Блокадник

Три человека встречаются на лапландском утесе осенью 44-го: русский солдат, финский снайпер и женщина из народа саами. Они не понимают ни слова на языке друг друга, но тем не менее будут жить втроем на берегу холодного моря, вместе варить похлебку и решать, как ложиться спать ночью. Когда русский актер Виктор Бычков и финский актер Виллэ Хаапасало задумали историю на двоих, они вряд ли предполагали, на какую золотую жилу напали. Фильм «Кукушка», в котором двое мужчин и женщина, не понимая, понимают друг друга, понятен всем и поэтому всем без исключения нравится. Компания Sony Classics приобрела его для проката в США. Фильм получил два приза на Московском кинофестивале, приз в Выборге. Продюсер Сергей Сельянов намекает, что у него в офисе еще нет «Оскара». Успех картины на совести Александра Рогожкина, одного из самых плодовитых русских режиссеров последнего десятилетия. И одного из самых загадочных. Дебютировавший еще при Андропове, Рогожкин в 90-е годы стал создателем «Особенностей национальной охоты», первопроходцем сериала «Менты» и автором фестивальных хитов «Караул» и «Блокпост». Между тем Рогожкин – один из самых незаметных русских режиссеров: на людях появляется редко, интервью не дает, не путешествует. Чтобы поговорить с Рогожкиным, Михаил Брашинский приехал почти к самому подъезду режиссера, в Петербург, на улицу Стремянную, в кафе «Эльф». Фотография Андраша Фэкетэ.

– Вы ведь не любите давать интервью.

– Я случайно вынужден их давать. Из режиссерского договора этот пункт убрали по моему требованию, а в договоре с Сельяновым, который мы подписывали уже в середине съемок, я недосмотрел. Все это очень неожиданно произошло – Сельянов нас буквально на ходу подхватил.

– Теперь заставляет дружить с журналистами?

– Да нет, он не заставляет, он нормально попросил, ну и я не отказал. Я и в Москву на фестиваль поехал, чтобы поддержать актеров – Виллэ говорить не любит, а про Виктора можно сказать словами Ильфа и Петрова: «Остапа понесло». А в Москве я за последние четыре года был впервые. И то так замечательно – на вокзале у меня украли сумку, где были документы, ключи, все. Смешно. Когда я служил в армии, нас часто посылали дежурить на Московский вокзал, и где-то в подсознании откладывается, учишься из толпы вычислять людей неблагополучных. И когда мы пили кофе, я жене сказал: вот идет типичный вокзальный вор. Потом глянул вниз – сумки нет. Ну если вещи по размеру подошли, то и слава богу.

– А кроме этого – как Москва?

– Я нормально отношусь к Москве. Это миф, что мы в Петербурге существуем в более расслабленном состоянии и менее активны. Ничего подобного. В Москве – видимость активности, суета. Художник должен быть ленив. Иначе он очень много времени будет тратить на варианты.

– Вы поэтому так много работаете, что ленивы?

– А я не много работаю. Я нормально работаю.

– Больше всех в нашем кино.

– Не знаю. Может, я пишу больше, чем остальные режиссеры. А так – один фильм в год в лучшем случае. Бывает, еще телевизионные фильмы снимаешь, там, естественно, временные рамки более жесткие.

– А зачем много пишете? Вы графоман?

– Графоман – не очень хорошее слово, а вообще я люблю слово. Кто меня читал, считает, что я лучше пишу, чем снимаю.

– Что вами движет? Страх не успеть?

– Да я просто привык, что у меня большинство проектов не состоится, так что пишу четыре сценария в надежде поставить один. После «Кукушки» написал уже четыре заявки и вот сейчас над телевизионным сценарием работаю.

– Почему вы занялись телевидением, когда у вас так успешно складывалась карьера в большом кино?

– Потому что интересно. Интересно делать то, чего ни разу не было, к чему еще не обращались. Первые «Менты» – это очень смешные деньги. Я никогда не снимал на видео, и было интересно, смогу ли я за семь дней снять, за три дня смонтировать и все это свести воедино. Я вообще считаю, что фильм получается, если у режиссера есть внутренний интерес к тому, что он делает. Мне, например, на «Кукушке» было интересно. На других фильмах я за собой замечаю, что как-то лень работать. Как правило, после речевого озвучания я теряю интерес. А про первых «Ментов» могу сказать, что зритель смотрит не мою версию. Первый фильм был совершенно другой, оригинал остался у продюсера, с которым мы расстались.

– Так что вы недовольны тем пилотом, который все видели?

– Конечно, недоволен. Я прагматик, и телевизионные серии я очень хорошо просчитываю – что делать и зачем. Я в свое время написал концепцию теоретическую. Для пользователя. Но, по-моему, ее так никто и не читал.

– Концепцию чего?

– Концепцию сериала в нашей стране. Посмотрел спустя два года «Ментов» – и ужаснулся. Героям не хватает только «мерседесов», гаек и цепей – и они не будут ничем отличаться от тех, кого ловят. Они могут в жизни разъезжать на чем угодно, ради бога, но для зрителя они должны жить или в коммуналке, или в однокомнатной квартире в новостройке, от зарплаты до зарплаты, да еще перед зарплатой одалживать и сдавать бутылки пивные в ларек.

– Кроме телевидения вы еще занялись мультипликацией.

– Я давно этим занимаюсь. У меня несколько идей мультипликационного фильма. Потому что это свобода, абсолютная свобода пространственного существования, чего в кино никогда не добиться. У меня была идея давным-давно: «Наемник» – новый взгляд на историю XI – начала XII века. Хотелось показать, что мир и Европа были абсолютно едины. Ну хотя бы представить, что путь от Киева до Константинополя, занимал 30 дней. Викинги дошли до Сицилии и даже завоевали ее. Люди были более подвижные. Пассионарность была сильнее. Я хотел сделать традиционный фильм – рисованный, не трехмерный. Я трехмерку не понимаю. Когда про «Звездные войны» говорят, что это шедевр компьютерных технологий, – я не понимаю: сейчас это шедевр, а через два года будет смотреться – как архаизм.

– Так что, будет «Наемник»?

– Мне сказали, если всех мультипликаторов мира собрать, найти хорошие деньги и три года они будут работать только на это – тогда «Наемника» можно сделать.

– У вас есть еще сценарий про тараканов…

– Это более простая история – про тараканов, которые объединились и помогли союзникам выиграть Вторую мировую войну.

– И этот фильм вы точно будете делать?

– Ну я надеюсь. У меня тараканы не вызывают отторжения, и я хочу, чтобы они не вызывали отторжения и у зрителей. У меня там достаточно смешные персонажи: техасские тараканы-муравьелюбы – самые маленькие, три миллиметра. Есть наши, есть англичане и еще немцы – антифашисты-тараканы. А все остальное – только ноги. Или крупные детали. Гитлер – это вообще ухо. Потому что таракан не может воспринимать человека целиком. Антифашисты-тараканы издеваются над Гитлером – надписи из своих тел выстраивают на стенах, например, «Гитлер – параноик», и разбегаются в случае опасности.

– Мне рассказывали, что вы еще эротической графикой занимаетесь?

– Последний раз, когда снимали «Рыбалку», мы сидели в Кронштадте и расписывали «пульку», и я на этих листах изображал Витю Бычкова в различных видах. Их там, наверное, около сотни набралось, все смеялись. Он все собрал и увез домой. А у него жена – очень набожный человек. Она когда это обнаружила, все уничтожила. После этого я ничего не делаю в подобном роде.

– Вы рисовали профессионально, до этого учились на истфаке. В какой момент вы поняли, что будете режиссером?

– Еще до истфака. Я когда поступил на исторический, понял, что поступил не туда. Но не мог уйти, потому что это грозило армией. Ну и все равно, как только получил диплом, через две недели пришла повестка.

– С армией у вас вообще какие-то глубокие отношения; почти все фильмы – о ней.

– Это случайно так получается.

– Вы свои фильмы пересматриваете?

– Ни одного не смотрел.

– Почему?

– Не могу. Не могу себя заставить. Один раз случайно пришлось посмотреть куски «Чекиста». Пришли гости и поставили. И было не скрыться. Ходил, отворачивался.

– Что вы чувствовали? Стыд?

– У меня несколько отрешенное чувство – это кто-то другой сделал, не я.

– В какой момент фильм отделяется от вас и становится «чужим»?

– Перезапись звука, наверное, и все заканчивается. Я даже копии целиком не смотрю. В зал захожу иногда, проверяю, не более того.

– Когда «Блокпост» в 1999-м получил главный приз «Кинотавра», а Сокуров, явно из-за этого, отказался от второго приза за «Тельца», вы что почувствовали?

– Так меня же там не было. Я думаю, это, скорее всего, была рекламная акция или какая-то договоренность. А вообще я отношусь к призам спокойно. Для меня и «Оскар» – в общем-то – не приз из-за того, каким фильмам его дают. Джармуш, например, ведь не получал «Оскара»?

– Почему вы не путешествуете? Как я понял, поездка в Москву на фестиваль – уникальный случай.

– Я просто не могу перемещаться. Когда на фестиваль ехали, я заснул за полтора часа до прибытия. И то потому, что принял таблетку. Слава богу, там передвинули пресс-конференцию, потому что я спал на ходу. Вот такое таблетка на меня действие оказала. Я, конечно, не такие сильные употребляю средства, как Герман... На машине-то я нормально перемещаюсь. Вот в Выборге на фестивале был... В Кандалакшу – это 1200 или 1300 километров – несколько раз ездил... Нет, машина это нормально. Вот поезд... Раньше я мог спать в поезде, но после «Караула», когда пришлось месяц с лишним кататься каждый день, что-то в голове сдвинулось.

– А самолет?

– Не летал уже лет пять. Не то что я боюсь, просто не нужно. К сожалению, получается, что уже года четыре нигде не отдыхал, даже в Финляндию не выехать.

– Что же, если на «Оскара» номинируют, не полетите?

– Нет, ну давайте не будем так говорить. Мало ли что может случиться…

– Вы верите в знаки и знамения?

– Я с юмором к этому отношусь. Хотя был у нас на съемках такой случай. Я пришел к оператору и говорю: «Андрей, надо готовиться, через два дня выпадет снег». А стояла такая хорошая полярная осень. Многоцветная до безумия. И вдруг на самом деле через два дня выпал снег. Но это – сюжет для мифологии. На самом деле, конечно, это был голый расчет, примитивный. Мифология фильма – это я всегда люблю. Вот еще один сюжет для мифологии. Ко мне когда пришли в гости Виллэ Хаапасало и Витька Бычков и попросили написать пьесу на двух человек, я через 15 минут рассказал им историю, как я ее вижу, практически один к одному «Кукушка». Они сказали, все это ерунда, никому не интересно, допили свою водку и ушли. А я через месяц закончил сценарий. Хотя до этого писал пьесу, которую до сих пор не закончил. Я бы ее, честно говоря, дописал. Пьеса про вызывание духов по телефону. Обычно тарелки крутят, а у меня просто номер набирают. Там действует Василий Иваныч Чапаев, хотя его дух по ошибке появляется. Он умер в 1968 году. Урал он благополучно переплыл, потому что когда еще юнкерское училище заканчивал (он дворянин, вообще-то), он был чемпионом училища по плаванию и потом еще преподавал в Австралии, и в том, что австралийские пловцы занимают призовые места на всех чемпионатах, есть вклад и Василия Иваныча Чапаева как тренера.

– А есть вопрос о «Кукушке», на который вам бы ужасно хотелось ответить, но никто не спрашивает?

– А меня не спрашивают, так я и сам скажу. О музыке в фильме. Композитор – Дмитрий Павлов, сейчас живет в Германии. Для него задача была поставлена достаточно странная: написать музыку протестантизма. Это такая музыкальная структура уважения к человеку. Если раньше человек разговаривал с Богом как маленькое существо, которое смотрело на небо и общалось с чем-то недоступным, тут с Богом человек говорит на равных. Мне сложно это объяснить.

– В фильме мне очень понравилось, что люди, говорящие на разных языках, не прибегают к языку жестов, а продолжают разговаривать так, как если бы понимали друг друга. Вы действительно верите во взаимопонимание?

– Да.

– Завидую.

– Я тут вдруг вспомнил. Смешно получилось. Ирландский паб, вечером, толпа, а там паб – место встречи вообще всех, кто живет в этом районе. Народ очень плотно стоит, но если ты несешь пинту пива – можешь пройти, все как-то уворачиваются. Ко мне ирландец подошел, и мы стали говорить. Сначала по-английски пытались, потом я махнул рукой и стал говорить по-русски, а он говорил на ирландском, как я понял, потому что английский он принципиально не любил. И мы около часа беседовали с ним. И вроде бы поняли друг друга.

– «Кукушка» уже имеет успех, и ждет ее успех еще больший. Вы угадали что-то очень правильное – и очень точно. Что?

– Доброта и человечность. Я называю этот фильм «Вавилонская башня наоборот». Мы говорим на разных языках, но мы должны научиться понимать друг друга. Не на уровне языка – на уровне человечности.

– Не могу не спросить под конец. Что за таблетки принимает Герман?

– Не знаю. Мне один актер сказал, что когда Герман в поезде его угостил, он проснулся через два дня, в Москве. Так что таблетки сильные. Или актер слабый.