Египет. Дорого

Давка на «Аиду»

От Кутафьей башни до Боровицких ворот, насколько хватало глаз и даже дальше, тянулась широкая, скандалистая, плотная очередь. О том, чтобы честно идти и встать в хвост, не было, конечно, и речи. Я пошла в голову. Люди держались, как обладатели особняка на Рублевке – будто вообще очень глобально выиграли в жизни. Особенно драматично смотрелись одинокие женщины после сорока – все с начесом на голове и все с какой-нибудь шикарной деталью типа белых сапог. За металлическую загородку впускали порциями. Многие были с букетами, отчего все напоминало встречу рейса в аэропорту. Хорошо было только милиционерам – у них были загадочно-безмятежные лица, как у беременных женщин.

– Вот я помню, – элегически обратился ко мне милиционер, – работали мы с нацболами – это да. А тут – люди приятные. Не кричат. Все культурно.

Он потянул барьерчик, и тут понесло. Мне на пальто умудрились без помощи рук расстегнуть все пуговицы. Культурные люди, с начесами и без, рвались на одну-единственную «Аиду», которую привез Новосибирский театр оперы и балета. Спектакль в результате задержали на час, а опоздавших рассаживали все первое действие. В антракте я ушла. Борьба меня надорвала, а с трудом добытое искусство не радовало. Я привыкла ощущать себя человеком с маргинальными эстетическими потребностями (на балет и оперу я хожу, потому что у меня профессия такая – я балетный критик) и поняла, что не готова любить в массовом порядке даже симпатичные вещи. Я вот, признаться, до сих пор не прочла ни одного Акунина и ни одного Мураками и никогда не была в Турции. С какой стати я теперь должна стоять за своей порцией оперы/балета в очереди и шипеть на бабу с халой?

Классические искусства – оперу и балет – издавна селили в специальных театрах. Собственно, весь их пафос в том, что спектакль посмотрят не больше человек, чем влезет в театр, – а это очень небольшое количество, даже если театр – Большой. Ведь опера и балет когда-то родились при королевском дворе. Упрощенно говоря, сначала театр оперы и балета был сословным гетто, а теперь является интеллектуальным. Вокал на итальянском языке или французские па на пуантах плюс четыре часа классической музыки без возможности переключить на другой канал до сих пор разделяют общество не хуже любого предрассудка. Но это больше касается Запада. Там, не вдаваясь в эстетику, всегда можно было четко отличить искусство от трэша: Мария Каллас в Ла Скала – это опера, а три тенора на стадионе – нет.

У нас все по-другому и про другое. Глядя на неистовую толпу бедно или богато, но по-советски одетых людей, жаждавших «Аиды», мне стали ясны две вещи. Первая: опера и балет для них попросту последний магазин товаров люкс, где тем не менее стоит все доступно. Билеты на «Аиду» – около 200 рублей. Плюс бодрящий шанс приложить свои застарелые навыки добывания польских джинсов и синеватых кур после многочасовых битв. Боже, боже мой, да ведь они счастливы! – поняла я. Женщина в рюшах долго и с беззлобным любопытством рассматривала меня в антракте, а потом довольно сказала своей грудастой и начесанной подруге: «Ты смотри-ка, вся богема здесь».

Вторая вещь будет посерьезней. Ведь не скажешь, что «Аиду» как-то адски рекламировали. И вот когда публика начинает так массово интересоваться сугубо маргинальными искусствами, это может означать следующее: либо все очень хорошо, либо – все очень плохо. И интересоваться больше нечем и особо не хочется (главные всплески балетных и оперных маний в нашей стране случились, как известно, в 1930-е и 1970-е). Месяц назад концерт классической балерины Ульяны Лопаткиной принес в кассу Мариинского театра $80000. «Аида» же в итоге получила сразу три «Золотые маски».