скупаю холсты, акрил, выдаю иногда по три работы в день. Все остальное уже не особенно интересует. «Святой Антонио — покровитель животных», «Малевич. Голова немца», «Брэд Питт увидел себя в телевизоре», «American boy», «Я — свастика!», «Володя Окунев. Хороший парень. 1972–2003», серия иллюстраций к Ветхому Завету. В ход идут доски («Коля, ты еврей») и березовые дрова («I’ll get you bloody Kremlin! или Американский шпион Белов собирается совершить диверсию в Москве»). Периодически я даже отказываюсь от пьянства ради очередного диптиха. Становится немного не по себе. Тревожно.

11.11.2007
Фанера, акрил. Традиция владимиро-суздальской школы иконописи. «2023 год. Калифорния. Крещение Мэрилина Мэнсона в водах Тихого океана». На обратной стороне написано «To: Mr Manson. From: Boris Akimov». Идея отлично ложилась в проект «Русского космоса» — перед тем как взяться за рыб и носорогов, надо обратить в православие мировых звезд. В галерею я отправился с журналисткой Ксенией, которая брала у Мэнсона интервью и обещала протащить меня с собой. Ждали часа два, потом появился Мэнсон — и началась кутерьма. Прорываемся сквозь первый ряд охраны, сотрудница галереи кричит: «У вас три минуты!» Приближаемся к Мэнсону, нас останавливает второй ряд охраны: «Что у вас в пакете? Картина! Зачем? Оставьте здесь!» Телохранитель Мэнсона выталкивает меня на улицу, перед дверью стоит кто-то из «Синих носов» — я их вечно путаю — кричу ему: «Коллега, помогите!» Это был Шабуров. Он протащил меня обратно в галерею, но Мэнсон уже был вне зоны досягаемости — где-то на втором этаже. Я достал портрет и пошел по галерее, останавливаясь у каждой работы. Фотографы и фанатки бросились ко мне. Минуты на две я стал героем вечера, Саша Рудык сказала потом, что можно добавить это в список моих выставок. Так что плюс один.

12.12.2007
Пришел первый ответ на мои послания — от Леонида Бажанова, руководителя Государственного центра современного искусства: «Привет! Посмотрел с интересом, передал коллегам. Готов встретиться». У Бажанова кабинет, как у Карлсона, — на крыше, он говорит, что не нужно стремиться попасть в галереи, надо создавать свою альтернативную реальность. «Не делайте ни для кого ничего специально, делайте все для себя. Внутрь себя смотрите».

24.12.2007
Опа! Первая продажа. Через ЖЖ ушла работа «Классика. Оральный. Легкая доминация. Без а/с». Заработал 15000 рублей. После этого за неделю появились сразу три картины, в том числе триптих «Батя!»: летающая тарелка «Бродский» приносит отца семейства домой — к сыну и няньке-биороботу. Все-таки деньги невероятно вдохновляют. Даже не деньги, а сам факт, что тебя оценили.

15.01.2008
Еще один эксперт, к которому я отправился как журналист выяснять, как обстоят дела с молодыми художниками, — Василий Церетели, исполнительный директор Московского музея современного искусства. «Для нас важно не следовать стереотипам. Мы вполне можем предоставить место художнику, который не работал ни с какими галереями. Вот я был только что в Лондоне. Там неформальные художники взяли в аренду пару квадратных метров на лестничной клетке, на картины можно было смотреть через дверь, это называлось Door Gallery. Так вот, одному очень серьезному лондонскому музею так эта идея понравилась, что он дал галерее возможность постоянно выставляться. Вот и мы не хотим быть косными и готовы ко всяким экспериментам. Пусть молодые художники приходят и предлагают. Вот был случай один. Я познакомился с Владимиром Онищуком, совсем молодой парень, еще тогда в Суриковском учился, он мне предложил проект «Мертвый отец». У него тогда отец был при смерти, а отношения у них были сложные. Мне проект понравился, художник поработал с кураторами, и все получилось. Мы ему два этажа в Ермолаевском дали. До этого у него не было ни одной выставки и его выгоняли из училища». Я говорю, если уж у вас все так просто, то вот каталог посмотрите, может, и у меня что получится. «А хорошие работы. Портрет телефона. Эсэмэска. — Церетели разглядывает мою картину «На смерть поэта», сообщение от Андрея Бухарина с текстом «Кормильцев умер». — Если можно чайник нарисовать, значит, и телефон можно. Это правда очень хорошая работа. Подобного я не видел пока. Нам сейчас не хватает социального искусства. Я, кстати, думал такой проект сделать — пусть 100 человек читают целый год газеты и потом создадут работы на этой базе». Церетели полкаталога расхвалил — даже страшно стало. Если так дело пойдет, то и до двух этажей в Ермолаевском действительно недалеко.

16.02.2008
«У вас какие кумиры в контемпорари арте?» Мы заходим в маленький домишко на территории парка «Малыш» недалеко от метро «Бауманская». Здесь расположена контора Зверевского центра современного искусства, сам центр тут же — метрах в пятидесяти. Бородатый директор Алексей Сосна повторяет вопрос: «Какие кумиры в современном искусстве?» Я говорю: «Леонид Пурыгин». «Это классик, как Зверев. Кто из современных?» Я вытягиваюсь по стойке смирно и со второго раза выдаю: «Я как человек православный кумиров не творю, но Павел Пепперштейн нравится». Сосну ответ удовлетворяет, он быстро листает каталог. «Приходите к нам на презентацию книги «Симулякр я дрожащий или право имею». — «А как насчет выставки? Мы бы тут у вас хотели «Русский космос» развернуть, помните, я вам в письме концепцию присылал?» — «А, выставку? Можно и выставку, вы с нашим куратором Еленой Романовой свяжитесь». Мы прощаемся, но Сосна неожиданно окликает: «Тревожный! А вас тревоги посещают?» «Ночные кошмары бывают». — «А вы не боитесь, что у вас с таким псевдонимом крыша поедет?»

25.02.2008
Выпили с куратором Романовой, она же Ромашка, которая оказывается знакомой, кажется, всех возможных моих родственников и приятелей. Договорились: «Русский космос» открывается 5 апреля в Зверевском центре. Гойда! Кстати, заказали в одной конторе большую неоновую вывеску «Гойда!». К открытию должны успеть.

02.03.2008
Родилась идея — проект «В таблоид!». Художник оказывается в ситуации, когда единственная его реальность — реальность Первого канала, ТНТ и прочего ТВ, реальность газеты «Твой день» и «Комсомольская правда», реальность Галкина и Пугачевой. Отправил концепцию в галерею М’АРС. Тут же получаю ответ: «Здравствуйте, Борис! Идея «В таблоид!» мне понравилась. Нужно серьезно ее разрабатывать, чтобы получился хороший проект». Так. Начали быстро отвечать на письма. Кажется, мозги сворачиваются в правильном направлении.

14.03.2008
На выставке Мэнсона мы договорились с Шабуровым, что он мне поможет: расскажет, как стать успешным современным художником. Встретились ночью в «Республике». Для начала Шабуров в двух словах объяснил, как устроен мир современного искусства: «Когда я оказался в Москве, выяснилось, что все современное искусство — это не что-то большое и бесспорное. А это такой небольшой кружок людей. И попасть туда — то же самое, что пиццу начать производить. Вокруг есть некоторое количество производителей пиццы, чтобы стать одним из них, надо набраться опыта, накопить стартовый капитал, понимать, как эта среда функционирует, есть ли для тебя окошко. Разница в том, что пиццу кушают все, а потребителей современного искусства сильно меньше». Разделавшись с современным искусством, Шабуров перешел к моим художественным опытам: «Мне нравится, что ты занимаешься тем, что никому не нужно. Это значит, в тебе уже есть необходимые для художника черты. То есть ты делаешь глупости, и непонятно, для чего ты их делаешь. Это очень хорошее качество. Хотя вот тебе главный совет. Однажды, лет пять назад, мы беседовали с фотографом Борисом Михайловым. Начали с Мизиным рассказывать ему всякие наши сюжетики для фотографий. А он нам: «Да хрен с ними, с сюжетами. Вы скажите, какого размера фотографии?» Мы говорим — где-то метр на 70. А он нам: «Маленькие, очень маленькие! Надо больше! Надо 3 метра на 5». И это действительно дельный совет. Тебе хватит заниматься такими мелкими работами, делай сразу 5 на 7 метров. Вот тебе еще одна история. Есть такой человек в Москве — поэт Иогансон. Его папа — автор этикетки водки «Столичная», а дедушка — автор «Допроса коммуниста». Так вот, этот Иогансон был поэтом и писал длинные неудобоваримые стихи. А потом вдруг решил отливать каждую букву из гипса. И качество стихов резко возросло. Они стали сильно короче и лучше. Так же у тебя. Если ты нарисуешь 50 работ по 5 метров, то хочешь или не хочешь — но ты станешь художником. Увлекаешься иконой — делай огромный современный иконостас. А когда прославишься, то можно и гастарбайтеров нанимать. Сам придумал, а они рисуют».

10.04.2008
Во время развески картин в Зверевском центре подошли двое мужчин в штатском. Задавали вопросы вроде «Это соц-арт?», «Из «Коммерсанта» кого-нибудь позвали?», «Когда открытие?». Под конец настоятельно рекомендовали все-таки позвать кого-нибудь из «Коммерсанта»: «Им это понравится». Особенно заинтересовала их Вика — незаконнорожденная дочь Аллы Борисовны со свастикой; в результате на выставку она так и не попала — по воле куратора. Зато неоновая «Гойда!» вышла шикарная. Плюс я сделал пару новых березовых полешек с картинками — по мотивам российских региональных новостей. «В Еврейской АО фокусник проткнул ассистентку во время выступления» и «Сорвавшийся с крыши дома новосибирец ждал спасателей, сидя на кондиционере». Подоспел триптих «Чаю вселенского православия» с тем самым крещением цивилизации рыб и прочими подвигами православных миссионеров с летающей тарелки «Бродский». Мы позвали на открытие баяниста, заполонившего Москву объявлениями «Тамада. Услуги. Баянист». Пришли больше двухсот человек. Песни, пляски, пьянство. Кто-то пытался украсть местный чемоданчик с инструментами. И под самое закрытие была драка. Основные участники — саксофонист Шурик и бородатый Семен. Диалог на улице, после которого все и началось.

Семен: Ща х… выну.

Шурик: Вынешь — прижгу сигаретой.

Семен: Прижжешь — ударю.

Семен достает, Шурик его прижигает и тут же получает в табло. И понеслось.

Перед этим Сосна выдал нам: «Вы как открытая форточка, через которую свежий воздух подул». А потом еще выяснилось, что на выставке побывала Татьяна Андреевна Ермакова, заведующая отделом отечественной живописи первой половины XX века Государственной Третьяковской галереи. Факт занимательный. Да чего уж там — приятный.

16.05.2008
На открытии «Арт-Москвы» встретился с Маратом Гельманом. Гельман очень четко разложил по полочкам, что должен делать художник, чтобы добиться успеха. Я назвал это «Теорией четырех контекстов» — контекстов, в которые должен погрузиться современный художник. «Первый контекст — это история искусств: каждое новое произведение предполагает, что его автор знает про все произведения, созданные до этого. Второй контекст — это контекст твоих современников. Ты должен говорить на языке, на котором говорит искусство сегодня. Это важно, чтобы быть воспринятым и понятым. Третий — это социальный контекст, условно говоря, время и место. Только то попадает в вечность, в историю искусств, что отображает сегодняшний момент. И четвертый контекст — это собственная стратегия. Претендовать на внимание может тот художник, который помещает себя во все четыре контекста». С другой стороны, всего этого может и не хватить. Гельман утверждает, что должны появиться новые институции, которые всерьез возьмутся за молодых. «Глупо рассчитывать, что Галерея Гельмана сейчас этим будет заниматься. Новое поколение должно либо придумать новые формы репрезентации себя — либо инициировать создание новых галерей. Ведь и моя галерея, и Айдан были созданы, потому что художники нас толкали. Молодые художники должны создавать собственный контекст, выдвигать из своего круга людей, которые станут галеристами. Потому как старые галереи максимум одного художника в год могут показывать. И мы не можем стать сами себе оппозицией. Следующее поколение состоится, когда преодолеет наше поколение. Они должны доказать нам, публике, себе, что они другие. Искусство 90-х сейчас очень сильно влияет на контекст. Оно настолько сильно, что вынуждает все новое быть похожим на себя. Вот это должно быть преодолено». Мне хотелось прояснить еще один момент. Сложилось впечатление, что современное искусство — это такая точная наука. Формулы, теоремы. Вот недавно Осмоловский в интервью «Афише» говорил что-то про орнамент. Мол, им долгое время не занимались, а значит, теперь пора. «Это вполне возможный подход. Сейчас существуют несколько версий того, чем вообще должен заниматься художник. Безусловно, аналитическая функция — одна из самых важных. Существует большое количество художников-исследователей. Вот Илья Кабаков, его последний проект связан с вымышленной историей искусства — что было бы, если бы Малевич не существовал. Куда бы тогда двинулось искусство. Это же вполне научный трактат. То же самое Толик. Он анализирует искусство. Но одновременно с ними существует, скажем, Кошляков, который чисто эмоциональный художник. И он считает — наоборот, что искусство — это только то, что тебя захватывает во время творчества. Так что научность современного искусства — это не обязательная, а только одна из возможных стратегий».

16.06.2008
Все завертелось, закружилось и помчалось кувырком. Написал манифест «О Новых Рейдерианцах и Рейдерианстве». Вышла на связь Галерея Шишкина — они всю жизнь торговали антиквариатом и советским искусством, а тут решили современным заняться. Сказали, что «давно ко мне присматриваются». Грозятся ближе к осени скупить Тревожного оптом. Тревожный не против. Газета «Большой город» заказала мне колонку от лица современного художника. Так и подписали — «Борис Тревожный, художник». Тревожный не против. Открылась очередная выставка — типа первая персональная — в галерее магазина «Республика» на Тверской, где мы встречались с Шабуровым. В конце недели открывается еще одна, групповая, в Самаре. На мольберте холст — первый из триптиха «Собчак». В голове — мешанина из материалов газеты «Твой день», которую я теперь зачитываю до дыр ради проекта «В таблоид!», а также Нового Завета и бесед с митрополитом Антонием Сурожским, которых читаю ради следующего, после таблоида, проекта. И еще все время мучаюсь, стоит ли в первой части триптиха «Собчак» оставить розовый фон — или все-таки красного немного добавить? Я не знаю. Я страдаю. У меня снова болит голова.