«Носовые платочки» Гийома Кане Тлен и ребята
Еще один французский хит для внутреннего пользования: трагикомедия о компании взрослых друзей, проводящих вместе отпуск на юге.
Третья режиссерская работа Гийома Кане — разговорная «комеди драматик» с ускользающим сюжетом на два с половиной часа — стала самым, кажется, обсуждаемым и точно самым кассовым французским фильмом прошлого года: «Носовые платочки» собрали во Франции не многим меньше «Гарри Поттера». Бывает и такое народное кино, бывают и такие народы.
Фильм начинается с четырехминутной сцены, лихо снятой одним планом (впрочем, как минимум одна склейка явно спряталась в проходящей спине): Жан Дюжарден вываливается из уборной ночного клуба — как позднее подтвердится, на химических допингах, — ходит, со всеми целуется, скачет под Игги Попа, потом садится у входа на мотоцикл, небрежно завязывает шарф (трудно не заметить), немного проезжает по ночному Парижу, и тут его на дикой скорости сбивает грузовик. Режиссер, конечно, своровал этот прием у классиков, но сделано довольно круто и умно — сразу ясно, как человек живет, и как его все любят, и как он немного от всего этого устал, и как все равно движется без монтажа.
И в следующей сцене, действительно, возле больничной палаты, где он лежит, уже похожий на чудище Франкенштейна, собирается несколько всерьез расстроенных людей — его друзья. Которые намеревались поехать вместе с ним — как ездят каждый год — на каникулы к морю. И подумав, решают все-таки поехать, пусть без него, и провести там остаток фильма.
Дом у моря принадлежит самому старшему и самому финансово состоятельному из компании — ресторатору Максу (его играет Франсуа Клюзе, похожий на Дастина Хоффмана актер, главный герой предыдущего, не вполне справедливо обруганного коллегой Волобуевым фильма Кане). Всем остальным, как и Дюжардену, —
У всех при этом — какие-то переживания романтического характера. От одного ушла подруга, и он часами расшифровывает ее редкие эсэмэски (формата «как дела?»), сводя с ума окружающих. Другой формально при подруге, но волочится за каждой юбкой. Имеется красавица свободных нравов, с умными глазами и запасом гашиша (бенефис Марион Котийяр, которая неожиданно уделывает всех брюнеток мира), — в нее все, очевидно, в какой-то момент были влюблены, в разной степени успешно. И наконец, есть Бенуа Мажимель, который выступает в не вполне традиционной роли и с которым как раз связан упомянутый микросюжет: в самом начале он, страшно стесняясь, сообщает Максу, что вдруг спустя все эти годы понял, как ему нравятся его, Макса, руки, и прикосновения, и вообще. У обоих меж тем жены и дети.
Высоколобая (т.е. почти вся — за исключением журналов про моду) французская критика фильм, разумеется, разругала. За то, что это уцененный Клод Соте или там Лоренс Касдан. За осторожность, сентиментальность и потакание массовому вкусу. Даже за мизогинию.
И во всем этом есть изрядная доля истины. И фильмов такого рода — компания друзей, с обязательной общей бедой, маячащей на заднем плане, два часа сидит за столом — было полно и порой получше. И конечно, Кане популист — отдельные повороты и даже целые персонажи придуманы совершенно бесстыдно. И ужасно раздражает его манера врубать чуть что какой-нибудь пронзительный англоязычный шлягер (хотя есть одно очень удачное использование Дэвида Боуи). И даже насчет мизогинии есть резоны: женские персонажи по большей части функциональны и прописаны, за исключением Котийяр, с заметной небрежностью.
Да и вообще, ну что за радость зрителю служить жилеткой — носовым платочком — орде возмутительно парижских стареющих кидалтов с их немудреными лирическими переживаниями.
И тем не менее, тем не менее — в успехе «Платочков» есть и элемент высшей справедливости. И не только потому что Кане, как всякий мастеровитый (и эрудированный) режиссер с нетвердыми этическими принципами, умеет манипулировать и в хорошем смысле тоже. Главное, в этом фильме есть что-то невероятно, непобедимо симпатичное. В этих физиономиях, в диалогах, в динамике отношений — и, конечно, в подаче. Именно симпатичное — и это не критерий искусства, и в этом стыдно, наверное, признаваться — но чтобы не признаться, нужно быть куском мореного дуба или сотрудником «Кайе». На умении быть симпатичным делаются порой — особенно в Америке — невероятные карьеры (взять того же Апатоу), и это качество может заменить отсутствие почти всех остальных. Но у Кане есть и другие достоинства, а очевидно отсутствует разве что хороший редактор. И если таковой ему встретится, ей-богу, носовые платочки нам всем еще пригодятся.