перейти на мобильную версию сайта
да
нет

Ева Грин «Это же, если вдуматься, идиотизм»

Вышел фильм «Чрево», где Ева Грин клонирует и потом долго растит своего погибшего возлюбленного. «Афиша» воспользовалась поводом поговорить с любимой актрисой про любовь, клонирование и то, почему она не снялась у фон Триера в «Антихристе».

Архив

— Как вы вообще в этот проект попали? Вы же известная актриса, а тут — малобюджетный англоязычный дебют какого-то венгерского режиссера.
— Когда мне прислали сценарий, я, если честно, даже читать не стала. Это же, если вдуматься, идиотизм — клонирование, инцестуальный мотив этот. Но потом все-таки прочитала и совершенно неожиданно в него влюбилась — ну, мы же часто влюбляемся в какие-то совсем странные вещи. Потом я попросила Флиегауфа прислать мне диски с его предыдущими фильмами, и они мне страшно понравились. Не то чтобы они поражают своей глубиной, но это хорошее экспериментальное кино, которое ни на что не претендует — Флиегауфа визуальная часть интересует больше, чем смысловая, ему интереснее искать красивые локации, чем работать с актерами. В итоге мне пришлось работать над ролью самостоятельно. Мне понравился мир, это странное альтернативное будущее. И потом я давно хотела попробовать сыграть какую-нибудь сентиментальную историю, по-моему, это забавно.

— Это же, кажется, какая-то совсем нетипичная для вас роль.
— Нет-нет, вот Веспер Линд — это нетипичная роль. На данный момент «Чрево» — это самая близкая мне история. Это же ужасно интересно — любая влюбленная женщина способна на какие-то в разной степени странные поступки. И эту безумную историю с клонированием можно же расценивать метафорически: женщина влюбляется по-настоящему один раз, и все, что происходит в дальшейшем, — только реплики. Более того, мне кажется, что из всего, что я играла, эта героиня — Ребекка — больше всего похожа на меня. Она же совсем ку-ку — родила сына, а сама строит ему глазки.

— Ну это странные несколько отношения, да.
— У всех к этому какие-то нелепые претензии — «это же табу», «серьезная тема не раскрыта, моральные вопросы», «что за кино про любовь, где герои толком и не поговорили».

— Ну, любовь же вообще вещь не про разговоры, а как раз больше про взгляды и жесты.
— В том и дело! А мне говорят: «Такая острая тема, а вы красиво ходите по побережью и только кидаете глубокомысленные взгляды». Мне кажется, так и должно быть, это сентиментальное кино про любовь, а не социальная драма про инцест. Оно не стремится быть скандальным — это история про то, как далеко может зайти любовь и есть ли у нее вообще какие-то границы. Мне очень нравится, что там все на сплошных недоговоренностях — это вроде сай-фай, а вроде и нет. Вроде есть инцестуальный мотив, а с другой стороны, начинаешь задумываться, инцест ли это на самом деле. Стоит ли это осуждать или надо расценивать такую возможность как подарок, как возможность вернуть потерянную любовь. Я не понимаю, где тут провокация, это просто история влюбленной женщины, так скажем, в сложных обстоятельствах.

— Мне кажется, это бы не воспринималось так критично, если бы их отношения так и остались на стадии глубокомысленных взглядов.
—  Я тоже долго думала, зачем же они все-таки занимались сексом. Тут, я думаю, дело во взаимном влечении, которое должно было как-то актуализироваться. Томми с детства понимает, что что-то не так, его мать кажется ему невозможно сексуальной, а он не понимает почему. И то, что он не может ответить на вопрос, почему же его так влечет к ней, вгоняет его в отчаяние. Потому что они оба понимают, что так нельзя, но ничего не могут с этим поделать, это вещи, которые невозможно контролировать. Тут вообще очень сложные эмоциональные реакции у героев, внутренний психологизм, как в хорошей театральной постановке.

— Я читала, что вы вообще собираетесь из кино уходить в театр.
— Есть такая мысль. Просто, понимаете, в Голливуде сейчас мало хороших сценариев и серьезных женских ролей — я не хочу быть Анджелиной Джоли, не хочу бегать по экрану в бикини, мне все это противно. Я очень долго выбираю сценарии. Мне не нравится повторяться, я хочу все время быть разной. И я искренне влюблена во все свои фильмы — и во «Франклина», где моя героиня страдает шизофренией, и в «Трещины», где у меня, в общем, тоже проблемы, и в новое «Последнее чувство», где я мучаю Юэна МакГрегора. А вот в апреле выходит «Камелот» — сериал по Томасу Мэлори, и, кажется, получилось ужасно круто.

— Вы Фату Моргану играете?
— Как вы догадались?

— Ну а кого еще. В вас есть какая-то инфернальная сущность.
— Спасибо большое. Жаль, что Ларсу фон Триеру так не кажется.

— А кстати, что там у вас с «Антихристом» произошло?
— Логичный вопрос, но черт... Даже не знаю, как ответить. Мне ужасно хотелось эту роль. Но у Ларса черное сердце, и это серьезная проблема. Он издевается над людьми, он кажется довольно милым, но на самом деле у него темная душа. И если он нашел другую француженку, которой на это плевать, ну, рада за него. Я фильм не смотрела и не буду.

— У вас, кстати, ужасно красивый французский акцент.
— А я, наоборот, мечтаю от него избавиться. Английский такой музыкальный, а французы, по-моему, разговаривают так, как будто у них в горле застрял багет. Шарлотты Генсбур это, кстати, тоже касается.

Ошибка в тексте
Отправить