Франсуа Озон «Я всю власть отдаю женщинам и матерям, а всех отцов убиваю»

— «Домохозяйка» — это же не просто новогодний водевиль?
— Формально это комедия, конечно, но я всегда стараюсь, чтобы фильм читался на нескольких уровнях. В кино столько жанров, не хочется застревать в каких-то рамках, даже внутри одного фильма. Смешение жанров это, вообще, хороший тест на режиссуру. А фильм — да, там есть сентиментальные моменты, есть комические, но есть и серьезные вещи про социальный контекст Франции 70-х. Я держал в уме все эти отличные голливудские комедии 30-х и 40-х годов — Билли Уайлдера, Любича, которые были смешные, но не держали зрителя за дурака.

— У вас же там еще и политический комментарий заложен про борьбу Саркози и Сеголен Руаяль. Вы это серьезно?
— Да, там много перекличек с сегодняшним днем. Я решил поместить действие в 70-е, чтобы сохранить некоторую дистанцию — если бы все происходило сегодня, получилась бы драма. Ну и это фильм о феминизме, конечно, о борьбе женщин за свои права. Мне кажется, в мире женщин все не так уж сильно поменялось — им все еще приходится бороться за равноправие, чтобы была одинаковая зарплата с мужчинами, наконец. Я не знаю, как с этим в России, но во Франции женщин по-прежнему дискриминируют.

— То есть вы продолжаете гнуть свою линию про смерть патриархата?
— Ой, я обожаю убивать отцов в кино. У меня просто одержимость на этой почве. Я всегда всю власть отдаю женщинам и матерям, а всех отцов убиваю, такая вот моя трагедия.

— Для наглядности муж-капиталист у вас даже говорит в какой-то момент знаменитое «Отвали, мудила» (слова Саркози, обращенные к французскому фермеру, отказавшемуся жать ему руку перед телекамерами. — Прим. ред.). Вы не боитесь, что это такие шутки совсем для внутреннего рынка?
— Да, но это не проблема, мне кажется. Вот вы следите за французской политикой и вы это считали — но, вообще-то, это не очень принципиально. «8 женщин» — тоже был, по сути, внутренний фильм про отношения между французскими актрисами, а его замечательно смотрели по всему миру. Мы когда «Домохозяйку» предлагали Каннам, они сказали: ой, он слишком французский. А потом его отобрали в Венецию, и там был большой успех, и его закупили не только для франкоязычных стран, он скоро в Японии выйдет, вот у вас в России, везде. Мой принцип — если хочешь быть понятым, говори о том, что знаешь. Я знаю французское общество и французскую политику. К тому же это вполне универсальная история. Контекст французский, да, но, поверьте, в любом уголке планеты найдется униженная женщина, готовая взять реванш.

— То есть вы фактически экранизировали ленинский тезис о том, что кухарка может управлять страной.
— Именно, точно, ха-ха. Знаете, во Франции мне даже звонили женщины-политики, благодарили. Потому что героиня Денев — пример для всех нас. Женщина на руководящем посту, правда, намного эффективнее мужчины.

— Она же, по сути, такая Родина-мать.
— Это забавно, да. Дело в том, что в 70-х женщины как раз начали приходить в политику во Франции. И приходя в политику, они использовали свой личный опыт, опыт материнства — если они могут управляться с семьей, то неужели не управятся со своим народом? Это все не без иронии, конечно. Героиня на самом деле очень наивна — она хочет сделать все, что в ее силах, но абсолютно по-матерински, для нее электорат все равно что дети.

— К разговору о детях — у вас в конце прогрессивная дочь сидит дома глубоко беременная и смотрит на триумф матери по телевизору.
— А, да. В 70-х во Франции как раз провели первый закон об абортах, для французского общества это был очень драматичный момент. И я хотел показать, что мать, как ни странно, более передовая женщина, чем ее дочь, — хотя та вначале и пытается выглядеть современной и считает свою мать старомодной, обзывает ее расписной вазой. Но в итоге оказывается, что дочь более консервативна — она фактически оказывается загнана в тупик, не в состоянии сделать аборт, уйти от мужа, это же очень важная по тем временам тема.

— Денев сама боролась за легализацию абортов примерно в то же время, что и в фильме, кажется?
— Да-да, я в курсе. Вы знаете, Катрин Денев же на самом деле полная противоположность героине: она рано вышла замуж, развелась, родила ребенка вне брака, боролась за права женщин. Депардье про нее отлично сказал: «Я бы хотел быть таким мужчиной».

— Насчет Депардье, кстати. У вас на плакате все герои с наклейками на лбах, и у Депардье наклейка «Коммунист». У нас ее аккуратно поменяли на «идеалист».
— А-а-а, идеалист, ха-ха. Ну, в общем, тоже верно. Коммунист — это же тот, кто мечтает об идеальном обществе. Ну и он очень трогательный, конечно. У нас во Франции на 70-е и начало 80-х как раз произошел закат коммунизма — сейчас настоящих коммунистов больше нет, а тогда они были очень влиятельны, их поддерживало 20 процентов населения, знаете, первый срок Миттерана и все такое. И с Депардье я хотел показать крушение этого мира. Человек всю свою жизнь положил на борьбу, и в итоге он забыт и одинок — ни жены, ни детей. Ну и я давно мечтал свести в одном фильме Денев и Депардье, вот «Последнее метро» Трюффо — это же тридцать лет назад было! Так что они нам всем практически как члены семьи вроде любимых бабушки с дедушкой.

— Сцена, где они танцуют вдвоем, она же абсолютно душераздирающая, у них там в глазах между морщинами совершенно настоящая несыгранная грусть. Вам не приходило в голову, что так все-таки нельзя с людьми?
— Да-да, эта сцена очень грустная, очень. И ностальгическая, конечно. И Катрин очень волновалась на этот счет, ее пугало, что она выйдет слишком мелодраматичной: все-таки мы комедию снимали. Но поскольку это и комедия, и история любви, и между этими мужчиной и женщиной такая огромная нежность, она согласилась ее сыграть и, по-моему, довольна тем, что вышло. И, насколько я слышал, у многих это самый любимый момент во всем фильме.

— У вас там танцуют, поют, Катрин Денев и еще вдобавок фигурирует фабрика зонтиков. Это же все оммаж Жаку Деми, да?
— А, ну это случайность, кстати, — это же экранизация пьесы, там тоже была фабрика зонтов, ну я ее сохранил, так что это не мое изобретение, к сожалению. Но получилось забавно. Японцы, например, решили прокатывать фильм под названием «Зонтики счастья» — так что у них совсем трибьют Деми получается.

— А у нас название перевели как «Отчаянная домохозяйка».
— Хм. А вам кажется, это удачно?

— Ну она не кажется особенно отчаянной...
— Нда... но вы же понимаете, трудности перевода. Ну, в общем, в начале она, наверное, отчаянная, но в конце-то уже счастливая.

— И не домохозяйка уже.
— Она освобожденная домохозяйка, да — женщина, которая нашла свое место в жизни и теперь будет бороться за свободу других. Кстати, о Деми. Сейчас же многие режиссеры его открывают заново, он был немножко забыт на самом деле. Кристоф Оноре, например, у него отличные фильмы, правда более реалистичная манера. А я люблю все такое стилизованное, чтобы немного over the top, — это мой способ сохранить дистанцию.

— А вот про песни и танцы. Катрин Денев недавно в интервью призналась, что пользуется iTunes, любит новый альбом Arcade Fire и Джанель Монэ. А у вас все-таки очень ретроградский вкус, да?
— Катрин все-таки очень современная женщина. Я не особенно много музыку слушаю, я люблю музыку в кино использовать. А вне съемочной площадки предпочитаю тишину.

— Но кино вы смотрите? Сейчас год закончился, все подводят итоги, может, назовете пару-тройку главных для вас фильмов?
— Этого года? Мне очень нравится корейский фильм «Мать», знаете его? «Социальная сеть», конечно. «Поэзия» еще, тоже корейский. Вообще много хорошего азиатского кино сейчас. Что еще... Может, подскажете? Впрочем, наверное, этой тройки хватит — они правда лучшие.